Прошелся по отцу оценивающим взглядом. С иголочки одет. Надушен как дорогой бутик. С виду и не скажешь, что сорокет не за горами.

Везет отцу. У него нет одержимостей. И не было никогда. Живет в свое удовольствие. Баб меняет как перчатки. На одной никогда не зацикливается. Ну почему я — не он?

— А ты сам куда? Дома будешь ночевать? — спросил я бодро, словно каких-то пару минут назад не был не в себе.

— Я к Васнецовым. Нужно кое-что выяснить с Пашкой, а потом... не знаю, — заметно нервно ответил. — Домой не жди. Так что можешь позвать кого-нибудь. Выпусти пар. Сегодня разрешаю. Только не как в прошлый раз! — пригрозил мне, наставив указательный палец. — На кухне не трахаться! Я там ем вообще-то!

И мне бы испытать колющую неловкость, состроить пристыженную физиономию. Но я лишь рассмеялся в голос.

— А ты все тот случай забыть никак не можешь?

Отец сначала брезгливо поморщился, а потом сам захохотал.

— Я предупредил тебя! У тебя есть своя комната, вот в ней делай все, что захочется! Хоть на голове стой!

— Ладно, бать, косяк свой понял. На кухню не зайду сегодня, честное пацанское. И машину твою больше не возьму.

— И с рукой что-нибудь сделай! В аптечке найдешь перекись и пластырь!

Мля, еще же и рука.

Я уже и забыл про нее. Из-за Сталкерши я имя скоро свое забуду...

Мама еще спала в тот момент, когда я ворвалась домой ураганом. Злая и униженная в доску. Я не стала будить ее. Только поправила одеяло и выключила звук на ее телефоне, чтобы та не отвлекалась на звонки. А потом мне приспичило принять ванну, о которой мечтала последний час.

Раздевшись, я опустилась в теплую воду, подложила под голову свернутое полотенце и откинулась на спинку. Наслаждаясь тишиной и ласкающей теплотой, я уловила нечто странное — шаги со стороны улицы, а также треск сухой травы. Очень близко, словно кто-то прошел буквально за стеной. К счастью, на окне ванной комнаты были заблаговременно опущены плотные жалюзи, потому я была спокойна.

Сомкнув отяжелевшие веки, вновь вернулась к расслаблению. И, скорее всего, я даже отключилась на пару минут, поскольку перед моими глазами предстал он. Однако в своем сне я увидела альтернативную версию финала нашей встречи: я не убежала домой. Он не позволил. Север сжал меня в своих объятиях. Настолько крепко и многообещающе, что в тот момент для меня не было ничего важнее его объятий. Не было на свете ничего уютней, чем его объятия. Не было ничего приятней, чем его прикосновения.

"Не делай так больше, девочка моя, — умолял вкрадчиво, осыпая лицо поцелуями. И так реально. Трогая душу. Будоража раскаленную кровь. — Никогда не позволяй мне думать о тебе плохо. В такие моменты я себя ненавижу."

А я ненавижу себя, когда мой глупый разум пытается провести меня!

Сегодня я впервые видела Довлатова таким... таким обезумевшим. Ему словно вкололи лошадиную дозу "озверина". Прежде он никогда не повышал на меня голос. Унижал с неподдельным азартом, но исключительно вполсилы. И ладно, если бы я что-то страшное натворила: проникла бы вновь на его территорию без спроса, испортила бы день, вещи. Жизнь, в конце концов. Но я ведь не совершила ничего неправомерного в отношении него.

Или я чего-то не понимаю?

Да что тут понимать? Я слышала все собственными ушами и видела, как с пеной у рта он общался со мной, точно я его собственность, не имеющая права голоса. Докатился до самой низости — шлюхой меня назвал. Не открытым текстом, конечно, но все к этому и вело:

"Так трудилась, что не смогла привести себя в порядок? Хоть бы причесалась, что ли! А то мать сразу раскусит, что ее дочь трахалась до седьмого пота! Я же просек, и она просечет!"

А я и не думала опровергать его слова. Мне глубоко наплевать, какого он мнения обо мне. Пускай в его глазах я буду хоть шлюхой последней, хоть грязной дешевкой. Его "авторитетное" мнение никоим образом не задевает меня. Не тот он человек, перед которым я стала бы оправдываться. Север — никто.

