— Здравствуйте, дядя Жора, — сказал высокий юноша со светлыми прямыми волосами.
— Гуляете?
— Гуляем. А вы экскурсии водите?
— Да вот, решил показать товарищу уголок старой Москвы, — он повернулся к Гурилину. — Это Саша, товарищ нашей Мариночки, и ее друзья. А это, ребята, очень интересный человек…
— Мы знаем, кто этот человек, — сказал Саша. — Пусть он походит и полюбуется, пока есть время. А потом он явится сюда с оравой своих железных летучек — и от всех этих развалин не останется даже воспоминания. Пусть приходят. — Повернувшись, он взглянул на своих друзей.
И тогда в его волосах инспектор заметил тонкий красный шнурок.
— А вы, очевидно, хранители этого музея под открытым небом? — осведомился он.
— Мы его защитники! — твердо сказал юноша. — И передайте им всем «там»! — Он ткнул пальцем в небо. — Мы не позволим разрушить наш город. Мы будем сражаться до последнего!
Он коротко свистнул и со всей своей ватагой исчез из поля зрения.
— Эх, молодо-зелено… — покачал головой Неходов. — Однако есть, есть в них наша жилка.
— Какая еще жилка? — бросил Гурилин. — Что они могут знать обо всем этом?
— Скучно им в вашем мире. Им еще надо учиться, изучать родную историю, литературу. Вот деда еще учили по старинке. В первом классе он родную речь изучал. Чистописание. Стихи учил. А эти — даже писать не умеют. Ручку в пальцы взять не могут. Только кнопки нажимают. Деды в их возрасте мишками играли да зайчиками, а они на компьютерах логические игры осваивают. В пять лет — уже программист. И знаниями их накачивают под гипнозом. Учи не учи — все равно знать будешь. А ведь во время учения человек должен пропитаться человечностью. Даром, что ли, наши прадеды по десять-пятнадцать лет у-чи-лись! — Это слово он произнес тихо, с благоговением. — Знали бы вы, какое это счастье — познавать! Открывать для себя все богатство нашей духовной культуры! Соприкасаться с дыханием вечности… А им вместо этого дают разложенную по полочкам информацию. Такой-то. Тогда-то. Занимался тем-то. Чацкий любит Софью, которая любит Молчалина… Они-то и слова еще этого не понимают — «любовь», а им уже технику половых отношений втолковывают. Так сказать, походя. Им надо читать, читать книги, умные, смешные, добрые, с картинками. Им надо выдумывать, фантазировать, проживать жизни Пьера, Андрея, осмыслять Раскольникова, а их пичкают кинофильмами «по мотивам», с музычкой да с танцами, чтобы не скучали… И вырастают недоросли, лишенные воображения, мысли, чувства… Их слабые головы набиты знаниями, но истинного Познания они-то так и не изведали. А ведь тянутся, тянутся все они к прекрасному. На днях моя собрала их у нас на вечеринку. Ну, бузили они, горланили, тряслись по-новомодному. И меня позвали, видно, посмеяться. А я стал им читать стихи. Блока. «О Прекрасной Даме». И знаете, многие из них плакали. А один — так даже своей подружке пощечину влепил. Да вы уж разбирательства-то не начинайте. Молодые они. Не конформисты. Что думают, то и говорят. И делают. Девочку только жалко. Утонула она потом. Марина, правда, говорила, что утопилась она. Только это ведь не по вашему ведомству?
— Да, — согласился Гурилин. — Не по моему. А кто ее ударил?
— Да мальчик этот, вы его сейчас видели. Саша Минасов. Он и сам после этого переживал, ходил сам не свой. Дикие они все какие-то. А вы этих дикарей, которых надо еще элементарно учить думать, сразу за уши втаскиваете в дебри современной электроники. Вот и вырастают у нас люди беспринципные, циничные, злобные, лишенные чувства прекрасного. Они рвутся к самоутверждению, готовые на что угодно, лишь бы выделиться из общей массы.
— Вы считаете, что эти две проблемы взаимосвязаны? — задумчиво спросил инспектор. — Я имею в виду проблему молодежной преступности и забвение истории?
Неходов пожал плечами.
