953 год, месяц рюен (сентябрь). Дружина возвращается в Киев после долгого «хождения» по землям кривичей. Нет, к самым западным землям не пошли. Успокоить и привести к послушанию полоцких кривичей поручено новгородскому посаднику. На ладьях дошли до Смоленска, маленького поселения кривичей. Местный князь Игорь, племянник Игоря Рюриковича, не претендующий на старшинство, так как его отец, хоть и был старшим братом, но умер, не вступив на старший престол, в прошлом году жаловался, что кривичи уклоняются от выплаты урока, определенного княгиней Ольгой, когда она прошлась с дружиной по всей стране. Ссылаются на старые договора, но и прежних выплат по «полюдью» не признают. А дружина князя слишком слаба, чтобы принудить кривичей к покорности.
Вот и пришлось Свенельду отправиться в поход. Двух сотен воинов Свенельда было бы недостаточно для приведения кривичей к покорности, но они разобщены, нет единого правителя. И в течение полутора месяцев отряды воинов Свенельда ходили по окрестным поселениям, показывая, что с великими киевскими князьями шутки плохи. Все это время Ольга скучала в Смоленске, развлекаясь только разговорами с Малкой. Ей самой было непонятно, зачем она отправилась в это скучное и неприятное путешествие. Ведь от нее здесь ничто не зависело, всем руководил Свенельд. Достаточно было бы присутствия Святослава, как символа власти, но она не хотела отпускать его одного.
Теперь ладьи весело бегут вниз по Днепру. Гребцам совсем нечего делать, тем более Стрибог как будто тоже доволен, что Ольга возвращается домой, в Киев, – дарит часто попутный ветер.
Глава III
954 год
Месяц сухий (март). На горах и холмах уже просохла земля, хотя в глубоких оврагах даже не растаял снег. Из зимнего похода по низовьям Днепра возвращаются дружины. И это не те 200 человек, которые ходили к кривичам. В феврале Свенельд по приказу княгини Ольги собрал в один кулак рассеянные по городкам дружины наместников; волостели также прислали своих воинов. Да и местные князьки, имеющие договорные отношения с Киевом, вынуждены были прийти сами или послать старших сыновей со своими воинами. Даже Новгород, Псков и Полоцк отправили заблаговременно свои отряды.
Сила немалая. И все это прошло зимой по становищам печенегов. Верховный хан печенегов не ожидал такого набега, надеялся на существующие устные договоренности, забыв, что сам точно так же нарушал их при удобном случае, захватывая на порогах купеческие караваны, если они не сопровождались солидным войском. Пограбили становища печенегов основательно. Привели в Киев стада быков, многочисленные отары овец, табуны лошадей. Да и женщин в полон взяли великое множество. А за захваченную часть гарема хана получили знатный выкуп.
Впервые в поход Трюгви взял Това, ведь ему исполнилось четырнадцать лет – возраст совершеннолетия славян. Да и вырос он за последний год: не ниже других дружинников, только худой очень. И теперь он рассказывает о походе Малке:
– Долго шли по правому берегу Днепра; сторожа впереди, за ней передовой отряд. Дружину Трюгви как раз назначили в передовой отряд, и я с ним: он меня не отпускал далеко от себя. Остановились на день после всех порогов, у брода. Нет, мы не на ладьях были, шли конно, по высокому правому берегу. Сторожа по броду, он Протолчий называется, там узко, но течение на перекате быстрое, ушла вперед, на остров Хортица. Там везде течение быстрое, поэтому его так зовут. А мы пошли за ними в получасе хода. Холодно, но льда на броде не было. Вымокли: пришлось на острове у костра сушиться. Сторожа с нами грелась. Остров длинный, зарос деревьями и кустами, но дорога торная, видно, что ею часто пользуются. Шли не быстро, чтобы кони не устали. И видим – сторожа наша возвращается, скачет во весь опор. Трюгви приказал прятаться за кустами, сторожа проскакала мимо, а следом конники, тоже спешат. Трюгви потом объяснил, что это печенеги были. Когда они поравнялись с нами, Трюгви скомандовал, и мы высыпали на дорогу. Трюгви заорал: «Чтобы ни один не ушел!»
