— Постой, не убегай! — понесся я следом! — Ты смотришься просто сногсшибательно! Честное слово! — орал я, перепрыгивая через две ступеньки по лестнице на второй этаж. — Ну, что ты, в самом деле?

— Я тебе не нравлюсь! — обиженно буркнула Татьяна, не успев запереться в спальне.

— Офигеть! — возмутился я. — Да за эти две минуты я обнаружил в себе столько тщательно скрываемых наклонностей, ты себе представить не можешь!

— Это каких? — подозрительно посмотрела она на меня.

— Ну, я, оказывается, маньяк!

— Причем довольно сексуальный! — оценивающе посмотрев на меня, сделала она вывод. — А что еще?

— Еще я фетишист! Эту мою сорочку я однозначно потом повешу на самом видном месте! Ведь она так сексуально драпирует твой великолепный бюст!

— Фетишист? — переспросила она. — А, да! Про это я уже знаю! Видала тот лифчик! А что-нибудь поновее?

— Еще я страдаю юношеской гиперсексуальностью, — вздохнув, признался я. — Я просто мечтал о холодном душе!

Татьяна задумалась. Потом, видимо, поняла намек и заразительно захохотала.

Я покраснел, но тоже заулыбался. Потом взял ее за руку и потянул за собой:

— Пойдем, а то я ел последний раз где-то вчера днем!

— И уже так оголодал? А когда у тебя была девушка последний раз? — спросила она, спускаясь по лестнице и опираясь на мою руку.

Я смутился, но честно ответил:

— На прошлые выходные.

— Все ясно! Перевозбуждение на фоне жуткого полового воздержания! Как ты столько выдержал? — Смешинки в ее глазах так и мелькали.

— Да вот и сам не знаю! — отшутился я и нырнул в спасительный полумрак салона любимой машины.

— Надо тебе помочь! — задумчиво произнесла Татьяна, искоса глядя на меня. Я снова покраснел! (кстати, я раньше думал, что не умею этого делать. Совсем! А тут какая-то, пусть и очень красивая девушка просто не дает мне возможности успокоиться!).

— У вас здесь можно где-нибудь приобрести резиновую женщину? Можно даже бывшую в употреблении. Чтобы деньги зря не переводить. А то я к тебе надолго!!!

Нежно приподняв мою отвисшую от обалдения челюсть своей ручкой, она пребольно ткнула меня кулачком в живот и заразительно расхохоталась…

Ужин прошел в легкой, дружеской обстановке на фоне постоянных пикировок и легких издевательств с обеих сторон. Правда, для меня легкость общения слегка осложняло навязчивое внимание всех без исключения присутствующих к моей даме, но это были те издержки моей новой работы, к которым следовало привыкать. За то я чувствовал себя на редкость уютно. А постоянная улыбка порядком измучила мое лицо.

Расплатившись по счету, мы выбрались из ресторанчика и наткнулись на двух в стельку пьяных черномазых громил, пытающихся вскрыть мою тачку. Столкнув их головами, я переступил через тело одного из них и галантно предложил своей даме руку. Однако помощи она не приняла, и довольно неуклюже прошлась по обеим придуркам. Судя по их воплям, ее неосторожные шаги повредили им что-то важное. Еще бы: на шпильках и по гениталиям, — вряд ли это кому-нибудь понравится! Впрочем, мои действия по отношению к ним тоже не отличались особым гуманизмом. В общем, весьма довольные проведенным вечером, мы поехали домой. Татьяна задумчиво улыбалась каким-то своим мыслям, я лениво крутил руль, тоже о чем-то думая. Вой полицейской сирены, раздавшейся сзади, вывел меня из ступора. Я послушно остановил машину, приняв вправо, и опустил стекло.

— Джонни! Это ты? А что ты так плетешься? Я думал, что твою машину угнали! — завопил прямо мне в ухо Курт Вернон, полицейский из нашего участка. — О, какая цыпочка! Где ты такую откопал?

— По почте прислали! Заказной бандеролью! — влезла в разговор Татьяна на неожиданно хорошем английском. Я оторопел, а она, весьма умело пользуясь ненормативной лексикой, игриво подначивала Курта:

— А что, тебе такие посылки не приходят? Потому-то ты, наверное, и мотаешься туда-сюда на своей долбанной колымаге, мешая людям расслабляться! Ой, у тебя еще и зеркальная болезнь? Мои искренние соболезнования!