— Молодежь я бы сравнил с новыми свежими побегами могучего древа. Они рвутся ввысь, к солнцу. Да, мы многого добились. У нас единая общественно-политическая структура, выборное правительство, исключительные технические достижения. Но корни свои мы обрубили. И теперь… достаточно одного крепкого толчка — снаружи или изнутри — и все будут решать они — молодые. В итоге судьба планеты зависит от них — невежественных, озлобившихся, безжалостных к себе и близким своим…
— А где Красная площадь? — спросил Гурилин.
— Немного дальше. А вот эта улица — Арбат. Старый Арбат. Слыхали о таком? Да где вам. Когда-то это был оживленный проспект, излюбленное место народных гуляний. Карнавалы здесь устраивали. Наверное, я и в самом деле не понимаю нынешней жизни. И не мое это дело. Много ли мне осталось? Вам решать, что строить, а что разрушать. Да только… что ж вы детям своим передадите? Ну, извините, я пойду, булочная тут рядом… Завел я вас в такую глухомань.
— Ничего страшного, машина следует за мной, — успокоил его Гурилин. И спросил: — Скажите, вы узнали, от кого конкретно исходят указания о разрушении исторического центра.
Старик развел руками:
— Никто ничего не знает. Все говорят — «там» решили. А кто решил? Зачем решил? С кого спросить? Ведь я когда шел к вам — что думал? Что вы известный человек, может, просто спросите у «них» — кому это все понадобилось ломать? Зачем на этом святом месте что-то понадобилось строить? Что им, земли вокруг мало? Я ведь сердцем чувствую — снесут они здесь все! Подчистую снесут! И что тогда делать будем? Ведь еще спохватятся, возьмутся за головы бедовые — ан уже поздно будет.
— Не снесут, — твердо сказал Андрон Гурилин. — Можете считать, что я взялся за это дело. И я его распутаю.
Глава седьмая
ПАЛАЧИ
В древности на то, чтобы раскрыть финансовую аферу, требовались месяцы кропотливейшего труда. Десятки людей перебирали тонны бумажных квитанций и накладных, допрашивали сотни и тысячи свидетелей, сличали почерки и отпечатки пальцев, выискивали клады и подпольные хранилища сырья и продукции. С тех пор как Система-1 взяла на себя функции Международного банка, надобность в бумажной документации отпала. Машина зорко контролировала все финансовые операции. Но и преступники стали гораздо изощреннее.
В принципе кредитная карточка давала право на приобретение в течение года одной из «крупных» вещей домашнего обихода: самовара, стула… Либо же до десяти мелких: подставки для чайника, салфеток, ножниц и т. п. Однако с функцией перераспределения ценностей кибернетические продавцы давно не справлялись. Система никак не могла уяснить, почему людям одного региона требовались в огромном количестве носовые платки, когда в других они лежали навалом, но там люди давились в очередях за мылом, которого соседи почти не покупали.
Ловкие маклеры зарабатывали лишь на том, что сообщали, в каких магазинах и чем отоваривали сегодня карточки. Однако если эти операции и были полузаконными (передача своей карточки в чужие руки строго наказывалась), то операция с индексом «Большой Охотник» была самой настоящей уголовщиной. Индекс «Большой Охотник» на право временного пользования различными необходимыми для следствия товарами был глубоко зашифрован и использовался Андроном крайне редко. Если бы злоумышленники просто воспользовались им, то просто скопили бы себе немалое количество товаров. Но воры поступили гораздо хитрее: они запустили в Систему-1 под индексом «Охотник» самый настоящий вирус. Отныне каждый воспользовавшийся фальшивой карточкой мог быть уверен, что его счет в банке не уменьшится, а возрастет. Значит, можно приобретать еще и еще. Можно даже открыть торговлю этими карточками.
Когда Система-1 информировала, на какую сумму он в настоящее время держит у себя во временном пользовании товары, у Андрона потемнело в глазах. Сто сорок миллиардов кредитов! Он мог бы уже трижды купить всю планету, если бы… Если бы имел хоть самое отдаленное представление о том, куда девались все эти вещи. Ясно одно: человек, сконцентрировавший в своих руках такие средства, получил колоссальную власть над миром. Слово же «власть» по-латыни «импер»…