Еще больше почерневшие мужики встали и без лишних слов зашагали к выходу, отцепляя на ходу сайскутеры.

— Я вас слушаю, Никита Сергеевич. Какое нужно содействие с моей стороны?

В глазах полковника проглядывала тень надежно и глубоко запрятанного раздражения. Такие не оспаривают приказы вышестоящих, даже не выказывают недовольства. Их терпение кажется почти бесконечным. Они разворачиваются, уходят и исполняют. Но, когда накаляются по-настоящему, выкидывают что-нибудь совершенно невообразимое.

Однажды вездесущая пресса поймала несгибаемого Виктора Краузе за весьма настораживающим занятием. Он стоял у входа в крупнейшую межу и методично бился лбом о прозрачную, как воздух, стену. Правой рукой генерал-полковник трепетно прижимал к груди форменную фуражку. По версии авторов тиснутой по развлекательным каналам статьи сей инцидент произошел сразу после затянувшегося заседания Совбеза. Берг не был похож на Краузе, особенно внешне. Но узнаваемая маньячная упертость просвечивала как в облике астеничного полковника, как и у звероподобного командующего морскими пехотинцами. Такие, если перегреются, могут в приступе отчаяния съесть сверхценный корунд. Будет правильным подкрепить исполнительность полицейского более полным пониманием ситуации.

— Я знаю, что вы заняты, Оскар, но хотел бы кратко ввести вас в курс своих дел.

— Я вас слушаю, — прокашлялся Берг. — Но… это не обязательно.

— И все-таки. До начала войны я вел дело об убийстве двух инсектоидов. Не сразу, но обнаружил некую разумную форму жизни, которая сначала уничтожила инсектоида, а потом начала убивать животных. Последней ее жертвой стал житель Зоосити. Анализ показал, что эта тварь имеет кристаллическую форму жизни. По оценке ЦКЗ идентична тому, что на нас напало.

Ларский сделал паузу. Берг даже не шелохнулся, застыл с видом невозмутимым и сосредоточенным. Достойным ваяния бюста. Впрочем, полковник мог и так знать ситуацию. Может даже в деталях. Если у него, конечно, нашлось время на общение со Здвински или Солгано. Ларский вздохнул и продолжил:

— Но вопросов стало только больше. Откуда и почему появились эти кристаллические фрагменты? Какие мотивы у них и какие у нынешнего врага? В общем мое начальство приказывает продолжить расследование. Надо разобраться в причинах обрушившейся на нас войны. Выяснить почему — значит, понять, как это дерьмо прекратить.

Полковник опустил глаза и сцепил пальцы над плоскостью приподнятого на тридцать градусов и живущего своей жизнью экрана.

— Это, бесспорно, важное дело, генерал-майор.

О! Кто бы сомневался, что Оскар не сдаст рубежи официальности. Ничем его не проймешь, пока шестеренки внутри цепляются друг за друга и держат темп.

— Но я оказался в сложной ситуации. Как глава комитета планетарных расследований последнее время сотрудничал с контразведкой. Наши интересы сильно пересекаются. Они стараются контролировать процессы внутри Федерации, которые могут нанести вред землянам, а мы расследуем преступления с участием инопланетников. Но с недавних пор все усложнилось. Сейчас не важно почему, но я испытываю проблемы с получением информации.

— Эту проблему сейчас испытывают все.

Пакетные данные — вещь достаточно быстрая и вполне удобная. Если связь установил, можно и через интерком поговорить. Но… Ларский почти кожей чувствовал, как из мира уходила информация. Раньше, включив позициометр и интерком, он мог пошевелить губами и мгновенно узнать, кому принадлежит приглянувшийся на бело — песочном побережье домик и не выставили ли его на продажу. Теперь же не прочитаешь мир вокруг, как услужливо подставленный словарик. Или даже как азбуку с картинками. Любую связь приходилось устанавливать и поддерживать. А сведения разыскивать и даже ждать. Если кристаллы сумеют серьезно повредить ЦКЗ, станет хуже. ОН — самый важный ресурс землян.

А в условиях нехватки информации Берга нужно использовать. Вне зависимости от того, как дальше сложится взаимодействие с Маррой и Густавом.

— Проблем много, но есть определенная логистика в передаче пакетных данных. Какие службы какую информацию получают приоритетным образом. Прокуратура сейчас оказалась между зонами влияния. В центре армия и полиция. Особенно когда речь идет о столкновениях на земле, о уничтожении гражданских, животных, объектов цивилизации и культуры. Нас снабжают только в общем поле. А для дела этого недостаточно.

