Да и похер. Поскорей бы отсюда свалить.

9:18.

Люди мне не верят, когда я говорю, что интуиция – вещь вполне осязаемая и даже документально подтверждённая. Мной, лично. Каждый раз, когда что-то шло не по плану, у меня кололо в области, пардон, седалища. Это то самое, когда шутят про «жопой чую»?

С самого подъёма у меня до отвратительного сводило желудок. Остальные, при этом, в порядке. У Кравченко лёгкое похмелье. Сова пускает во вене боевую синтетику, лишь бы поскорей спуститься до упора. Володя неизменим – курит, как паровоз. Вот и нашли замену бутылкам.

Вернёмся потом, по окуркам, назад.

Запал Рябчика достоин похвалы. До этого ничей энтузиазм столь долго не продержался. Может, новичок будет первым, кто довезёт свои вопросы и восторг вплоть до минус десятого этажа.

Ятаган, как и я, нервничает, но виду не показывает. Хорошо, что мы толком лица друг-друга не видим – только через наружные камеры ИКБС.

Мелким шрифтом рядом приписка: ««Индивидуальный Кинетический Боевой Скафандр». Когда я уже запомню?»

Выдвигаемся через полчаса. Сова уверена, что найдёт путь. Где учёные? Инженеры? Где связь?

12:40.

Спускаемся на пятый этаж. Повсюду брошенное оборудование, покрытое тонной пыли. Что эти умники тут вообще делали? Прожекторы настолько запылились, что при подаче напряжения даже толком не осветили пещеру. Нашли несколько обесточенных генераторов. Топливо в них давно иссохло, пришлось заливать своё, благо запас сделан был.

Краны, экскаваторы, бурильные установки. Пыль, пыль, пыль. Следов людей нет. Этой ночью выставлю по два человека в дозор. Не нравится мне покинутость сверхсекретного проекта. Хотя её всё ещё можно оправдать…

Было бы желание.

Запись прерывается. Вместо неё младший лейтенант достаёт из практически рассыпавшегося в пыль потайного отделения дневника интерком: маленький чёрный ящик, способный хранить до нескольких суток беспрерывной аудиодорожки. Вставив тот в приёмник под шлемом, аналитик отряда «Гамма» включает первую сделанную Лихачёвым запись через динамики своего скафандра.

Сперва звучит тонкий механический голос, и уже за ним прорываются голоса, судя по всему, членов отряда «Альфа».

– Личный интереком. Позывной. Рыцарь. Один. Спецотряд «Альфа». Запись. Номер. Один. Сделана. Десять. Суток. Пять. Часов. Двенадцать. Минут. Назад. Воспроизведение…

Скрип помех.

Громкие, буквально разрывающие уши, крики, смешивающиеся с отзвуками выстрелов. Стреляют очередями, и близко – так, что становится очевидно, что огонь ведёт «Альфа».

– Сержант, вколи Сове адреналин!

И снова стрельба, в этот раз – чуть поодаль. Кроме неё и матерных выкриков, ничего и никого не слышно. Следом – снова мат, но уже потише и совсем рядом.

– Капитан! КАПИТАН!

– Да не ори ты, Володя! Отставить стрельбу! ОТСТАВИТЬ, Я СКАЗАЛ!

Наступает тишина. Слышно дыхание – учащённое, мужское, и совсем уж быстрое, женское. Щёлкает, трещит кругом. Вероятно, «Альфа» перезаряжается. Едва слышны гильзы, падающие на дно пещеры вместе с последними выстрелами. Вместе с двумя другими слышен третий вздох – мужской, озлобленный. Судя по близости звука на записи, это, вероятно, сам Лихачёв.

– Это…

– Заткнуться. Всем.

Голос Лихачёва неожиданно груб, но «Альфа» повинуется ему, словно преданный пёс. Слышны шаги, после чего женское дыхание становится ближе.

– Ятаган, обработай Сову. У неё и так отходняк после синтетики – рискует отъехать в коматоз, если не хуже. Рябчик, Володя – проверить припасы. Хоть одного патрона не досчитаемся, я вас в стенах похороню! Кравченко – минируй тыл. Как вчера, полкилометра. Хотя знаешь, возьми поменьше. Метров триста. Я пойду вперёд, проверю, ушло ли «это»… Выполнять!

