— Кроме Юхнова, следует привлечь к уголовной ответственности и тех, кто дал ложные показания, и тех, кто не принял своевременных мер к оказанию пострадавшему помощи, — заключил прокурор.

Это был известный в нашем сельскохозяйственном районе человек. Не одна сотня механизаторов вышла из стен училища, возглавляемого Боковым. И не случайно происшествие интересовало в районе многих. Одних оно потрясло до глубины души, заставило искренне сочувствовать несчастью, по-человечески сопереживать беде. Другие — их, конечно, было меньшинство — проявляли злорадство, потихонечку шептались по углам, с удовольствием потирали руки. Одно могу сказать: равнодушных не было. И мне, молодому следователю, приходилось нелегко. Задача состояла не только в установлении объективной истины, но и в отклонении попыток отдельных руководителей районного звена повлиять на исход дела. В последнем меня активно поддерживал Петр Ефимович Тельцов. Прокурор Тельцов любил повторять одну из правовых истин древних римлян: «Dure lex, sed lex»[10]. Подобное правило должно неукоснительно действовать и в нашем судопроизводстве. Его сущность можно выразить тоже очень кратко: перед законом все равны! Это — кредо работы каждого следователя. От главной линии он не должен уклоняться ни на шаг...

Мысли о деле Бокова не давали мне покоя, не позволяли расслабиться ни на секунду, находился ли я дома, на улице или в служебном кабинете. Мне предстояло решить судьбу человека. Решить ее по закону. «Где же истина?» — преследовала неотвязная мысль. А задуматься было над чем...

В то раннее осеннее утро, когда лучи солнца еще не появились из-за темнеющих вдали ломаных очертаний гор, Боков в прекрасном расположении духа выехал на служебном газике в сторону райцентра. Грудь распирало от радости. Природа, судя по всему, обещала подарить замечательный солнечный денек бабьего лета. Но были и более весомые причины для радостного состояния души потомственного землероба: на отведенных училищу землях выращен рекордный за последние годы урожай, корма заготовлены с избытком — чуть не полуторагодовой запас, так что любая, даже самая суровая зима хозяйству не страшна. Новый учебный год, по всему видно, должен начаться успешно. Чуть не половина ребят пришли из армии, а это будет здоровый костяк всего курса. В будущем надежные работники. Бывали и неприятности. А какого руководителя они минуют? Взять, к примеру, поведение того же агронома Бершадского. Засыпал все областные и даже республиканские инстанции необоснованными тенденциозными жалобами. Сколько комиссий приезжало, сколько времени отняли! А нервов? Но даже и это неприятное воспоминание не могло испортить общего радостного настроя. Хотелось жить беспокойно, трудиться на пределе сил. От избытка нахлынувших чувств Боков затянул песню. Так с песней он и проехал по жилому поселку училища.

Газик вырвался на пыльный проселок, мотор тоже пел свою устойчивую песню, колеса уверенно поглощали расстояние. С десяток километров промелькнуло незаметно, когда Боков увидел впереди двух пешеходов. Кто бы это мог быть? Из училища никто в город не собирался. Вскоре он узнал агронома Бершадского и его жену Ксению Петровну. Боков затормозил.

— Далеко путь держите?

— В город, — с доброй улыбкой ответила Бершадская.

Ее муж промолчал и недовольно отвернулся. Александр Артемьевич вышел из машины, обошел ее спереди и открыл заднюю дверку.

— Садитесь, я тоже в город. Хотя и выходной, но председатель райисполкома вызвал, — пояснил он, усаживаясь на свое место.