И тут началась сеча. Я напал на одного, здоровый был, но он не ожидал моего нападения, а может быть, смешно ему было, что я еще очень молодой. Но он недолго смеялся, я ему сразу по левому плечу ударил мечом. У меня же меч варяжский – длинней его сабли. Куртку я ему пробил и плечо поранил сильно: он аж скривился, выпустил повод из левой руки, пытается достать меня. Я проскочил мимо, потом вернулся, он уже готов был отбить мой удар, но в это время его лошадь взбрыкнула. Он равновесие потерял, не упал, но рука с саблей дрогнула, и я достал его, полоснул по шее. Тут ему и конец пришел. А в это время с остальными печенегами наша дружина уже расправилась. Через несколько минут и сторожа вернулась. Они сказали, что видели нас, но проскочили мимо, чтобы печенеги нарвались на нашу дружину.
Трюгви меня поздравил, назвал добрым молодцем. В дружине посмеялись и переделали «доброго молодца» в Добрыню. Имя мое – Тов – было им совсем непривычно, не нравилось. Посмеялись, но как-то имя Добрыня ко мне и пристало.
А потом мы еще до вечера тащились по этому острову, мимо озер. У Осокорового озера вышли к броду через вторую протоку Днепра. Он в это время совсем мелкий был, шли по нему, не слезая с коней. А заночевали уже на том берегу. Наверно, наше появление было совсем неожиданным для печенегов. Первое становище мы одни всего одной нашей дружиной захватили. А тут и остальные дружины подошли. Свенельд направил дружины на два дня в разные стороны, и мы за эти два дня прошли половину их территории. К тому времени, когда их хан собрал своих людей, мы уже снова сошлись вместе. На этот раз была страшная сеча, много наших погибло, но войско печенегов не выдержало нашего удара и разбежалось. То есть разбежались те, кто еще живой остался. Тогда-то мы и захватили обоз и часть гарема хана. А потом просто грабили их становища беспрепятственно. Но это уже неинтересно. Я тебе привез ожерелье, посмотри.
Ожерелье было симпатичным, Малка залюбовалась им. К золотой цепочке были приварены золотые гнездышки, в которых укреплены полированные, цветные, почти прозрачные камушки. Дети не знали их названия, но позднее, когда Малка показала ожерелье княгине, та сказала, что это очень хорошие камни.
В этом году княгиня Ольга нечасто вызывала Малку к себе. И жила она с еще одной девушкой, значительно старше ее, в одной комнате, то есть в отгороженной части клети. Видела Ольгу обычно тогда, когда та вызывала по случаю приезда поместных князей. Нужно было стоять с другими девушками и женщинами, чтобы князья видели, какой роскошный двор у Ольги.
Только раз княгиня Ольга прибегла к помощи Малки, когда ей хотелось приватно переговорить с добравшимся до Киева монахом Николаем из Студийского монастыря. Уже тогда стали договариваться с императором о визите посольства Киева в Константинополь. Ольга охотно слушала Николая, когда он рассказывал о красоте и великолепии Софии, долго обсуждала с ним церемонию крещения. Потом попросила его остаться в Киеве, обещая обеспечить жильем и деньгами. Ольга, как почти все в ее окружении, была язычницей, довольно часто посещала вместе с предводителями дружин недавно построенное в Киеве святилище Перуна. Варяги тоже ходили вместе с ней, но говорили о Перуне по-разному: одни считали, что это Один, другим он казался Тором.
Но в душе Ольга склонялась к мысли, что богов не может быть много: Бог должен быть один. Именно поэтому она не упускала случая побеседовать о вере как с купцами из Константинополя, так и с поклоняющимися Магомету. А с прошлого года иногда и с хазаркой Малкой. Ей нравились слова Малки, что все три основные религии едины по сути, разнятся только внешними атрибутами. Но ясный аналитический ум Ольги подсказывал, что для ее княжества наиболее целесообразно иметь тесные торговые и культурные связи с империей ромеев, как они себя называют.
Говорят, что мусульманский халифат богат, силен и культурен. Но он далеко. Хазарский каганат – вот он, совсем рядом. Много лет славянские земли были подвластны ему. Но теперь он все слабее и слабее. С востока на него давят кочевники, да и далекий многолюдный Хорезм не прочь подчинить его себе. А других государств с еврейской верой нет на земле.