Сказочные фильмы, которые они смотрели вместе, Джеки запомнила все до единого. Потом, много позже, когда мама с отцом не вернулись, она устраивала для бабушки настоящие спектакли. В коттедже в Поволжье, когда за окном рядил меланхоличный дождь, бабушка звала подруг играть в тримино, а мобильная театральная труппа из Джеки, двоюродных сестер, брата и пары друзей по соседству открывала вечерние посиделки. Каждый играл по две роли, и они путались в ворохе наскоро синтезированных костюмов. Заскочив в гримёрку, нужно было успеть смыть румяные щечки принцессы и нажирнить черные брови злобного властелина. Подруги бабушки хлопали и смеялись. Здорово ощущать себя главным режиссером всего этого действия. Выходить на бис перед жарким камином. А потом, лет до пятнадцати, Джеки мечтала стать актрисой. Но стала минералогом.

Теплые образы проносились в памяти, некоторые она ловила, удерживала в голове, разворачивала и вытаскивала наружу, как конфетку из фантика. Наслаждалась отзвуками чувств, теплотой красок. Как-то она впервые сама делала блинчики со свежей клубникой, чтобы записать в память синтезатора. Но не успела. Братик смахнул в рюкзак горячую промасленную стопку и на трехколесном велосипеде рванул вдоль Волги. Хорошо по прогулочной дороге. Решил за денек добраться до Италии. Найти и догнать его оказалось не просто: силовые ободки колес мелькали быстрее его грязных голых пяток.

Трудно вспомнить момент, когда мечты о звездной карьере актрисы перестали погружать в мечтательное созерцание. Джеки организовала в школе игру в лабиринт минералов — найти переливающуюся всеми цветами красоту и, считывая прожилки живописных переходов, выбраться наружу. А потом…

Покатая зеленая вершина далекой горы хмурилась в подымающемся паре. Джеки потянула Майкла за руку, увлекая вниз по подвернутому каменному листу. Он выглядел так, будто сама вода с пастельными вкраплениями минералов поднималась горячим шелковистым краем. Нежный жар гейзера окутал мгновенно. Майкл притянул к себе, и голова удобно легла на его плечо. Выше, к ваннам на разных уровнях, поднимались лестницы. Изгибались, как плющ, играли хрустальным светом. В них проступал пурпур и бирюза, просвечивал малахит. Беседки у ванн напоминали миниатюрные кварцевые замки: наклонные и пересекающиеся поверхности, причудливая асимметрия углов и граней.

— Ты знаешь, что люди связывают степень прозрачности материала с его твердостью. То, что способно блестеть, отражать, играть светом — не легко разбить парой ударов. От прозрачности появляется чувство комфорта.

— Не каждому будет комфортно, если стена его дома — совершенное стекло.

— Ты просто беспокоишься, что кто-то увидит, как расхаживаешь без трусов. А вот представь, что укладываешься спать под сильно наклонной, будто заваливающейся, плитой из гипса. Будешь вертеться полночи и бороться с тихой истерикой — вдруг упадет? А если эту же стену я сделаю из слюды, уснешь сном младенца.

— Если сделаешь ты, буду спать, даже укрываясь доской.

— Тогда тем более наслаждайся. Материалы для этой долины гейзеров сделало наше бюро.

— Это не силовая архитектура?

— Вовсе нет. Синтетические минералы. И смотри, как можно делать, — Джеки щелкнула по ажурному краю ванны и сиреневый цвет загустел, потек вширь фиолетовым пятном. — Устроим цветомузыку на двоих?

И они устроили. Хлопки, щелчки, поглаживание — все превращалось в хоровод искр и цветовых всполохов. Кольцо разноцветной роскоши вокруг их медлительного поцелуя в центре ванны. До головокружения глубокого и горячего, как уходящий под скальную породу гейзер.

— Джеки! Хватит! Достаточно!

Она открыла глаза. Джон тряс ее за плечо с испуганным видом.

— Со мной все нормально.

Голос подчинялся с трудом.

— Я тебя едва дозвался, Джеки. Что ты там такое вспоминала? Каменюга никогда так мозги не напрягала. Чуть ли не разряды внутри ходили.

— Ничего особенного, картинки из детства. Когда вторая фаза, Джон?

— Сейчас, — прогрохотал в ухо невидимый Валера. — Если ты в порядке, переходим через пару минут.

