Но ведь сейчас белый день. И мы не на улице. А в школе. Кругом полно людей. Из-за прикрытой двери класса доносится гул целой толпы детей. И Людмила Ивановна вот-вот должна вернуться… Ничего мне не сделает этот Сычев. И, в конце концов, он всего лишь школьник. А я веду себя, как какая-то истеричка.

Заставляю себя строго посмотреть в хитрые глаза парня и звенящим от напряжения голосом произношу:

– Сергей, мы, кажется, договорились с вами, что будем соблюдать субординацию?

– Так это на уроках, – ухмыляется он. – А сейчас мы в неформальной обстановке, и я могу разговаривать, как хочу.

– Значит, другим учителям вы тоже хамите на переменах? – интересуюсь я демонстративно высокомерным тоном. С целью показать, что я не собираюсь играть в его дурацкие игры.

Сергей приподнимает брови с таким выражением лица, будто он действительно удивлен моим вопросом. И с тягучей ленцой в голосе спрашивает:

– И в чём же я тебе нахамил?

Одновременно с этим он вдруг убирает со стола руку и резко шагает ко мне. Я невольно шарахаюсь в сторону, теряю равновесие и, чтобы не упасть, подскакиваю со стула на ноги. Всё это действие производит много шума, ножки мебели скребут по кафельному полу помещения, издавая мерзкий скрип.

Сычев усмехается, остановившись на месте, и показывает мне ладони, мол, «я ничего не делаю».

– Ты что так шугаешься?

Кажется, происходящее не на шутку забавляет его, чего нельзя сказать обо мне. Моё сердце колотится, как бешеное, грозясь вот-вот выскочить из груди.

– Вон из класса… – выдыхаю я, указывая пальцем на дверь.

– Да успокойся ты, не буду я больше, – смеётся он.

– Я сказала, вон из класса! Иначе я пожалуюсь завучу и директору!

Пячусь к окну до тех пор, пока не упираюсь бедрами в подоконник. Обхватываю себя за локти, неосознанно желая закрыться. Где там носит эту Людмилу Ивановну?!

– Да ладно тебе, Танечка, ты ведь пока не настоящий учитель, – продолжает насмехаться надо мной этот малолетний гад. – Расслабься. Зачем так переживать? Думаю, разборки с завучем и директором в первый же день практики тебе нафиг не нужны. К тому же я абсолютно ничего плохого тебе не сделал. За несоблюдение субординации меня вряд ли сильно пожурят.

– Что ты хочешь от меня?! – отчаянно спрашиваю я.

– Подружиться, – пожимает он плечами, невинно улыбаясь.

– Подружиться?!

– Ну да. Видишь, мы уже перешли на «ты». А ты боялась.

– Хорошо… – Делаю глубокий вздох, стараясь взять себя в руки. – Ты правда думаешь, что можно подружиться со мной таким образом?

– А что не так? – хлопает глазами Сычев, очень натурально изображая недоумение.

– Я твой учитель! Нельзя называть учителя «Мышкой»! И предлагать знакомиться «поближе»!

– Да хватит уже строить из себя тут важную училку, Тань, – морщится он. – Ты ведь студентка на самом деле. Сколько тебе лет? Мы почти ровесники.

Я набираю в легкие воздуха, всё больше распаляясь:

– Неважно, сколько мне лет, важно…

– Мне девятнадцать. Через полгода будет двадцать, – грубо прерывает меня Сычев, не позволив договорить фразу до конца.

Сбавляю обороты, чувствуя себя слегка растерянной. Выходит, мы с ним и правда почти ровесники? Мне двадцать один… Так, стоп. Девятнадцать с половиной, почти двадцать, это ведь, кажется, слишком много для одиннадцатого класса? Он врёт? Или…

– Второгодник? – уточняю я.

– Нет. Поздно в школу пошёл. Мамочке было не до меня, пока органы опеки не напомнили, что дети должны в школу ходить.

Ух ты. Он что, из неблагополучной семьи? Или пытается на жалость мне сейчас надавить? Учитывая, как этот парень вёл себя до текущего момента, больше склоняюсь ко второму варианту.

– Это, конечно, всё очень печально, но твоя грустная история меня не трогает. Дружить у нас с тобой точно не получится. А сейчас, пожалуйста, покинь класс. Мне нужно написать отчёт по проведённому уроку.

Невинное выражение мгновенно стирается с лица Сергея, сменяясь привычной наглой ухмылкой.

