— Такой же, только на колесиках! — и снова отключилась.

В аэропорту нас встречал лично Толян с супругой и его бессменный референт Юрасик. Обрадованно потискав друг друга, мы загрузились в машины и вылетели на дорогу. Мигелито удивленно рассматривал снег, кое-где еще лежавший в тени деревьев у дороги и то и дело дергал меня за рукав:

— Но ведь уже конец апреля!

— И что?

— Откуда здесь снег?

— Медведи принесли!

— Какие медведи?

— Русские! Ты что, о них не слышал?

— Слышал, но не думал, что это правда!

— Ну, вот теперь видишь сам!

— С ума сойти! — обалдевший парень прижался носом к стеклу, пытаясь заметить хоть одного медведя, но, к сожалению, до самой дачи, так ни одного и не увидел.

Толян, первым выбравшийся из машины, повел рукой в направлении своего дома и, сказав «Добро пожаловать!», вдруг замер на месте: недалеко от дома из груды живописно расставленных камней торчала колонна из Колизея, на которой красной краской, причем явно рукой Вована была выведена надпись «Ничто не вечно, кроме дружбы!». И подпись: «Толяну от Вована».

Судя по выражению лица хозяина дома, во время его отъезда в аэропорт этой колонны здесь не было…

— Это что такое? — удивленно спросил он подбежавшего охранника.

— Мой подарок, друган! — расплылся в улыбке Вован. — Колонна из Колизея! Из Рима! Я ее для тебя подогнал! Там, правда, еще несколько осталось, но они стучали себя пяткой в грудь, что больше продать не могут! А значит, такая колонна у тебя одного!

Толян сел на капот лимузина и удивленно потряс головой:

— Че, в натуре из него? Я видал этот сарай! Типа, очень старый! Мне все пели, что он бесценный!

Вован гордо выпятил грудь и протянул ему пачку фотографий:

— Вот я, Джонни и девочки рядом с ним! Вот эта колонна, пока она там еще стояла! А вот ее уже нет! Прикинь?

Мигелито побледнел, заглянул через плечо Толяна, потом повернулся ко мне и, вытаращив глаза, прошептал:

— Я сплю!

— То ли еще будет! — успокоил его я. — Это только цветочки!

Наконец, восторги по поводу колонны стихли, и мы все вошли в дом. Однако пообщаться с Толяном нам не удалось, так как начали съезжаться гости и он вышел на улицу.

Через час и гараж, и двор, и прилегающая дорога были забиты таким количеством дорогих тачек, что Мигелито присвистнул и, ткнув меня в бок локтем, пробормотал:

— По-моему, в Вашингтоне таких тачек меньше. Раз в пять!

— А ты посмотри на подарки! — успокоил я его.

И правда, там было, на что посмотреть: картины и скульптуры, оружие и драгоценности известнейших мастеров всех времен и народов; «Роллс-Ройс» последней модели и небольшой вертолет; бытовая техника и цветы… Мигелито был в шоке. Лишь когда мы сели за стол, он быстренько опрокинул рюмку водки и в его глазах появилась первая за вечер трезвая мысль. Однако я не дал ему ее высказать:

— Не торопись! Сейчас все начнется, и ты проклянешь миг, когда научился пить! И тем более эту лишнюю рюмку!

Тут Вован, сидевший во главе стола, как заместитель Толяна, попросил тишины и произнес:

— Все мы знаем, по какому поводу собрались! И это радует! Но первый тост я хочу предоставить сказать человеку, которого вы все либо знаете, либо слышали! Шефу нашего американского филиала Жоре Стоуну! За последний год этот человек сделал для развития нашего дела больше всех присутствующих, включая и самого хозяина дома! И я с удовольствием снова представляю вам своего друга!

Я встал, немного сконфуженно посмотрел на окружающих, потом справился с волнением и начал заготовленный еще дома тост:

— Друзья мои! Вован сильно преувеличил мои заслуги. И мне немного неудобняк стоять тут и вешать вам лапшу на уши, поэтому я буду краток. Братан Толян. Я поздравляю тебя с праздником и желаю тебе конкретного здоровья, полного шоколада во всех твоих прикидках, делах и личной жизни, а также фарта во всем, чем можно. Пусть всякая лажа вроде кидал, лохов, ментов поганых и т. д. валит мимо и жует веник, а твои братки рвут за тебя пасть всем фраерам, которые не просекают тему!