Окутанные сонной дымкой воспоминания все еще бродили в крови, и тело казалось неподъемным. Идти вялой к врагу — глупая затея. К тому же руки и плечи привычно не тянет оружие.

— Джеки, не дергайся, все под контролем. — горячо, торопливо шептал Джон. — Кристаллоид будет воспринимать только тебя. Кокон отрежет вас от всего остального, но ты им управляешь и, если будет нужно, снимешь. Помни — между вами силовой щит. В случае внезапного удара первые десять секунд он выдержит.

Со стороны кристалла раздвинули кокон неведения, и Джеки вошла в созданный коридор. Шаг за шагом делала на голом усилии воли, замерла на расстоянии трех метров. Махина будто вглядывалась в гостью множеством граней. Ослепительная льдистость царственного алмаза. Высокомерие кристаллической мощи перед беззащитностью углеродной амебы. Кто еще мы для них?

В поблескивающих срезах нет ничего живого. Когда-то работа с прозрачными материалами дарила Джеки комфорт. Теперь все изменилось. Вернется ли это чувство, если они выберутся из войны? Трудно думать о мире и дружбе, об установлении контакта, когда даже вид кристаллоидов вызывает тошноту.

Сейчас много и не требовалось. Подойти ближе, может быть что-то сказать. Ребята отсканируют энергетические изменения от ее присутствия, и после перерыва устроят пленнику новую трансляцию эмоций Джеки и лучших воспоминаний. И второй ее вход. Так они с врагом будут знакомиться лично. Шаг за шагом команда геммологов надеялась "приручить" врага к конкретному, эмоционально восприимчивому человеку. Как принц из древней сказки приручил когда-то лиса. Но в ней зверь героя боялся, а не стремился убить. Если на финальном этапе кристаллоид не станет нападать, даже будучи уверенным в безнаказанности, — они начнут переговоры.

Джеки сделала еще пару шагов, протянула открытую руку и сказала то, что считала правильным:

— Войну нужно остановить. Мы можем жить вместе, по одну сторону в этом мире. Помогать и защищать друг друга. Как братья.

На мгновение показалось, что кристалл слышит и даже думает над словами. Еще один шаг навстречу, и еще. Глаза резанул яркий до слепоты свет.

Пушистый нежный снег, тот самый, из детства, взлетает под вздернутыми носами лыж. Солнечно. Но рычание за спиной сжимает внутри пружину и заставляет спешить. Низкое, с подвывом, оно все ближе и будто обдает жаром со спины. Солнце выключают в один щелчок, туша прыгает сзади, опрокидывает в режущую ледяную пыль и вцепляется между плечом и шеей. Рычит, рвет, сжирает беззащитное тело. Джеки кричит, вырывается и не может понять, с ней ли это происходит.

Яркая вспышка разрывает тьму. Пламя выплескивается в ночное небо. Совсем рядом гремят взрывы. Стонет лес, ухает тугой болью. Джеки вырывается из хватки невидимого демона, бежит прочь, туда откуда тянет гарью, где видны всполохи огня. Там можно отыскать людей, спастись. Ноги вязнут, нет дороги, и впереди, где огонь, опасность, наверное, не меньшее, чем сзади. Но все же лучше свет, чем тьма. Она спотыкается, падает лицом в шершавый влажный бугор.

Что это? Грубая ткань, большой кусок чего-то… что было телом. Взорванная грудина, кости, вцепившиеся в край окровавленной тряпки. Форма? Солдат какой-то древней войны? Огромная рана на месте лица, челюсть выглядывает, скалится радостно и бесстыдно. Джеки трясет. Она закрывает глаза. Но… кровавая улыбка будоражит страхом и возбуждением. Ее хочется рассматривать. Ей? Или кому-то другому?

Незнакомая девушка улыбается напротив зеркала. Рыжая непослушная шевелюра, бледные с синевой губы. И мертвые глаза. Прозрачно-голубые, неподвижные, пустые. Зомби из сказки. Но улыбка все ярче, шире. Как у того солдата… Лезвие впивается в горло. Брызжет красным. Рот дрожит натянутой струной, даже когда с дергающегося угла течет кровь. Секунда, и голова падает на зеркало. Нет ни улыбки, ни голубых глаз, только смятая рыжина и кровяные разводы. Нож выскальзывает из девичей руки, глухо стучит по полу, и Джеки снова кричит. Страх или восторг рвется из горла?