Мигами сидела, как каменная, поражённая услышанным. Храбар собирается убить кого-то из приспешников Тьмы?! Этого не может быть. Она не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь приспешники Тьмы убивали себе подобных. Ей не хотелось верить в то, что она слышала. Она пыталась внушить себе, что, возможно, ошиблась, поняла всё неверно или просто не расслышала. Но что-то внутри подсказывало ей, что это была не ошибка.

Некоторое время в комнате висело молчание. Лишь звук шаркающих ног, да звон стеклянных баночек разбавляли тишину. В комнате прибирались. Когда движение прекратилось, вновь послышался голос Храбара.

– Пойдём, я и так тут задержался.

– Может, вы желаете остаться и посмотреть на пробуждение Деймоса? Из башни отличный вид на долину, – сказал Дромен и зашаркал в сторону выхода на площадку, где затаились дети.

При звуке приближающихся шагов у Мигами бешено забилось сердце.

– Ты что, не слышал? Я сказал – пойдём. У меня нет времени любоваться Деймосом. Нужно многое успеть сделать до того, как Тенебрис совершит переход. И тебе советую также не отвлекаться, а заранее приготовить все необходимые ингредиенты. Утром я приду за ними и не намерен ждать, пока ты будешь их собирать, – резким голосом пролаял Храбар.

– Да, вы правы, Ваше Темнейшество, – льстиво пропел Дромен, останавливаясь в полуметре от выхода. – Позвольте мне проводить вас, после чего я сразу займусь вашей просьбой. И кстати, у меня есть отличная настойка из корня забытника. Она помогает мне расслабляться после трудного дня. Я могу угостить вас стопочкой, если позволите.

– Нет уж, избавь меня от твоих снадобий, – брезгливо сказал Храбар. – Уходим.

Через мгновение шаги стали удаляться от двери. Ночные посетители покидали помещение, спешно спускаясь по каменной лестнице, а свет удаляющегося факела оставлял после себя кромешную тьму. Дети ещё долгое время молча сидели и прислушивались, не смея заглянуть в опустевшую комнату.

– Похоже, они уже спустились до самого низа, – шёпотом прервал звенящую тишину Эльбрус.

– Ты слышал, о чём они говорили? – негромко спросила Мигами.

– Они о многом говорили, – решил он уйти от разговора.

– Они что-то задумали. У них заговор против приспешника Тьмы, – не отступала девочка.

– Я не знаю, что именно они задумали и не уверен, что задумали вообще что-то. Но я точно знаю одно – мой дед никогда не причинит вреда приспешнику Тьмы. Никогда и никому. Он самоотверженно служит лорду Тьмы, как не способен никто другой. – Эльбрус с уверенностью и гордостью заступился за Храбара.

– Лорду Тьмы? – переспросила Мигами.

– Да. Я слышал на тренировке, как наши воины называли так Эгрегора Тьмы, чтобы быть ближе к нему.

– Возможно, ты и прав по поводу своего деда. Просто мне показалось… Мой отец – он единственный, кто остался у меня из родных, и я беспокоюсь за него. Я хочу защитить его и каждого из приспешников Тьмы. Я так хочу поскорее стать сильной, быть чем-то полезной, чтобы отец гордился мной и больше доверял мне. – Мигами поджала коленки и упёрлась в них подбородком.

– Мы все хотим, чтобы наши родители гордились нами. Но ты ещё маленькая, а потому, чтобы стать сильным воином или магом, тебе нужно многому учиться. Но когда-нибудь твой отец обязательно будет тобой гордиться. И не только он. – Эльбрус посмотрел на грустное лицо Мигами.

Он не всегда понимал свою подругу, её всплески эмоций и смену настроения, но то, что она переживала сейчас, переживал и сам Эльбрус уже долгое время.

– Эль, ты никогда не говорил о своих родителях. Где они? – осторожно спросила Мигами.

– Они погибли, когда мне было около трёх циклов. Мой дед рассказывал, что они были самыми лучшими воинам и погибли, защищая своего повелителя на какой-то враждебной планете. Моих родителей звали Драго и Сицилия, и они сражались с превосходящим количеством врагов, но были… Они погибли, как настоящие герои.

Мигами заметила, как увлажнились глаза Эльбруса, а его голос задрожал.

– Но я отомщу за их смерть! Я выросту, стану искусным магом и обязательно отомщу каждому, кто был причастен к их гибели, каждому жителю той планеты, на которой погибли мои родители!