Стол заржал. Потом отдельные гости начали сползать от смеха на пол, и я переключился на нормальный язык:

— Толян! Я не мастер ботать по фене, но со временем я смогу более грамотно строить свою речь. А пока позволь мне от всей души поздравить тебя с днем рождения и преподнести тебе небольшой подарок от нашего филиала! — я подошел к нему и протянул ему увесистый пакет с бумагами. — Помнится, ты говорил, что у тебя есть бизнес в Италии! Что-то типа поставок шуб, кожи и т. д.! Так вот! Здесь документы на права собственности на все крупные итальянские предприятия, занимающиеся этим бизнесом. Естественно, на все прибыльные фабрики и заводы.! Пусть теперь твой бизнес там станет немного легче!

Толян открыл рот и вытаращился на меня. Потом трясущимися руками открыл пакет, перелистал первые попавшиеся документы и снова посмотрел на меня:

— Ты знаешь, сколько это стоит? И кто за этим всем стоит?

— Стоим мы с тобой! А стоило мне небольших переговоров с Доном Лючано! И все! — пожал плечами я. — Я просто хотел тебя немного порадовать!

Толян гордо посмотрел на молчащих от удивления гостей и, справившись с волнением, обнял меня за плечи:

— Друзья мои! Самый лучший подарок, который я получал в жизни, это вот этот пацан! Мир с Лючано! Его предприятия! Уважение! У меня нет слов! Спасибо!

И застолье взорвалось аплодисментами.

Потом все покатилось по накатанной колее к дичайшему алкогольному опьянению. Правда, постепенно: сначала мощные шеи гостей начали покидать галстуки. Потом пиджаки показались лишними на их могучих плечах. Потом начали закатываться рукава, чтобы облегчить процесс заливания водки в луженые глотки. В общем, застолье превратилось в обыкновенную по смыслу, и необыкновенную по масштабам и выносливости гостей попойку. Пили за все, что приходило в голову: «за конкретных пацанов» и за «нашу вторую ходку»; «за баб, которые не бабы, а почти мужики» и «за настоящих женщин»; «за мир во всем мире» и «за пацана, не помню его имя, но конкретно оказался ничего»! Мигелито, сначала требовавший перевода каждого тоста, вскоре сник, потом почти перестал пить, но это ему не помогло: часам к восьми он просто тихо отключился, и довольно долго служил отличной иллюстрацией к картине «Приплыли», рухнув мордой в пельмени. Пришлось о нем вспомнить и попросить прислугу отнести его куда-нибудь поспать. Позавидовав ему при этом: его мучения на этом закончились. А мои — находились в самом разгаре.

К моему удивлению, около десяти вечера ко мне подошел охранник и сообщил, что у ворот дачи меня требуют какие-то китайцы! Я собрался с мыслями, вспомнил всех знакомых мне китайцев и удивленно вытаращился на парня: вряд ли ко мне сюда мог добраться повар из ресторанчика в даун-тауне Лос-Анджелеса или бармен из «Оторвись по-русски!». Но продолжить веселье мне не дали: вернувшийся обратно охранник уточнил:

— Это господин Тераучи. Из Токио. Сказал, что вы его знаете!

Я тут же протрезвел: его-то я точно знал! Пришлось идти его встречать, прихватив по дороге еще более косую, чем было задумано от природы Мицуко и практически трезвого Вована: что ему литра три-четыре водки? Да еще и под закусь?

— Добрый вечер, Джонни-сан и Вован-сан! — перевела девушка. Переводить поклон японца она посчитала ненужным, и так понятно. — К сожалению, мы летели «Аэрофлотом» и самолет немножко задержался в пути. Опоздал на пять часов! Приносим свои извинения за опоздание! Мы так хотели поздравить друга наших друзей господина Толяна-сан с его юбилеем!

Как ни странно, но никому из нас и в голову не пришло спросить у гостей, откуда они про юбилей узнали. Наоборот: мы радостно втащили обоих японцев в дом и усадили поближе к себе. А потом Вован потребовал внимания:

— Дамы, господа, уважаемая братва! С удовольствием представляю вам нашего коллегу и друга из Японии, главу Токийской Якудзы господина Тераучи, который прилетел к нам, чтобы поздравить нашего Толяна с днем его рождения!