Зато Сычев – просто кладезь искромётного юмора. Чаще пошлого и черного, но оттого не менее забавного. Никогда не угадаешь, что этот сумасшедший ляпнет в следующий момент. Сначала я сдерживала себя, закрывала ладошкой рот, чтобы не прорвались наружу смешки, но потом махнула рукой и начала свободно хохотать над его шутками. Если эти шутки были не в мой адрес, конечно. А когда Сычев пошло острил на мой счет, злилась, отчитывала его, краснела и… возбуждалась.

Как бы мне ни было за себя стыдно, я не могла это прекратить. По официальной версии – из-за фотографий. Сергей явно дал понять, что не удалит их. Ни при каких обстоятельствах. И пока они у него, ссориться – не самый лучший план. Но кроме официальной версии было кое-что ещё. Мне не хотелось ничего прекращать даже без оглядки на эти треклятые фотографии. Я пристрастилась к нашим телефонным беседам, как наркоманка к кокаину. И жизнь без дозы уже не мила…

Да. Вот так всё плохо и печально.

– Тань… – Женя внезапно кладёт ладонь поверх моей и сжимает её. Это выходит так неожиданно, что я вздрагиваю, выныривая из своих мыслей.

Оказывается, мы уже подъехали к школе.

– Что? – безотчётно выдергиваю свою ладонь из-под его руки.

Колпышевский мнётся, явно стесняясь мне что-то сказать. Это странно, не припомню, чтобы раньше видела его таким.

– Тот ученик… Сычев, кажется? Он больше не пристаёт к тебе?

Закатываю глаза. Вступиться за меня, когда это было необходимо, Женя не захотел, а теперь его, судя по всему, запоздало мучает совесть.

– Я же уже говорила, что не пристаёт. Мы нашли общий язык, всё хорошо.

– Точно?

– Точно.

– А фотографии те он… так и хранит у себя?

К щекам приливает жар. Не думала, что Женя осмелится спросить о таком. Нервно вздыхаю:

– Откуда мне знать, я же не могу залезть в его телефон и проверить.

Колпышевский поджимает губы.

– А ты можешь… показать мне их?

– Кого?

– Ну, фотографии.

Степень возмущения от его просьбы зашкаливает. Хочется ответить очень грубо. Что на это он не имеет никакого права. Но я вовремя одёргиваю себя. Так нельзя. Официально Женя пока всё ещё мой жених.

– Я их удалила со своего телефона. Думаешь, после того, что случилось, я бы продолжала такое хранить?

– Нет. Извини, – снова поджимает губы Женя.

– Ладно, я пойду. Пока.

– Тань…

– А?

– Можно я тебя поцелую?

Недоумённо веду бровью. Казалось, он должен понимать, как и я, что после случившегося это совершенно неуместно. Всю неделю мы ни разу не целовались, даже в щеку, и меня это вполне устраивало. Я бы и в школу не позволяла ему себя возить, да боюсь, что папе нажалуется, и тогда меня точно будет ожидать нешуточный разбор полётов.

– У меня простуда на губах вот-вот выскочит, так что лучше не стоит.

Женя в третий раз поджимает губы. А я забираю свою сумку с заднего сидения и торопливо выхожу из машины.

Пока ковыляю в сторону школы, скользя каблуками по обледеневшему тротуару, задумчиво кусаю губы. Никакую свадьбу я уже не хочу. Женя, как камень на шее, тянет вниз, не даёт вздохнуть. Ну как я собиралась с ним жить? Всю жизнь? Детей заводить? Уму непостижимо.

По-хорошему поговорить бы с ним и расторгнуть помолвку. Только вот… оказывается, я настоящая трусиха. Женя наверняка очень сильно расстроится. Как и его родители. Они меня так любят, особенно Женина мама. Она очень хорошая женщина. Мне почему-то так жалко их… Ну а про своего отца – даже думать не хочу. Страшно представить, как он отреагирует.

И вроде головой понимаю, что их расстройство – ничто по сравнению с нежеланным замужеством для меня. Я должна как можно быстрее набраться духа и прекратить это всё. Но ничего не могу с собой поделать. Малодушно оттягиваю момент. Может, дождаться хотя бы конца практики?

Вхожу в здание и, наконец, расслабляюсь, ощутив обволакивающее тепло помещения после уличного мороза. Оставляю шубку в гардеробе и спешу в сторону лестницы, чтобы подняться на свой этаж.

