Кроме теней, нашли несколько лабораторий. Мелкие, буквально барак человек на десять. Электричества нет. Получилось запитать генератор у одной. Никаких документов нет. Я слышал об этом ещё в Первом кратере. Верхние этажи вообще не хранят информацию. Всё в цифровом виде, в архиве на сервере – а тот находится в самом низу. Ближайший компьютерный терминал мы увидим, наверно, только на минус восьмом этаже.
Сейчас осели здесь, в лаборатории. Кравченко говорит, что водку стоит поберечь. Если он это говорит, значит, мы все переходим на сухой закон. Больше нервы лечить нечем.
А они шалят.
Кравченко чуть не застрелил Володю, вернувшегося с разведки вглубь тоннелей. Обошлось – пуля прошла по касательной, срикошетив от пластины костюма. Володя перестал делиться сигаретами с Кравченко.
Сова почти не говорит. Хуже, чем Ятаган – тот хотя бы двигается. Мы не понимаем, как это место может столь сильно влиять на подготовленный организм. Я имею в виду, что мы уже много раз спускались в подобный же кратер, только к западу отсюда. Откуда такая разница? Почему это место так на нас теперь действует? Мы все, каждый из «Альфы» – боец, каких поискать надо.
Сраная поломка в сраном Втором кратере.
Два дня. Мы здесь два дня. Почему я чувствую, что прошло гораздо больше? Плевать. Даже если здесь творится что-то уму непостижимое, я обязан сохранить отряд в живых. Их решение – моё решение. Сейчас допишу и попытаюсь растормошить младшего лейтенанта Совину.
10:00.
Мы потратили лишние часы, чтобы изучить весь шестой этаж. Пометили, в каких местах чаще всего появляются тени. Засели в той же лаборатории. Хотя бы свет появился. Пещера чёрная, серая и мёртвая. Такая же, какая была при свете фар наших костюмов.
Володя пытается найти в происходящем логику. Пытается… Строить теории. Поднимает учебники по астрофизике. Зачем-то. Хорошо, что у него всегда под рукой тонна энциклопедий в оффлайн-режиме. Вообще, раз уж мы тут застряли, опишу-ка я «Альфу», как есть. Если выберемся – и ладно. Если нет…
Пусть те, кто придёт за нами, узнают, какие были мои товарищи.
Ятаган. Старший лейтенант. Моя правая рука. Старый и похож на дуб. Невозмутимый, как сто слонов. Непробиваемый, как сто танков. Мало говорит, много делает. Без него я буквально как без рук. Ха-ха. О, боже, я уже начинаю вести диалог сам с собой. Выберемся отсюда – и первым делом к мозгоправу. Ладно.
Ятаган способен принимать рациональные решения там, где не способны все остальные. Холодный, острый и мудрый – соответствует позывному.
Сова. Совина Юлия Аркадьевна, младший лейтенант. Разведывательная мощь «Альфы», скаут, каких больше не делают. В прямом смысле – производство суперсолдат у нас прикрыли ещё в 2033. Её забраковали, выбросив на помойку, где её потом нашли вербовщики старой-доброй ФСБ. Мы приняли тогда ещё молодую девушку в команду. Она быстро сдружилась со всеми. Особенно с Кравченко. Этот весельчак к кому угодно ключик подберёт.
Адаптация, сбор информации и предельная точность вместе с исполнительностью. Это – Сова. Вне заданий – вечная улыбка и смех. Здесь – мертвецкая тишина, ожидание приказов и полная отдача в их исполнении. Без Совы и «Альфа» – не «Альфа».
Без каждого из нас. Мы – не мы.
Кравченко. Игорь Родионович, младший лейтенант. Вырос сиротой, в тридцать лет потерял жену и двух детей в автокатастрофе. Потому и пьёт, когда может. Тем не менее, я не встречал стрелка с умениями, хотя бы отдалённо похожими на его. Наверно, я мог бы обойти его в стрельбе на пистолетах, но на средних и дальних дистанциях Кравченко – абсолютный король тира и, соответственно, поля боя. Душа компании, достойный боец, сердце «Альфы».
