Я принимал посильное участие в штурме ворот соперников. Ураганы ушли в глухую оборону, пробить которую мы больше не смогли. Хорошо, что никто не видел моего лица за серебряным стеклом, а то, как бы я объяснил одноклубникам свою предательскую улыбку, появившуюся после того, как прозвучал сигнал об окончании матча? Мы ведь проиграли, а я улыбаюсь.
Девчонки в отчаянии бросали клюшки на лед. Будь такое возможно, они и перчатки побросали бы, и шлемы. Не обращая ни на кого внимания, я ковылял к бортику. Ко мне подъехал Ральф, но у меня стоял такой гул в ушах, что я не расслышал его слова. Он вообще мог не подъезжать, чтобы мне что-то сказать.
Вдруг меня обступили одноклубники. Они хлопали меня по плечу, а я от этих ударов едва не падал, но как-то из последних сил держался. Они благодарили меня за игру, а я им говорил, что они классная команда и я горд, что выступал вместе с ними в этом матче. Я этого никогда не забуду. Мы все этого никогда не забудем. Никто никогда этого не забудет.
Рядом прошмыгнул Снупи с колесиком в манипуляторах, которое он тащил Ральфу. Я едва справился с искушением сесть на спину робота, как на обычную табуретку, и чуть передохнуть, а потом подумал, что Снупи невольно подал мне отличную идею. Ральф ведь стал лучшим бомбардиром турнира, и пусть на память об этом у него останется шайба, которой мы играли. Еще надо вручить такое же колесико девушке, открывшей счет. Да и всем нам неплохо заполучить по колесику, но тогда первые два станут не так ценны. Нам хватит и того, что все наши имена будут выгравированы на боках «Кубка Марса». Пока мы отдыхали, этим и занимался один из роботов. Буквы выходили у него очень красивыми, с виньетками.
Ральф сделал красивый жест. Он предложил, чтобы «Кубок Марса» подняли капитаны обеих команд. Он схватился за одну ручку, а за другую – Звягин. Эта фотография обошла многие издания. Она стала исторической, почти такой же ценной, как фотография Гагарина в аппарате «Восток», Леонова – в открытом космосе или Армстронга – на Луне. Мы передавали этот кубок из рук в руки и делали вид, что целуем его, но не могли дотянуться губами даже до стекол своих гермошлемов. Наверное, кубок надо было наполнить шампанским, но мы могли наполнить его только водой.
Русские с полным правом могли претендовать на то, чтобы сперва «Кубок Марса» стоял у них на базе. В команде победителей их было ровно половина, но они милостиво позволили нам забрать трофей. Мы обещали через полгода привезти его им. Полгода земного, а не марсианского. Затем они вернут его нам, а еще через полгода мы вновь доставим его на русскую базу.
Да и вообще, между нашими базами, действительно, не такое уж громадное расстояние. Пора поближе познакомиться с нашими соседями – русскими марсианами, посмотреть, как они здесь обосновались, а им – на наше жилье. Не знаю, когда мы соберемся разыграть снова «Кубок Марса». В ближайшие пару лет в составах «Марсианских медведей» и «Ураганов Марса» может произойти лишь одно изменение. Кто-то заменит Наоми на орбите, тогда она сыграет за одну из команд, а робот лазером напишет ее имя на боку «Кубка Марса».
Родные, близкие и друзья поздравляли нас. В кают-компании еще долго наши разговоры раз за разом возвращались к игре. Ральф сказал, что когда вернется на Землю, чуть модернизирует Приз лучшего бомбардира и приделает к нему золотую подставку с табличкой, чтобы всем было ясно, что это такое. Такую статуэтку, наверное, через много лет и будут давать тем, кто забьет больше всего шайб на «Кубке Марса». Пока же Ральф развлекал им Снупи – бросал и просил принести. Робот без ума от такой игры. Он радуется этому колесику больше, чем Ральф.
С Земли нам сообщили, что у матча был хороший рейтинг, все довольны, и у них множество заявок от желающих прилететь на Красную планету, чтобы побиться за «Кубок Марса». Когда-нибудь он станет очень ценным трофеем. Тысячи людей будут мечтать о том, чтобы на его боках появились их имена. Мое имя там уже есть, а я ведь на коньках еле держусь…
Иллюзионист
– А это что за клоун такой? – спросил старшина Топилин, кивнув в сторону мужчины лет тридцати, спокойно и как-то отрешенно сидевшего на ящике со снарядами.
