Рылов поднялся, давая понять, что разговор окончен.

— Да, постой! — вернул вдруг Чернова от двери Татаринов. Он быстро вышел из-за стола, приблизился к Федору и крепко взял его за плечи. — Совсем забыл поздравить тебя. Сегодня я получил документ: тебе присваивается первое офицерское звание. — Татаринов внимательно посмотрел Федору в глаза, притянул его к себе и обнял, а потом отстранил и слегка подтолкнул к двери. — Ну, успехов тебе.

Когда Федор был уже в коридоре, прокурор крикнул ему вдогонку:

— Прежде чем составлять план, съезди на место!

В тот вечер Чернов направлялся домой в приподнятом настроении, однако не думать о делах все равно не мог. Мысли его возвращались к только что прочитанному заявлению, полному душевной боли, и он дал себе твердое слово раскрыть тайну исчезновения Петренко.

— Да ты подумай, что говоришь! — Прокурор был явно недоволен. — Чтобы друг, земляк, с которым бок о бок провели несколько лет в нелегком труде, мог поднять руку на своего товарища и лишить его жизни? Нет, нет и еще раз нет! — Рылов с силой хлопнул по столу ладонью. — Ну какие у тебя основания делать такие поспешные выводы?

— Это не поспешные выводы.

— А я говорю, что поспешные, и давай кончим об этом. Для обыска нет оснований, и постановление я тебе утверждать не буду.

— Степан Филиппович, выслушайте меня.

— Не буду слушать, и не проси. От кого, от кого, а от тебя я этого не ожидал. — Рылов с раздражением ткнул в пепельницу папироску и отвернулся от Федора, давая понять, что больше на эту тему разговаривать не желает, затем, немного остыв, встал, походил по кабинету и почти спокойно закончил: — Иди подумай, а потом поговорим...

— Я уже все обдумал и продолжаю настаивать на своем.

Рылов вдруг побагровел, но сдержал раздражение:

— Еще раз все взвесь, а я освобожусь — побеседуем.

Часа через полтора он заглянул в кабинет Чернова, уселся верхом на стул напротив стола, за которым тот сидел, положил руки на спинку и склонил на них голову.

— Ну, что там у тебя? Докладывай подробно. А за горячку прости. Сколько подлостей видел-перевидел, а такое в голове не укладывается, вот и дал волю чувствам.

Федор, волнуясь, торопливо начал рассказывать.

— Да ты не торопись, не горячись, как я, — остановил его Рылов. — Горячность не дружит с логикой. Разберем все по порядку. Прежде всего почему ты считаешь, что Петренко нет в живых? Может, он где-то спокойно поселился, трудится и не ведает о твоих заботах.

— Если бы Петренко был жив, то за это время хоть раз обязательно приехал бы к Добрушиным. А если бы не смог приехать, то наверняка написал бы им. Ведь даже в самые тяжелые дни он писал письма своим старикам, от которых впервые узнал, что такое родительская ласка.

— Ну а если этот молодой человек, почти не знавший, как ты говоришь, ласки в жизни, женился и поэтому забыл о стариках?

— Нет. Дело в том, что я нашел девушку, которую Петренко полюбил и которая отвечала ему взаимностью. Это Мария Добровольская, учительница начальной школы в Копытове. Когда Николай второй раз приехал в село, они договорились пожениться. Петренко сказал Марии, что вызовет ее позже письмом в Манзурку, чтобы там сыграть свадьбу. Однако с момента его отъезда не только Добрушины не имеют о нем никаких сведений, но и Добровольская тоже.

— Да-а, — в раздумье протянул прокурор. — В совокупности эти факты действительно дают веские основания предполагать, что Петренко нет в живых. — Он снова задумался, а затем спросил: — Ну, допустим, что Николай погиб и смерть его насильственная. Но при чем же здесь Алексей Копытов?

— Не нравятся мне чем-то Копытовы, отец и сын, — угрюмо произнес Федор.

— Ну, если подозревать людей в совершении преступлений на основании только своего субъективного восприятия, то мы можем залезть бог знает в какие дебри. «Не нравятся» — это твое личное мнение. А как о Копытовых отзываются односельчане?