– Это так печально – то, что произошло с твоими родителями, – сочувственно произнесла девочка. – А я вот никогда не знала свою маму. Отец не рассказывал о ней, и каждый раз, когда я спрашивала его, кем была моя мама и как погибла она, он орал на меня или отворачивался и просто уходил. Эннериус говорит, что она покоится в храме Мёртвых Душ, что она пожертвовала собой ради памяти будущих поколений. Но почему она? Почему она не осталась со мной, а решила покинуть меня?

Иногда… иногда я думаю, что она меня ненавидела из-за того, что я не похожа на других. Ей было стыдно за то, что она родила такую никчёмную дочь, и она презирала меня. Она решила уйти в храм, потому что хотела таким образом исправить свою ошибку и послужить приспешникам Тьмы в качестве сосуда памяти. Она покончила с собой из-за меня. Это я виновата в её смерти, я во всём виновата, и отец это знает… вот он и злится на меня…

Мигами не могла больше сказать ни слова: ком стоял в горле, а жгучие слёзы солёными струйками стекали по щекам. Она сидела, обняв коленки руками, и дрожала. Но дрожь была совсем не от холода. Боль и отчаяние терзали её душу, и Мигами всё больше и больше погружалась в себя. Вся сжавшись, девочка стала тихонько напевать.

– Что ты поёшь? – спросил Эльбрус.

– Да так, одну мелодию, которая с детства крутится у меня в голове. Она успокаивает меня, – слабым голосом сказала Мигами.

Эльбрусу стало жалко подругу, и он решил отвлечь её от губительных мыслей.

– Слушай, а давай я расскажу тебе о времени на Деймосе. Ты всё равно не успеешь об этом прочитать, а тебе утром отчитываться перед моим дедом, – предложил он ей.

– Да… конечно… наверное, ты прав, – согласилась Мигами, громко всхлипнув и утирая слёзы. Она глубоко вздохнула и принялась внимательно его слушать.

– Многое из того, что я расскажу, тебе покажется знакомым, но для полной картины мне придётся повторить эти вещи.

Как ты уже знаешь, наша планета живая. Вольдмар – первый из повелителей – назвал её Деймос. Деймос – он, как и мы, имеет сердце, умеет дышать, он просыпается и засыпает. В нём сокрыты огромные запасы энергии, которая импульсами выходит из глубин на поверхность, питая и поддерживая в нас жизнь. Именно её сияние мы и наблюдаем днём.

Эти импульсы являются дыханием Деймоса. При вдохе, в течение тринадцати часов, энергия опускается вниз, в глубины Деймоса, оставляя после себя тьму и холод. А при выдохе, что длится тоже тринадцать часов, эта энергия поднимается вверх и, выходя на поверхность, освещает и согревает планету. Вдох и выдох мы называем ночью и днём, а их вместе – биением сердца. Говорят, что другие планеты не умеют дышать как Деймос, и их согревают и освещают звёзды.

– Эти планеты что, мёртвые? – изумилась Мигами.

– Нет, живые. Просто они не умеют дышать или делают это как-то иначе. Так вот, в течение ста сорока трёх биений сердца нарастает сила энергии. Это период, когда Деймос готовится к пробуждению. Его энергия не только меняет свой цвет с бледно-голубого на ярко-синий, но и своё воздействие на жителей планеты. Ты ощущаешь это как прилив сил и повышенную активность. А на планете с каждым выдохом Деймоса становится теплее и светлее…

– Прямо как сейчас? – спросила Мигами, заранее зная ответ.

– Да, прямо, как сейчас, – усмехнувшись подтвердил Эльбрус и продолжил: – Спустя сто сорок три биения сердца, наступает период, когда Деймос просыпается и начинает бодрствовать три выдоха и два вдоха, удерживая энергию на поверхности. Говорят, что нечто ужасное ждёт того, кто в этот период выйдет за пределы города и осквернит взгляд Деймоса своим присутствием. И кстати, надеюсь, ты знаешь, что в безопасные пределы города входит не только жилая зона, а ещё часть военного городка с полигоном и храм Мёртвых Душ.

Так вот, когда период бодрствования заканчивается, на смену приходят другие сто сорок три биения сердца – период, когда Деймос готовится засыпать. Его энергия становится слабее, меняя свой цвет на бледно-голубой, дни – темнее и холоднее, пока не наступает период сна. В период трёх вдохов и двух выдохов Деймос спит, а его энергия лишь незначительно выходит из глубин наружу. Это период холода, уныния и слабости, когда никто не решается покидать пределы города, чтобы не беспокоить сон Деймоса и не навлечь на себя погибель. Все эти четыре периода являются…