Стук моих каблуков гулко отдаётся в пространстве. По времени как раз недавно начался первый урок, и холл первого этажа абсолютно пуст. Удивительно, но сейчас он кажется мне атмосферным и весьма уютным местом. Несмотря на первое негативное впечатление. Сейчас всё в точности наоборот. Высокие потолки, лепнина на стенах, перемешанная с мрачной бордовой мозаикой. Полумрак. Всё это вызывает странное восхищение. Да, мрачно, но есть здесь что-то такое… Особенное. Романтичное.

Сердце пропускает удар, сбивается шаг, я едва не спотыкаюсь на ровном месте, но вовремя останавливаюсь.

У лестницы, опираясь на стену плечом, стоит Сычев.

Он будто ждал меня. Отрывает взгляд от своего телефона и улыбается.

А я, еще не успев отойти от нашего внезапного столкновения, испытываю новый шок. Лицо Сергея выглядит совсем не так, как во время нашей последней встречи. На нём темнеют синяки и воспаленные ссадины. В уголке губ и на брови.

По груди расползается очень неприятное чувство.

– Боже, Серёжа, что случилось?! – взволнованно спрашиваю я, шагая к нему.

– Что случилось? – переспрашивает он с кривой улыбкой. – Не нравится мой фэйс?

Замираю на расстоянии шага от Сергея. Подавляю желание протянуть руку и дотронуться до его ранок. Осторожно погладить их кончиками пальцев, невесомо поцеловать и подуть.

Мои глаза на секунду распахиваются шире от изумления таким странным порывам. По отношению к человеку, которого ещё недавно ненавидела всей душой.

– Ты подрался с кем-то, что ли? – спрашиваю я, пристальнее вглядываясь в его лицо. Пытаясь оценить степень повреждений. Не опасны ли они.

– Упал. Неудачно, – безмятежно отвечает Сычев.

Цокаю языком и смотрю на Серёжу с укоризной. Упал он. Конечно. Если только плашмя лицом об асфальт. Кошмар… Сердце кровью обливается.

Страшно даже представить, что случилось с этим парнем на самом деле. Его будто ногами пинали. Нос явно сломан… Должно быть, это очень больно. Я почти физически чувствую, как ноют воспалённые участки кожи на лице Сергея. Он их хотя бы обрабатывает чем-нибудь? Болячка у брови выглядит особенно тревожно. Как бы нагноение не произошло…

– Кто это сделал, Серёж? – спрашиваю я, тяжело сглотнув.

Сычев склоняет голову на бок и улыбается. Снова немного кривовато. Одним уголком губ. Наверное, полноценная улыбка ему сейчас дастся нелегко.

– Это так мило, – произносит он невпопад.

– Что мило? – непонимающе хмурюсь я.

– Ты и правда переживаешь за меня.

Я смущаюсь на мгновение, но быстро беру себя в руки. Сейчас не та ситуация вообще-то. И подобные эмоции неуместны.

– А как я могу не переживать? – удивляюсь я. – Это же всё… нельзя оставлять просто так! Тот, кто это сделал, должен понести наказание. Или их было несколько? Ты должен всё мне рассказать!

Серёжа тихонько смеётся. А я от этого злюсь. Разве я сейчас сказала что-то смешное? Его избили вообще-то, а он ведёт себя так, будто это какая-то ерунда!

Вздрагиваю, когда моя ладонь неожиданно оказывается в его руке. Сергей медленно-медленно гладит моё запястье большим пальцем. Смотрит в глаза.

И моё тело снова реагирует совершенно неправильным образом на его прикосновения. Дыхание перехватывает. По спине бегут мурашки. Я даже забываю, что должна отдёрнуть руку. Так ведь нельзя. И нас могут увидеть.

Но я продолжаю покорно стоять, растерянно глядя ему в глаза.

– Я ведь уже сказал, Таня. Я упал, – спокойно произносит Серёжа, не спеша перемещая мою ладонь всё выше и выше, пока она не касается его губ. Невесомо проводит ими по коже, будто проверяя, насколько она гладкая. Продолжая при этом неотрывно смотреть мне в глаза.

А я так и стою, замерев на месте, как истукан. И только слышу, как грохочет сердце в груди.

– Не переживай, скоро всё заживёт, – тихо произносит Сычёв. – И я снова стану красавчиком.

Я наконец нахожу в себе силы попытаться отнять у него свою ладонь. Мягко тяну её из руки Сергея, но его пальцы тут же сжимаются, не позволяя мне осуществить задуманное.