– Может быть, мы проследим за его лоцманом? Пусть это даже будет несколько коварно, – предложил Вэнс.
– Задайте вопрос, – отрывисто сказал капитан.
Вэнс покраснел и, повернувшись к мужчине в красном, долго говорил. Наконец, с помощью жестикуляции, его смысл стал понятен. Островитянин ответил, что вокруг мыса, откуда пришла его лодка, глубокая вода и хорошее дно, и что он сочтет за честь провести Сокола в безопасную и удобную гавань.
Предложение было незамедлительно принято. Обратившись с несколькими словами к команде своего судна, он сказал, что если корабль пойдет по их следу, то найдет то, что ищет.
После этого якорь был поднят, и Сокол, поставив только передние паруса, начал скользить по воде, взбитой в белую пену ударами мускулистых гребцов. Незнакомец не предпринял ни малейшей попытки покинуть палубу корабля, и его офицеры были избавлены от необходимости открыто задерживать его в качестве заложника обеспечивая свою безопасность и честность гребцов лодки. Однако он продолжал время от времени выкрикивать команды, направляя ход своего судна.
Вэнс перегнулся через нос и стал наблюдать за гребцами. Это были люди, ничем особенно не отличавшиеся от других рас Тихого океана и, несомненно, не имевшие никакого расового сродства со своим командиром. Ум лейтенанта был занят тем, что пытался сформулировать какую-нибудь теорию, которая объяснила бы присутствие подобного человека в таком месте.
Ричарду Вэнсу, исполняющему обязанности помощника капитана Сокола после смерти лейтенанта Хасбрука, шел тридцать первый год, он был среднего роста и телосложения, рассчитанного скорее на выносливость, чем на большую мускульную силу. Его черты лица можно было назвать скорее сильными, чем красивыми, хотя серо-голубые глаза, светло-каштановые волосы, развевающиеся на висках, и поникшие светлые усы делали его личность определенно приятной для всех, кроме его командира.
Капитан Натаниэль Френч был чем-то вроде солдафона – отличный офицер, как говорится, мастер на все руки, быстрый в действиях и несомненно храбрый. Однако ему не хватало всех тех лучших качеств человека, которые завоевывают и сохраняют уважение или привязанность. Его манеры были грубыми, и он презирал образование сверх того, что может быть необходимо для составления отчетов, ведения счетов и управления кораблем. Поэтому неудивительно, что он никогда не относился благосклонно к такому умнику, как Вэнс, чьим главным недостатком было то, что он слишком хорошо видел обе стороны вопроса, что позволяло ему принять одну из них с максимальной эффективностью, и то, что этот джентльмен стал первым офицером после смерти своего начальника, не смягчило неприязни капитана. Кроме того, неожиданная и несомненная польза, которую в нынешней чрезвычайной ситуации могла принести образованность Вэнса, была воспринята капитаном Френчем как прямое и довольно дерзкое возражение против его собственных всем известных взглядов на подобные вопросы.
Темнобородый незнакомец по-прежнему стоял со сложенными руками у бушприта. Время от времени его глаза блуждали по кораблю и команде с выражением любопытства и интереса, который он не мог полностью скрыть. Всем было очевидно, что этот человек, мягко говоря, относится к высшему типу дикарей. Однако все диалоги в этом и других направлениях были резко прерваны, так как, когда Сокол обогнул мыс, взору предстал извилистый берег прилично изрезанной гавани. Здесь, укрытые от ветра и волн, дюжина или более галер, несколько из которых были значительных размеров, стояли на якоре или были вытащены на берег. Вблизи воды не было видно никаких домов, но на некотором расстоянии, на возвышенности, между причалом и большим горным гребнем, изумленные глаза американцев разглядели город, который казался весьма обширным и обладал немалой архитектурной красотой. Многие здания были довольно высокими, а большинство из них, выделявшиеся на фоне высоких башен, построены из какого-то белого материала, который сверкал в солнечном свете, как мрамор, придавая блеск общему виду, хотя и мешал детально рассмотреть его.