— Что за болезнь такая? — заволновался полицейский, ошеломленный таким натиском.

— Да своего младшенького видишь только в зеркале. Если ты, конечно, вообще туда заглядываешь!

Многозначительный взгляд девушки, брошенный на пивной живот Курта, опоясанный форменным ремнем, заставил полицейского покраснеть.

— Ну, не я один тут скромница! — подумал я про себя и расхохотался.

Курт немного пообижался, но через минуту присоединился к нашему смеху:

— Ты откуда такая остроумная на мою голову?

— Слава богу, что не на твою, парень! — парировала Татьяна. — Это Джонни попал по полной программе. А ты так, под горячую руку подвернулся! А вообще то из России. Отдохнуть приехала. Поучиться немного!

— Ох, уж научит он тебя… — притворно вздохнул Курт. — Мало не покажется! Так что имей в виду: как надоест, так я к твоим услугам!

— О'кей! — улыбнулась девушка. — Только вот у нас все наоборот! Я уже полгода за ним ухаживаю, а он все не сдается! Знаешь, чего мне стоило выпросить этот ужин вдвоем и при свечах? Да я пол дня на коленях простояла под его окном. А он мне «Встань в очередь, встань в очередь»! Ух, всем бы им глаза повыцарапывала!

Глаза Вернона потихоньку полезли из орбит:

— Ты это серьезно?

— Угу! — грустно кивнула головой Татьяна. — Серьезнее некуда! Ладно, мы поехали, потому что у меня осталось всего два часа на все про все! — она посмотрела на часы и вздохнула. — А нам надо еще столько чего успеть!

Оставив обалдевшего полицейского обдумывать наши сложные отношения и, чтобы не смущать остальных патрульных, мы рванули с места и с визгом резины вписались в ближайший поворот. И через десять минут оказались дома.

Все мои вопросы по поводу знания языка Татьяна отшучивалась, как могла, и у меня сложилось впечатление, что я чего-то недопонимаю. А тут еще спать в отдельной спальне девушка отказалась наотрез, и мне пришлось отложить все расспросы на потом. Апеллируя к моему состраданию, аргументируя свое нежелание страхом, неуверенностью в завтрашнем дне и тому подобной белибердой, она все-таки заставила меня перетащить ее кровать в мою спальню, приткнуть ее в угол, где до этого стоял мой любимый рабочий стол с компьютером, и только тогда успокоилась. Поэтому процесс засыпания, обычно умещающийся в одну минуту, занял у меня часа три: мы, как две вышедшие в тираж Голливудские красавицы, обсуждали все и вся, до тех пор, пока вымотанная насыщенным событиями днем, она не вырубилась прямо на середине фразы.

Поворочавшись всласть и поборовшись с неутоленным желанием, дающим о себе знать при любом взгляде в сторону спящей под тоненькой простыней девушки, я, наконец, умудрился отключиться.

Продрав глаза и от греха подальше отводя взгляд от спящей Татьяны, я заперся в ванной и оттуда позвонил Боссу. Результатом двадцатиминутных переговоров и моих довольно невнятных объяснений стал отпуск на два месяца. Босс, правда, очень удивился такой просьбе и даже предложил мне свою помощь в решении возникших у меня проблем, чего я за ним никогда не замечал. Вежливо поблагодарив, я отказался и от предложенной материальной помощи, резонно рассудив, что есть надежда перебиться эти два месяца на мои накопления на черный день, по моим прикидкам составляющие уже тысяч пятьсот — пятьсот пятьдесят и на «отпускные» Татьяны, тоже составляющие немалую сумму. При всем своем джентльменском отношении к дамам шансов удовлетворить ее потребности одному у меня было не больше, чем удовлетворить всех женщин пубертатного возраста в Южной Африке. Ибо, во-первых, я еще в Америке, во-вторых, их там все-таки слишком много, а в-третьих, почему-то не очень люблю черных женщин и, как говорят русские, столько не выпью! Так что я трезво оценивал свои возможности, лишь слегка комплексуя при этом.

Впрочем, расстраиваться заранее было не в моем стиле, поэтому, приведя себя в порядок, я спустился в свой спортивный зал и отдал должное боксерскому мешку и тренажерам. Они приняли это самое «должное» с благодарностью. Причем с такой ярко выраженной, что через два часа я снова навестил душ, чтобы смыть с себя пот.