Володя. Вообще его позывной – Воробей, полностью – Владимир «Воробей» Толоконников, лейтенант. Чем-то похож на Ятагана, только более общительный. Дымит всегда и везде. Как-то раз мы штурмовали собственно посольство, пытаясь вытащить заложников. Володя словил три пули – две в рёбра и одну в бедро. Истекая кровью, слушая крики Совы, звавшей медика, он выудил из нагрудного кармана пачку, за ней – зажигалку, и закурил, лёжа в кровавой луже. Не могу представить ситуацию, в которой он бы не нашёл время на перекур.
Как уже рассказал, Володя наш техник. И ботаник, и химик, и ещё кто и когда придётся.
Рябчиков. Рябчик. Старший сержант. Отличный послужной список, неплохой боевой опыт. Знаете, как говорят – «о мёртвых либо хорошо, либо никак». Старший сержант… Был хорошим солдатом и честным человеком. Рвался вперёд, везде, где мог. Это был его первый боевой вылет с полным составом «Альфы».
Жаль, что он стал последним.
Про себя, наверно, лучше умолчать. В конце концов, это четвёртый мой дневник. Константин Денисович Лихачёв. Командир спецотряда особого назначения «Альфа», позывной – «Рыцарь-один».
Мы собираемся пойти глубже. Постараюсь написать, когда будет возможность.
19.10.2049. 4:43. Запись №4325. Третий день во Втором кратере.
Пишу время по своим часам. Очередная поломка ударила нас в неожиданное место. В этот раз вышли из строя все хроноприборы – карманные часы, встроенные в скафандры, чёрт, даже смартфон Володи показывает странное время. Не то, которое прошло, и не то, которое сейчас. Я хорошо чувствую течение времени, поэтому доверюсь своим, цифровым.
Мы точно здесь только третий день?
Еды всё ещё хватает. Скафандры работают, фильтры пашут, хотя мы уже и не паримся, спокойно расхаживая по тоннелям без шлемов. Здесь на удивление прохладно, хотя мы уже должны были погрузиться на глубину более трёх километров.
Ещё одна странность. Исследуя этажи, мы иногда возвращались в те части тоннелей, где уже прошли. Это было хорошо заметно – пыли куда меньше, следы чёткие и легко различимые.
На седьмом этаже мы перестали наступать себе на хвост.
Здесь не было лабораторий – только груда непонятных строительных конструкций. Металл, пластик, всё под эмблемой ФСБ. Теней всё больше. Избегать их всё сложнее.
После получения полной карты седьмого этажа я приказал вернуться к месту подъёма на шестой. Мы прибыли на место через два часа. Наших следов там не было. Володя аккуратно облазил весь пол – их не припорошило пылью. Они стёрлись, словно их там никогда и не было.
Ни окурков, ни пустых банок из-под консерв после перекуса.
Не хочу накаркать, но мне кажется, что дальше будет только хуже.
8:12.
Сова ушла в тоннели полчаса назад. Её рация не отвечает, а ИКБС не посылает радиосигнал. Ятаган попросил меня выдвинуться за ней.
Я отказал.
8:29.
Володя, заменивший Сову в роли передового разведчика, вернулся к нам бледный, как смерть. Сказал, что видел ИКБС Совы. Или самого младшего лейтенанта? Говорит, она проскользнула на перекрёстке одного из тоннелей, мимо которых он шёл.
11:48.
Мы на восьмом этаже. Кравченко разбил все бутылки с алкоголем, что у нас имелись. Остался только технический спирт. Володя перестал курить. Мы дежурим с Ятаганом по очереди, пока оставшиеся двое отдыхают. Слишком много стресса за три дня. Смерть Рябчика, пропажа Совы.
Я начинаю думать, что спускаться глубже было плохой идеей.
15:20.
Каждому из отряда стало хреново. Не то слово – их состояние просто ужасно. Володя больше не снимает шлем, выключив подсветку изнутри. Последнее, что я видел – это его осунувшееся лицо. Выпирающие скулы, тонка кожа, как будто кое-как натянутая на череп. Он сильно потерял в весе после того инцидента с Совой.
Кравченко всё чаще встаёт на грань панической атаки. На привалах и перед сном он больше не смеётся.
Мы говорим только о задании. О том, что нас ждёт дальше. Никто не заикается о том, что нам следовало повернуть назад. Но я знаю, о чём они думают. Что ж. Это моя вина, как командира. Надо было слушать Ятагана.
