Г. Дельбрюк, сопоставив основные сражения, в которых принимали участие слоны, приходит практически к тому же выводу, что и П. Д. Арманди: "… ни в одном достоверном описании сражения мы не находим существенного, совершенного слонами; наоборот, сторона, имевшая в своем распоряжении больше слонов, терпела в большинстве случаев поражение. Сводя воедино весь опыт военной истории, мы приходим к заключению, что пригодность слонов и польза от них в сражениях не должны быть высоко расцениваемы. Они имели успехи в сражениях против народов, которые их никогда не видали, и против всадников, и стрелков; но успехи эти были сильно преувеличены побежденными, чтобы оправдать себя, как, например, в сражениях с Пирром. Войска, знакомые с ними и не боявшиеся их, умели и избегать их, и нападать на них, даже, подобно Александру при Гидаспе, они умели справляться с ними не посредством фокусов в виде огненных стрел и запугивания их, а благодаря правильному употреблению оружия"[256].

На наш взгляд, подобное суждение выглядит несколько односторонним. Поэтому мы предлагаем сосредоточить внимание не только на эффективности или неэффективности действий слонов на полях сражений, но и на таких немаловажных вопросах, как влияние этого рода войск на развитие военного дела в Античности и раннем Средневековье, а также на причинах, по которым произошел отказ от его использования.

Появление слонов в эллинистических армиях придало новый вектор развития всему греческому военному искусству. Большое значение, которое придавали слонам, привело к тому, что военная мысль эллинистического Востока отказалась от эволюции греко-македонских основ военной системы. Македонская фаланга, которая еще во времена Пирра была достаточно подвижной и мобильной, становилась все более и более инертной. Главной ее задачей было теперь удерживать позиции, ожидая возможной атаки противника, в то время как слоны, кавалерия и легковооруженные подразделения должны были попытаться нанести удар во фланг неприятельского построения. С другой стороны, некоторые государства, не обладавшие сильной и многочисленной национальной армией, наиболее значительным из которых был Карфаген, изначально сделали ставку на боевых слонов, и нельзя сказать, что их надежды не оправдались. Несмотря на ряд крупных неудач, которые постигли карфагенян в столкновении с римлянами, не будем забывать, что именно участие слонов спасло Карфаген от неминуемой капитуляции в 256 г. до н. э., когда римские войска уже высадились в Африке. Вторично эти животные спасли Карфаген, когда вспыхнуло восстание наемников и у республики, по сути, не было никакого другого рода войск, который она могла бы противопоставить десяткам тысяч врагов жаждавших ее уничтожения. В завоевании карфагенянами Испании слонам также принадлежит немаловажная роль.

Победа при Каннах — крупнейший успех, которого добился Ганнибал в борьбе с Римом, — была одержана без участия слонов, а самой большой неудачей этого полководца стала битва при Заме, где, согласно нашим источникам, у него их было больше, чем когда-либо прежде. И. Ш. Кораблев приходит к выводу, что использование карфагенским вождем в последнем сражении слонов является наглядным свидетельством того, что его тактический талант "увял"[257]. Однако не будем забывать, что Ганнибал — это гений, который мог поставить на службу себе любые обстоятельства, как это случилось при Каннах. С другой стороны, он был наиболее ярким представителем карфагенской школы военного искусства, выдвинувшей целую плеяду блестящих полководцев, выдающиеся качества которых не могли отрицать даже их противники. Логично предположить, что все тактические приемы, разработанные этой школой в III столетии до н. э., должны были учитывать и были сориентированы на участие в сражениях слонов. Именно слоны превратили Карфаген в самого опасного соперника Рима. Даже П. Д. Арманди, полагавший, что действия слонов на полях сражений были не только неэффективными, но и опасными для своей же стороны, вынужден признать, что "использование этих животных продлило сопротивление карфагенян и часто расстраивало планы их противников, поэтому римляне сразу же, как только почувствовали себя достаточно сильными, чтобы продиктовать условия мира, потребовали от карфагенян уничтожить всех слонов"[258]. Он же пишет о том, что "ничего не давалось римлянам с таким трудом, как привычка хладнокровно выдерживать вид слонов", а далее еще более определенно: "… по правде сказать, сенат и люди образованные не разделяли страхов толпы, однако все испытывали отвращение к военному средству, которое расстраивало их тактику, заставляло их изобретать новые виды оружия и новые приемы, ставило под сомнение их успехи, которые без него могли бы быть неизбежными, и, наконец, в любом случае служило дополнительным препятствием, которое нужно было преодолевать"[259]. Не следует отделять слонов от карфагенской армии. Они были ее неотъемлемой частью, и их исчезновение из ее состава означало, по сути, крах карфагенской военной системы в том виде, в котором она существовала на протяжении почти всего III в. до н. э.

Почему отказались от использования боевых слонов римляне? Мы рассмотрели все упоминавшиеся в наших источниках случаи, когда римляне использовали этих животных при проведении своих военных операций. Они оказали большую помощь римским армиям во время Македонских войн, во время Третьей Пунической, при покорении Испании, а также в борьбе с различными галльскими и, возможно, британскими племенами. Мы можем назвать только один случай, когда римляне потерпели неудачу по вине своих слонов — это сражение под Нуманцией. Можно также привести в пример сражение при Тапсе, показавшее крайнюю неэффективность этого вида войск даже в лобовом столкновении с противником. Не это ли событие заставило римлян с пренебрежением относиться к слонам как к боевому средству?

По мнению П. Д. Арманди, то, что римляне не использовали слонов против кимвров и Митридата VI, хотя они могли получить от этого большую пользу, является лучшим доказательством того, что они "никогда не испытывали большого доверия к этому роду войск"[260]. Однако так ли это? Намерения Цезаря в отношении использования слонов в парфянском походе позволяют усомниться в правоте П. Д. Арманди. Одним из доказательств, подтверждающих в глазах этого исследователя его главный вывод, является, пожалуй, тот факт, что римляне, став повелителями Африки, не пожелали подкрепить свои военные силы слонами и положили конец "эпохе боевых слонов".

Однако является ли данное обстоятельство свидетельством неэффективности действий слонов на полях сражений? Если римляне с пренебрежением относились к слонам, то почему в каждый мирный договор с противником, использовавшим этот род войск, они вводили статью, содержавшую запрет на него? Данный факт, кстати, отмечает и сам П. Д. Арманди. Римляне запрещали своим побежденным противникам содержать боевых слонов, подобно тому как они налагали запрет на содержание военных флотов. Такое внимание римлян к боевым слонам должно свидетельствовать не о пренебрежении, а о вполне обоснованном опасении.

Слон стал для них самым наглядным символом и зримым воплощением военной мощи их наиболее грозных противников. Официальная пропаганда утверждала, что римский солдат был непобедим, что нет такой силы, которая не отступила бы перед его мужеством и отвагой. Римский солдат мог в одиночку вступить в борьбу со слоном и непременно должен был выйти из этого поединка победителем. Наши литературные источники донесли до нас несколько подобных анекдотов, о которых уже упоминалось выше. Истребление слонов, захваченных у неприятеля, на цирковых аренах говорило опять же не о презрении римлян к этим животным, а скорее, наоборот, о том большом значении, которое в глазах народа имели эти четвероногие для их врагов. Принося в жертву своей мстительности слонов Пирра или карфагенян, римляне тем самым праздновали победу над самой военной организацией неприятеля.