— Дело в том, что почти все жители этого небольшого села носят фамилию Копытовы, все они близкие или дальние родственники. Большинство из них встречались с Петренко, говорят о нем только хорошее, но когда просишь охарактеризовать отца и сына Копытовых, то замыкаются и просто-напросто уходят от прямых ответов. У меня создалось впечатление, что все жители села связаны между собой какой-то тайной.

— Ну, это уже работает твое богатое воображение, — иронически заметил прокурор. — А что о Копытовых говорит невеста Петренко, Добровольская?

— Она приехала в деревню два года назад и объективно охарактеризовать отца и сына не может, но говорит, что они какие-то мрачные, нелюдимые и даже злобные.

— Чем это подтверждается?

— Когда Николай с Алексеем приехали в село, у Копытовых была вечеринка с выпивкой и закуской. Марию тоже пригласили. Здесь она и познакомилась с Николаем. Так вот, во время вечеринки Добровольская откровенно залюбовалась Петренко: статный красавец с веселыми голубыми глазами, интересный рассказчик, он невольно притягивал к себе внимание присутствующих, в том числе и Марии. С интересом наблюдая за ним, Добровольская случайно заметила, что Копытов-старший временами останавливал на Петренко какой-то тяжелый, мрачный взгляд. Когда она неожиданно встретилась с ним глазами, то увидела в его взгляде что-то такое, от чего ей стало жутко. Позднее, когда она познакомилась с Николаем ближе, каждый раз при воспоминаниях об этой вечеринке ее охватывал какой-то безотчетный страх за Николая. Она говорит, что и сейчас, когда вспоминает этот взгляд старика Копытова, у нее по телу пробегают мурашки.

— Здесь тоже больше чувств, чем фактов, — сказал Рылов.

— Чувства позволяют человеку познавать окружающую действительность.

Оставив без внимания это замечание, прокурор задал Чернову прямой вопрос:

— Какие у тебя имеются фактические основания подозревать Копытовых в том, что они причастны к исчезновению Петренко, и требовать санкцию на производство у них обыска?

Чернов немного подумал и затем изложил свои доводы:

— У Копытовых Петренко провел последнюю ночь, они его и провожали до Якутского тракта, а после этого Петренко никто не видел.

— Нашел ли ты очевидцев, которые могут подтвердить, что Копытовы провожали Петренко?

— Да. Многие жители села видели, что однажды ранним утром — точную дату никто назвать не может — со двора Копытовых выехала телега, на которой лежало несколько чемоданов и вещевой мешок Петренко. На телеге сидел старик Копытов, а Николай с Алексеем не спеша шли за телегой пешком.

— Видел ли кто из жителей, как Копытовы возвращались обратно?

— Нет.

— Почему Добровольская не провожала Петренко?

— Дело в том, что Копытов-младший постоянно грубовато подшучивал над отношениями, установившимися между Николаем и Марией. Поэтому накануне вечером, прощаясь с Марией, Николай попросил, чтобы она его не провожала.

— Значит, Копытовы проводили Петренко до Якутского тракта, где посадили в попутную автомашину, следующую в сторону К.?

— Да, так они утверждают.

— Ты не спрашивал у них, почему Петренко поехал в К., а не в Манзурку?

— Они говорят, что Петренко якобы сначала хотел пожить в К. у какого-то знакомого, а затем уже ехать в Манзурку.

— Тогда нужно искать этого знакомого.

— Все обстоятельства свидетельствуют о том, что такого знакомого, у которого можно было бы остановиться, Петренко в К. не имел. А накануне отъезда он говорил Добровольской, что едет в Манзурку.

— Ну а если все же был знакомый? — задумчиво спросил Рылов.

— Не было у него такого знакомого! — горячо запротестовал Чернов, выделив два последних слова.

— Не было, не было... Смотри, какой ясновидец нашелся, — иронически заметил прокурор. — Свидетелей, в том числе Копытовых, допрашивал?

— Допрашивал.

— Тогда давай-ка почитаем твои материалы.

Рылов углубился в чтение, и в кабинете наступила долгая, тягучая тишина. Чернов с нетерпением поглядывал на прокурора, но тот не отрывался от бумаг. Сосредоточенно листая страницу за страницей, он морщил лоб и беззвучно шевелил губами. Вдруг лицо Рылова засветилось, морщины на нем расправились, он начал быстро переворачивать страницы в обратную сторону. Найдя нужную строчку, он подчеркнул ее ногтем и торжествующе взглянул на Чернова.