Множество голосов, синхронно ответивших «Так точно!» на приказ командира. Несколько долгих минут слышны только шаги тяжёлого скафандра по каменной поверхности. Размеренное дыхание Лихачёва сливается с ними в одну мелодию, и вскоре полностью пропадает. Наконец, за несколько секунд до конца записи, Лихачёв говорит:

– Что это… Млять… Было?..

14:11.

У Совы жар. Ятаган наплевал на протоколы, вколов ей антибиотики. Экспериментальные, из разряда тех, что сперва десять лет делают, потом десять лет тестируют и так в итоге и не выпускают даже в ограниченной серии. Ей всё равно хреново.

Сняли скафандр. Всё в крови. Рана глубокая, края ровные.

Скафандр не повреждён.

Мы не двигались после перестрелки. Записал ту на интерком… Если кто-то найдёт дневник, то чёрный ящик лежит в потайном отделении, ближе ко второй половине дневника. На том же интеркоме оставлю все остальные записи, если будут.

То, с чем мы столкнулись в тоннелях Второго кратера, походит на человека. Я всякое видел в этой жизни.

Но живая тень – это что-то новенькое. Нам повезло, что она была одна: пули её не брали. Рябчик орал нечто про «целиться в голову»… Поздно, новичок. Поздно.

14:29.

С детства считал, что призраки и это вот всё – полная хрень. Жалко, фото не могу приложить с монитора ИКСРЫ. Мы нашли тело. Бейджик, пусть и под пятью слоями пыли, всё ещё в порядке. Пластик! «Масленников Вячеслав Антонович, биохимик-эксперт».

То, что мы сперва приняли за тень, оказалось настоящей плотью. Правда, сточившейся до ужасного состояния. Как «это» вообще двигалось? Другое: тело полностью чёрное, от и до. Рассыпалось в пыль от одного касания, оставив только бейджик. Начинаю жалеть, что не полез и не разузнал побольше о проекте во Втором кратере.

Сперва мы думали прогуляться до десятого этажа шутки ради. Теперь это ощущается тяжёлой необходимостью. Рябчик попался под горячую руку Ятагану; тот вышиб ему пару зубов. Крепко приложил лейтенант его. Плевать. Держимся вместе.

Спать собираемся в полкруг, чтобы дальние фары скафандров освещали как переднюю, так и заднюю часть тоннеля. Володя попросил включить интерком, говорит, хочется почувствовать, что всё это – не зря. О чём он, я так и не понял, но запись всё-таки подрубил. Володька редко что-то просит для себя, чаще для всех да для души.

– Личный интереком. Позывной. Рыцарь. Один. Спецотряд «Альфа». Запись. Номер. Два. Сделана. Ошибка. Ошибка. Ошибка. …нут… Назад. Воспроизведение…

Скрип помех.

Короткий, разошедшийся эхом удар стекла о стекло. Судя по звукам, «Альфа» сняла шлемы, чтобы перевести дух. Конечно, пить в таких обстояетельствах – потенциальный смертный приговор, но «Альфа» – лучшие из лучших. Они и непонятную тварь пережили, и планируют спускаться дальше. В тот момент они, были, очевидно, на нервах.

Вялый женский голос звучит в наступившей тишине.

– Знаете, это напоминает мне детский лагерь…

Её окликает Лихачёв, кажется, только что присевший на каменный пол.

– Сова?

– Капитан. Может, помните? Вожатые собирали нас в круг в одной большой комнате, зажигали свечку… У кого свечка – тот и высказывается. Как день прошёл, что понравилось, что нет. Вот… Напомнило. Как мы тут все уселись.

Чей-то весёлый голос подхватывает ностальгию женщины, щёлкая ногтем по стеклу, счастливо булькнувшему в ответ.

– Так и свечка у нас есть! Верну говорю, товарищ капитан?

– Делаем по глотку. И после речи! Потом отбой. Рябчик со мной – в дозор.

Чей-то возмущённый вздох подавляет коллективный смех. Всё тот же весёлый голос продолжает.

– Извини, новичок. Командиру-то мы доверяем, а вот тебе доверие ещё предстоит заслужить… Ну, Сова. Начнёшь?

Чей-то тихий вздох, раздавшийся совсем рядом с микрофоном. Лихачёв с кем-то чокается, опустошая стакан. Бутылка, оповещая о себе бульканьем и царапаньем чьих-то ногтей по стеклу, перешла к женскому голосу.