Супруги расположились на заднем сиденье. Разговор не клеился, несмотря на все старания и ухищрения директора. Стало уже и не до песни. Неприязнь между ним и Бершадским возникла давно, еще со студенческих лет. Учились они в сельскохозяйственном институте на разных факультетах: Боков — на механическом, Бершадский — на агрономическом. До поры до времени не встречались и не подозревали о существовании друг друга, но на практику попали в один совхоз. Жили в одной комнатенке захудалого общежития, можно сказать, ели одну кашу. В редких перерывах между тяжелыми работами беседовали о смысле человеческого бытия, о своей роли на земле. Мысли у обоих были звездными. Но практика в период уборочной страды не подарок. Что и говорить, трудной она показалась и тому, и другому. И первое жизненное испытание стало неподъемным для Бершадского. Не выдержал, сбежал. «Гастролер! — презрительно резюмировал немолодой задерганный директор хозяйства. — Пробу землей не выдержал. Мать его так... А мы-то на него надеялись!»

«Проба землей» — эти слова запали в память Бокова на всю жизнь. По окончании практики он не подал Бершадскому руки. А тот? Тот запасся необходимыми справками и после учебы тепло пристроился в областном управлении сельского хозяйства. Впоследствии они встречались довольно часто. Лет пять Боков набивал шишки, будучи механиком межколхозных мастерских, а Бершадский уже появлялся в президиумах. Затем Бокова выдвинули председателем неказистого колхоза. Еще восемь лет жизни пролетело незаметно. Колхоз стал передовым в районе. И вдруг неожиданное предложение. После него и назначили Александра Артемьевича директором училища механизации сельского хозяйства — таково было канцелярски-официальное название. Но каково бы оно ни было, к заботам хозяйственника прибавились заботы воспитателя, заботы учителя. Слышал он в эти времена краем уха, что бывший однокашник уверенно шел в гору. Поэтому никогда и не предполагал даже, что придется работать вместе. Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Пришлось!

— Есть такое мнение, — сказал однажды начальник областного управления, — направить к вам главным агрономом Бершадского Юлиана Степановича. Думаю, возражать будете?

— Возражать не буду, — спокойно заметил Боков, про себя прикидывая, почему наконец Бершадский не пришелся в области ко двору. Сейчас Боков уже не был столь нетерпимым юнцом, который в свое время не подал провинившемуся однокашнику руку.

— Вот как? — удивился собеседник. — А в воздухе витало, что было между вами конфликтное состояние в молодости, сам Бершадский мне высказывал сомнения.

— Может, у Бершадского остались сомнения, а я не возражаю, — ответил директор училища. — Для меня главное — отношение к делу, преданность идее. Если Бершадский изменился за прошедшие годы, то сработаемся. Без всяких сомнений, — твердо заверил Боков.

Но не сработались они по одной простой причине: не справлялся Юлиан Степанович со своими новыми обязанностями. И вскоре по настоянию Бокова стал он рядовым агрономом. Эту школу ему следовало бы пройти еще после окончания института. Так прямо заявил об этом директор, вызвав бурное негодование своего бывшего однокашника.

Случилось это год назад. И вот уже год мучают Бокова различные комиссии. Может, и сейчас едет Бершадский в райцентр, чтобы отправить очередную жалобу. Так примерно думал Боков, но проехать мимо не мог и посадил супругов в машину. Как оказалось впоследствии — на свою беду, на лихое несчастье.

Газик уверенно, на хорошей скорости, вкатился в неширокие улички городка. Холодное, но яркое предзимнее солнце светило из-за спины Бокова, ослепляя встречных водителей и пешеходов. Все шло прекрасно. Неожиданно с левой стороны улицы через дорогу бросились два подростка: увернувшись от встречной машины, они сломя голову неслись прямо на газик Бокова. Это произошло столь стремительно и непредвиденно, что Александр Артемьевич успел лишь резким движением крутануть баранку влево и бросить машину в сторону от подростков.

Последнее, что он увидел перед собой, был ограненный бетонный столб на левой обочине дороги. Казалось, удара Боков не слышал, боли не почувствовал, мгновенно наступила непроницаемая мгла. Очнулся он в машине и удивился, что она все еще продолжает движение, попытался сесть, но чьи-то заботливые руки уложили его обратно. Это был уже другой автомобиль — «скорая помощь» везла Бокова и Бершадскую в травматологическое отделение районной больницы. Юлиан Степанович отделался незначительными царапинами.