Корабль приблизился примерно на полмили к началу залива, когда лоцман повернулся к Вэнсу и показал, что им следует встать на якорь. Необходимые приказы были быстро отданы и исполнены. Все произошло так быстро, что даже удивляться было некогда. Однако теперь, по предложению капитана, Вэнс подошел к человеку и пригласил его немного подкрепиться.
Снова низко поклонившись, тот ответил, что это невозможно, что есть кто-то вышестоящий, кому он обязан немедленно доложить о результатах своего визита, и чье намерение относительно незнакомцев он должен узнать.
Затем, позвав свою команду, он спустился в лодку, и длинные гребки быстро понесли его к берегу.
Глава 3. Меррак
Наступил полдень, а на земле по-прежнему не было никаких признаков движения. Галера стояла на берегу, а вождь и его люди исчезли в густых джунглях, спускавшихся почти к самой кромке воды. Капитан Френч начал проявлять нетерпение.
– Мистер Вэнс, – внезапно сказал он, прекращая расхаживать по палубе и доставая из кармана часы, – если в течение следующего часа ничего не изменится, я не буду медлить с выходом на берег.
Вэнс поклонился.
– А вы что об этом думаете? – продолжал он.
– У меня нет определенного мнения на этот счет, – ответил лейтенант, немного замявшись, – но вряд ли нам стоит форсировать события в данных обстоятельствах.
– Нет, я не думаю, что вы бы так поступили. В этом мы с вами расходимся. Вы, книжные люди, никогда ничего не добьетесь. Вы потратите все свое время на обдумывание и выработку курса, а когда решите, что делать, уже не будет особой разницы, что предпринимать.
Очевидно, довольный этим выпадом, он повернулся на пятках и продолжил свою прогулку, время от времени поглядывая на часы, когда солнце начало свой путь вниз.
Первым побуждением Вэнса было проклясть своего командира на хорошем англосаксонском языке, вторым – сделать это на плохом пунийском, а третьим – рассмеяться. Он пошел на компромисс, улыбнувшись, – возможно, это был самый раздражающий комментарий из всех.
То, что капитан Френч действительно должен был сделать, так и не произошло, потому что внезапно множество глаз, следивших за каждым футом береговой линии с того момента, как корабль встал на якорь, увидели странную процессию, вышедшую из леса. Сначала появилась беспорядочная и толкающаяся толпа темнокожих туземцев, затем группа из, приблизительно, пятидесяти представителей светлой расы, одетых в длинные белые туники, с круглыми пряжками и мечами со змеевидными лезвиями. Вплотную за ними, в окружении других стражников, так же одетых и вооруженных, по песку катили великолепную коляску, а за ней, замыкая странную процессию, шли одиннадцать человек, десять из которых маршировали по двое, а одиннадцатый возглавлял их. Эти последние, хотя и были явно из темной расы, судя по их богатой одежде, занимали положение не ниже, чем их более светлые товарищи. На них были красные туники, такого же покроя, как и белые у остальных, а с плеч свисали черные мантии вместо красных.
В движении всей процессии практически не было беспорядка или суеты. Коляску остановили, и с нее сошел высокий чернобородый мужчина. Все склонились перед ним. Затем, в сопровождении вооруженных людей в черных мантиях, которые, по-видимому, были его охранниками, он подошел к кромке воды и вошел в одну из маленьких галер, несколько из которых были быстро спущены на воду и поплыли к большой галере, которая с вырезанной на носу головой лошади и двадцатью длинными веслами, торчащими с каждой стороны, как ноги сороконожки, лениво качаясь на волнах, поднималась и опускалась на расстоянии около кабельтова от берега.
Быстро, соблюдая идеальный порядок и церемониал, толпа поднялась на палубу, и тот, кто, очевидно, был их королем или вождем, занял свое место под широким навесом, покрывавшим высокий полуют. Затем был поднят якорь, весла взмахнули в такт мерным ударам молотка, которым орудовал человек, стоявший на носу, и, приведенный в движение, корабль с острым выступающим носом, рассекающим зыбь, как лезвие секиры, устремился к Соколу. Несколько человек на корабле нервно уставились на этот опасный таран и бросили торопливые взгляды на капитана Френча, который спокойно стоял на своём квартердеке и ждал развития событий, видимо, совершенно уверенный в дружественных намерениях новоприбывших.