Такое опасное соседство его нисколько не волновало, и он не боялся раньше времени оказаться на небесах. На нем был фрак, белая рубашка с бабочкой, цилиндр, который мужчина положил на коленки, придерживая его руками в белых перчатках. Смотрелся он на берегу дико и неестественно, прямо как яркий попугай посреди воронья. По правде сказать, вороном был он, да и людей, шедших мимо него, попугаями обозвать язык тоже не поворачивался.
Грузовики подвозили на набережную боеприпасы, разгружались, уезжали за новой партией. Колонны морских пехотинцев входили на пирс. Юркие катера доставляли их к чуть покачивающимся на малой волне транспортным судам, которые на фоне темного неба казались вырезанными из картона.
Под вечер заштормило, но неожиданно непогода улеглась, хотя все ждали как раз обратного. Вглядываясь в небеса, все невольно перебирали губами, извлекая из памяти благодарные молитвы богу небесному, чье бренное тело лежит в стеклянном гробу на главной площади страны, и богу земному, который не смыкает глаз, пока не выгнали врага с родной земли. На войне все быстро становились суеверными и верили всяким приметам, а то, что непогода улеглась накануне десанта, воспринималось как очень хорошее знамение, и многие сомкнутыми щепоткой пальцами воспроизводили знак «звезды защитницы», водили от темени к правому боку, потом к левому плечу, рисуя в воздухе пятиконечную звезду, заканчивая там же, где и начинали.
Странный человек, казалось, не замечал всей этой суеты, а остальные старались не замечать его. Плечи его укрывал черный плащ с бордовой подкладкой. Некогда начищенные до блеска черные ботинки испачкались. Похоже, он боялся встать и сойти с места, потому что лужи и размокшая земля окружала его практически повсюду. Сколько уж он тут сидел, ни Топилин, ни Васнецов не знали. Они стояли и разглядывали странного человека, пока не поступила команда садиться на катер.
У Топилина появилась мысль подойти и спросить: не нужна ли помощь. Он и на руках не побрезговал бы перенести этого странного человека туда, где посуше. Впрочем, все побережье так разворотили траками, колесами и подошвами сапог с ботинками, что места почище в радиусе пары километров и не найти. Но, посмотрев на его стеклянный взгляд, застывший на одной точке, Топилин решил, что странный человек сейчас в каком-то трансе, а то и вовсе общается с богами, и беспокоить его не стоит.
– Не знаю. Он только-только приехал. Но ты правильно определил – он из цирка. Я сам слышал, – поделился информацией Васнецов.
Топилин едва не сказал, что у Васнецова не уши, а локаторы, но вовремя остановился. Зачем лишний раз напоминать другу о его лопоухости?
Васнецов, тем временем, скрутил сигаретку, набитую виргинским табаком, поступающим по ленд-лизу, и протянул её Топилину. Тот взял сигаретку и с наслаждением затянулся. Чуть подержав дым в легких, постарался сотворить из него несколько колец. Но получилось только одно. Ароматный дым приятно щекотал ноздри.
– Что и говорить – хороший у этих язычников табак. Так, говоришь, из цирка этот клоун? Ну, ясно. Будет нас развлекать перед десантом. Только вот что он нам покажет? Лучше бы артистов оперетты прислали. Те хоть поют весело и проникновенно, а лучше хор какой-нибудь. Вот от него прямо мурашки по коже. На худой конец, дрессировщики подошли бы.
– Ха, разве не помнишь, как к нам дрессировщика с тиграми прислали, а тут воздушную тревогу объявили?
– Конечно, помню, – засмеялся Топилин. Надо отметить, что многие подшучивали над его фамилией, говорили, что с ней надо было идти не в морскую пехоту, а в артиллеристы, и управляться с главным калибром на одном из линкоров Черноморского флота. – Вот умора была, когда тигры разбежались, и пришлось их повсюду отлавливать. Жаль, до мрази фашистской тогда нам далековато было, а то тигров к ним бы погнали. Представляешь, как бы они удивились?