"Я тебе никто, равно как и ты мне."

Если еще раз он позволит себе заговорить со мной в подобном ключе, ему же хуже будет. Не знаю, что я сделаю, но сто процентов придумаю что-нибудь, чтобы заткнуть его раз и навсегда. Осточертели его нападки по поводу и без... Да, защитить меня некому, остается только надеяться на собственные силы...

Но что точно изменилось после нашего "разговора", так это мое отношение к предстоящей вечеринке. Видел бог, я не хотела появляться у Бергера, но Север сделал все, чтобы я кардинальным образом поменяла свое решение. Назло ему же. Дабы доказать, что он не имеет никакого влияния на меня. Я пойду на эту вечеринку! И я буду там веселиться!

Обмотав вокруг себя полотенце, я вошла к себе в комнату, достала из ящика "секретную" тетрадь и быстренько чиркнула ручкой, перенеся на бумагу свой сон под номером двадцать девять. Это уже стало традицией. Нездоровой традицией, но лучше так, нежели копить все в своей голове. Запрятав тетрадь под матрас, я сняла телефон с зарядки. В одиночку идти на вечеринку мне совершенно не хотелось. Зная себя, я в первые же минуты могла сбежать оттуда, потому я набрала Лерке.

— Салют отдохнувшим и загоревшим! — заверещала она в трубу, что динамики захрипели. — Когда нам можно будет выезжать за тобой? Я уже на низком старте! Жду твоей отмашки!

Как же я была рада слышать свою лучшую и единственную подругу. Мою "зайку" с вечными батарейками. Мама часто шутила, мол, у Леры пропеллер в заднице, а мне же порой казалось, что она втихушку "долбит" что-то незаконное, чтобы успевать все и везде. Мало ей учебы в универе, так она еще ходит на курсы стилиста и подрабатывает тату-мастером втайне от родителей.

— Привет, Лерчик, а я уже дома, — отозвалась несмело, предвидя десятибалльный шторм.

— Как дома? Че за дела? — гаркнула, накрывая меня первой волной осуждения. — Мы же договаривались, что с папой встретим тебя на автовокзале?

— Извини, мне вправду было неловко напрягать твоего отца. К тому же я освободилась на день раньше и поменяла билет.

— Какая же ты баламутка, Зорина! — шторм миновал. Любимая подруга цыкнула и захихикала звонко. — Этого следовало от тебя ожидать!

В новой школе я не планировала заводить друзей. Учеба все-таки была превыше дружбы. Впрочем, отбиваться от толп потенциальных подружек мне не пришлось. Одноклассницы и без того с первых дней меня игнорировали.

Куда мне до мажорок и раскрасавиц, которые не опустятся до такого уровня, чтобы сидеть за одной партой с "оборванкой", не говоря уже о том, чтобы дружить с ней?

Однажды Лера сама меня нашла. Возле актового зала во время большой перемены. Отбиваясь от нападок "МАРС" и их прихвостней, я была вынуждена обедать в местах, не предназначенных для этого. И каково же было мое удивление, когда ко мне подсела девушка и как ни в чем не бывало начала показывать свои эскизы. Как позже выяснилось, Лера училась с "МАРС" в одном классе. Но она была единственной в своем роде, кто не пресмыкался перед ними. С того дня мы встречались на каждой большой перемене. С той поры мы не разлей вода. Даже в один универ поступили. Правда, на разные специальности — бюджета на юридическом факультете не оказалось, — но это нисколько не мешает нашей дружбе. Люблю ее. Как родную сестру.

— Встретимся сегодня? — поинтересовалась Лера. — Мне позарез нужно платье новое выгулять. Оно офигенное! Увидишь — от зависти лопнешь, обещаю!

— Как раз хотела предложить тебе пойти со мной на одну вечеринку, — не стала ходить вокруг да около, зная, что Лера не их тех, кто предпочитает намеки.

— О как! С корабля сразу на бал! А к кому? Кто проставляется? — в голосе улавливалась заинтересованность.

— Ян Бергер. Знаешь такого? У него сегодня день рождения.