– Да ты не Мышка. Ты сучка, – произносит он, обнажая белые зубы в улыбке, больше напоминающей оскал. – Люблю таких.

Чувствую, как к лицу приливает кровь. Открываю рот, да так и стою, как дура, понятия не имея, что можно ответить на подобное хамство.

На моё счастье, в этот самый момент наконец возвращается классный руководитель.

– Сычев, а ты что здесь делаешь? – строго интересуется она, переключая на себя внимание Сергея.

– Уже ухожу, Людмила Ивановна, – обезоруживающе улыбается он ей.

И неспешной походкой покидает класс. Лениво толкнув кулаком дверь, прежде чем выйти.

Мышка… Мышка… Таня… Танечка…

Мысленно пробую её имя на вкус. Снова и снова. Как заведённый. Эта практиканточка раскроила мне башку.

Сука, как можно быть такой красивой? Откуда она вообще взялась?

Увидел её там, в кабинете, и будто кипятком обварило. Весь мир сжался до одной точки. Все другие померкли, с кем был или хотел замутить, осталась только она. Да и не припомню, чтобы раньше я так реагировал хоть на одну другую телку. Все волосы на теле встали дыбом. Просто атас.

Она ох*енная… Танечка. Мышка моя. Стройная, изящная, как берёзка. С ангельским лицом. Волосы такие шикарные, длинные, чёрные. Безумно хотелось к ним прикоснуться, узнать, какие они на ощупь, мягкие или жёсткие. Я бы с удовольствием намотал на кулак её хвост, притянул к себе, чтобы глаза в глаза… Эти глаза. Из-за очков не смог разглядеть, какого они цвета. Но взгляд пробирает насквозь. И голос у Мышки просто огонь. Такой тонкий, нежный, и в то же время сильный, глубокий. Переливчатый, словно музыка. У меня где-то под грудиной вибрировать начинает каждый раз, стоит Танечке заговорить.

Сука какая она… Сучка. Усмехаюсь себе под нос.

Не трогает её моя грустная история. Сам не знаю, зачем эту херню о матери понёс. Додумался тоже, идиот. Мозги плывут, когда Мышка рядом, это факт.

– Серёга, что завис? Пойдём покурим? – толкает меня в плечо Дюша.

– Ага, иду, – на автомате отвечаю я, спрыгивая с подоконника.

– На алгебру пойдем?

– Ну нах*й.

– Я тоже так думаю, давай лучше к Михалычу, мяч в корзину покидаем.

– Давай.

Накинув куртки, выходим из школы, по привычному маршруту шагаем к гаражам. Между двумя дальними из них – наше тусовочное место, кто-то из пацанов сюда даже скамейку из сквера притащил.

Хорошо, что сейчас тут никого нет. Видеть никого неохота, даже Дюшу. Но вот курить тянет как после секса прямо. Ощущение, будто я им и занимался там, в классе, с Мышкой. Каким-то ментальным сексом. Раньше думал, это чушь, но сейчас поменял мнение. Я бы мог кончить уже от одного Танечкиного голоса. Если бы она что-нибудь сладкое мне на ушко прошептала.

Падаем на скамейку, Дюша достаёт пачку и зажигалку из кармана, протягивает мне, подкуриваем.

– Ну что? Послала тебя Мышка дальше, чем видишь?

И ржёт, урод.

Ухмыляюсь и медленно затягиваюсь сигаретой.

– Ничего. Я её ещё достану.

– Серый, ты реально думаешь, тебе там что-то светит? Да в жизни такая, как она, тебе не даст!

Насмешливо смотрю на него.

– Почему это?

– Ты её трубу не заценил? На столе рядом с журналом лежала. А кулончик на шее видел? Колечки с брюликами на пальчиках. Да у неё одни очки дороже всего твоего прикида стоят.

Стираю с рожи скепсис и чешу репу. Нет, я всего этого не видел. Точнее, кулон видел, он так сексуально прятался в вырез её платья на груди, когда Таня чуть-чуть наклонялась вперёд. Но дорогая эта безделушка или нет… Хрен знает. Хотя Дюша в таких вещах обычно не ошибается. У него батя карманник, и ювелирки всякой-разной друг достаточно повидал.

Значит, Мышка у нас мажорка? Или… содержанка какая-нибудь. Бля… Надеюсь, не второе. Уж лучше пусть будет мажоркой. Хотя что я тут сопли распустил, всё равно все тёлки шлюхи. И Мышка не исключение. Так уж устроен наш дерьмовый мир.