— Понимаю, — спокойно произнес Берг. — Но что именно вам нужно? Мы сами не запрашиваем и не получаем всю имеющуюся информацию. Это нереально много.

Оскар наклонился вперед, лицо удлинилось до безупречной стойки воротничка и окрасилось внимательностью. Похоже, Ларский получил себе союзника. Или тут дело в чинах?

— Нужно все, что относится к разрушениям и нападениям по планете. Что, как, в какой последовательность, и как это выглядит. В максимальных деталях. Моя задача сейчас понять мотив. Сложить то, что происходит сейчас, с тем, что случилось до появления армады в солнечной системе. Найти связи и их объяснить.

— Никита Сергеевич, наша зона ответственности Латинская Америка и часть Атлантического океана. Здесь у вас полный доступ. Остальную информацию мы получаем без детализации.

— Но вы можете запросить по сети ваших служб полную картину?

Ларский откинулся на спинку и нервно прогладил колени. Берг сделает, что требуется. Самому бы не утонуть в реке ужаса, которая щедро потечет на интерком.

— Хорошо. Мой помощник организует постоянный поток информации. Уже получает распоряжение. Если что-то другое, сообщайте. По нашему ведомству мы данные доставим. Что требуется — сделаем. Кстати, за вами зарезервировали рабочий модуль в командном отсеке штаба. Работать из каюты не самый удобный вариант.

Сообщение о рабочем месте появилось в интеркоме еще вчера, сразу как авиетка с адским грузом прошла сквозь порт базы. Но тогда все казалось неважным.

— Пока мне лучше быть рядом с криминалистами. А там будет видно.

— Кабинет для вас пристыкуют к лаборатории в ближайшие пару минут. Доступ к нему вы сразу получите и… все технические возможности. Все, что нужно.

Ларский немного помедлил и поднялся. В последний момент они с Оскаром сцепились взглядами. Крепким канатом повисло несказанное. Не содержательное, эмоциональное. Когда нет возможности избавится от внутреннего напряжения. Оно, как кол от сердца к печени. И слова утешительной вежливости не помогут. Они не утоляют страхи, а будят новые. Кол лучше оставить как есть. Хотя бы удержит на ногах, как тряпичную куклу.

— Спасибо. Машина и Здвински, надеюсь, за мной?

Берг механически кивнул и перевел взгляд в экран. Здвински, авиетка, информация, рабочий модуль и этот разговор могут остаться пустой суетой. Если город будет сгорать за городом. А остатки людей сожрет океан.

Ларский постоял в контуре прохода, всматриваясь в поддернутые сумрачностью лица идущих мимо людей. Двинулся в сторону лаборатории. Самое правильное сейчас — держать руку на химико — физических манипуляциях Солгано и сопоставить новые факты со старыми. Узнать, что творят кристаллы в космосе и на Земле. Нащупать в логике ненависти и в тактике уничтожения мотив негуманоидной твари.

Проводник довел его до уже готового и впечатанного во второй уровень лаборатории рабочего модуля. Дергать Солгано пока рано, и Ларский устроился на кресле перед веером голографических пластин. Вспомнилась крыса-мэр, которая расхаживала между виртуальными страничками, как между прозрачными стенами карточного домика. Жива ли она и кудрявый доктор со всем зоопарком? Друг Тимоти Граува. Безумного капитана вряд ли когда — либо придется встретить.

Ларский распаковал разбухшую и постоянно пополняющуюся папку оперативной сводки. И тут высветился совершенно неожиданный вызов. Сердце ускорилось в странном предчувствии, и без долгих раздумий он вышел на связь.

Наглая рожа Алексея Треллина не побледнела и не осунулась, хотя злая сосредоточенность в глазах сквозила отчетливо. И где он интересно, находится? На Земле или закамуфлирован в космосе? Даже липовый офисный фон подгрузить не удосужился. Вырезанная ломанными линиями фигура, а сзади нечто неопределенное. Блеклый свет, замазанное движение — вязкая отталкивающая масса. Дает понять, что Ларскому лишнего знать не положено и дружить они не собираются. Форменный ворот интенданта небрежно расстегнут, даже более чем небрежно — до середины груди. Но ухмылка при этом резкая, короткая — никакой вальяжной расслабленности за сутки не осталось.