– Оттого, что эти плоды этих яблок обладают ярко выраженным седативным действием, большую часть суток, если это слово вообще применимо по отношению к Мерцающему оврагу, жёлтые карлики проводят во сне, – домысливал то, что никак не отражено в устаревших учебниках географии, Моз. – А огоньки стали блуждающими, вероятно, из-за толчков в подземной коре, вызванными топотом Чёрного Великана.
– Так и было, – подтвердил Олди и отхлебнул ещё вина. – Эх, давно не пил такого вина! Да и вообще давно не веселился. Но с такими храбрецами не грех и выпить по бокалу.
– С такими хр-рабрецами не гр-рех, – гордо нахохлился Альбин и отпил из бокала Моза немного вина.
Вино оказалось таким крепким, что Альбин, в первый раз в своей вороньей жизни попробовавший горячительный напиток, тот час же стал жертвой Зелёного Змия. Взлетев на край бочонка с мёдом, белый ворон почувствовал прилив вдохновения. Время от времени его одолевал этот жар в груди, обычно, когда Май клевал носом над белым листом, пока Моз безуспешно пытался научить принца Долины Радуг основам стихосложения. Но даже любимое упражнение Альбина (Моз называл его "буриме") вызывало у непоседливого юноши только скуку. И скрипя пером и зубами, он бормотал рифмы, заданные Мозом: "Ночь- свет- прочь- рассвет". А вот стихотворения с уже готовыми окончаниями строф у Мая всегда получались, по мнению Альбина (да и Моза тоже), не просто неудачными – выходило нечто из ряда вон корявое. Что-то вроде "Наступает ночь./ А я люблю свет./ Хочу ускакать я прочь./ А вот и мой верный конь Рассвет". Ворон же всегда, слушая подобные вирши любимого ученика Моза, злорадно подпрыгивал на подоконнике и, взлетая под самый потолок, декламировал собственные, свежесочинённые стихи. И надо признать, у ворона они получались складнее и куда витиеватее, чем у юноши.
На те же рифмы "ночь- свет- прочь- рассвет" Альбин сочинил свое знаменитое стихотворение "Бессонница", которое даже вошло в хрестоматию по стихосложению. "Не уснуть мне в эту ночь. /Звёзды льют на землю свет./ Но тоска учится прочь,/ Лишь разгонит тьму рассвет".
И на этот раз захмелевший ворон, разумеется, вовсе не собирался упускать случай блеснуть талантом.
Покачиваясь на краю бочонка, Альбин несколько раз каркнул, чтобы прочистить горло и, окинув сидевшую за столом компанию отрешенным взглядом пиита, с выражением продекламировал:
"Я храбрый белый ворон. Кар!
Трепещет Чёр-рый великан,
Услышав, что Альбин в пути.
Кар! Великану не уйти!"
– Браво! Браво! – еле сдерживая улыбку, поаплодировал Май. – Тебе будет, о чём поговорить с самым талантливым вороном материка Грёз – поющим вороном чародея Амаранта.
Хмель все больше обволакивал сознание Альбина, и он даже не заметил, что Май, как обычно, подзадоривает его, и разволновался не на шутку:
– А он белый ворон или чёрный?
– Чёрный, – пожал плечами Май.
– И что же тогда, интересно, в нём примечательного? Поющий ворон! – Альбин презрительно вздёрнул клюв. – Подумаешь, какая невидаль! А петь и я могу! – и в подтверждение своих слов белый ворон принялся громко каркать и пританцовывать, так что в конце концов свалился в бочонок с мёдом.
Пока Моз извинялся за своего любимчика, Май со смехом вытаскивал его из бочонка.
– За победу над Чёрным Великаном! – поднял Олди бокал, прекратив тем самым суету вокруг ворона, вынутого из мёда, никак не соответствующую торжественности момента.
После второго бокала отменного вина голова закружилась даже у Мая. А что говорить об отнюдь не молодых Мозе и Олди.
Старейший жёлтый карлик вёл себя уже немногим лучше Альбина и затянул старинную фольклорную песню, некогда очень популярную в Мерцающем овраге:
"Над мальвой вьются пчёлы.
Над мальвой вьются пчёлы.
Ну и что. Ой- ла- ла!
Будет день весёлым.
Ой- ла- ла! Ой- ла- ла!
Будет день весёлым!
Нарвём мы ягод в поле.
Нарвём мы ягод в поле.
И опять, ой- ла- ла!
Будет день весёлым!
Ой- ла- ла! Ой- ла- ла!
Будет день весёлым!
Бокалы, друг, наполним.
Бокалы, друг, наполним,
Эх, вином! Ой- ла- ла!
Будет день весёлым!"
"Ой- ла- ла! Ой- ла- ла!
Будет день весёлым!" – вторили Май и Моз. Альбин каркал невпопад, прыгая по столу.
– Дружище Олди! – из коридора появился жёлтый карлик, очень похожий на Олди.
– Зён! – обрадовался Олди – Сколько лет, сколько зим!
– Да уж, давно в Мерцающем овраге не было такого веселья. Я вот услышал нашу песню и подумал, старина Олди не будет против, если я присоединюсь. Вот захватил с собой бутыль вина. Пятьсот лет выдержки, – карлик поставил на стол бутыль. – Из голубого винограда. Сколько его было в Мерцающем овраге!.. Так что сегодня за праздник, Олди?
– Провожаем Мая- Милентия- Кинли на бой с Чёрным Великаном, – заговорщицки объявил Олди.
Зён удивлённо захлопал длинными жёлтыми ресницами и обнажил редкие зубы в счастливой улыбке:
– Неужели этот день настал! Сейчас сбегаю, принесу ещё бутыль вина, и где-то у меня был отличный персиковый джем.
И, напевая "Ой- ла- ла! Ой- ла- ла! Будет день весёлым!", Зён побежал вверх по ступенькам.
Через минуту он вернулся с бутылью вина, бочонком персикового джема и тремя карликами.
– Олди! Зён! Букси! Фро! Укси! – радовались жёлтые карлики встрече друг с другом.
– Кажется, целую вечность в Мерцающем овраге не было праздников, – ликовал тот, которого называли Букси, водружая на стол бочонок эля. – Фро, а где орешки к элю?
Фро высыпал из мешка на стол горку лесных орешков, а рядом поставил бутыль вина.
– Из красного винограда. Выдержано шестьсот лет! – похвастался карлик. – А сколько лет твоему вину, Укси?
– Семьсот пятьдесят, – гордо ответил Укси и поставил бутыль на стол. – А вот ещё малиновые мармеладные пастилки по рецепту моей бабушки!
Олди мигом принёс большую расписную вазу, которую Укси верхом наполнил пастилками.
– А кто же здесь отважный Май- Милентий Кинли? – Фро переводил взгляд с Мая на Моза.
– Я, – скромно опустив глаза, ответил сын правителя Долины Радуг.
– Выпьем за храброго юношу! – поднял бокал Букси.
Глава 11
Бал Красоты
Фонфар, который никогда не отличался скромностью и изысканным вкусом в одежде, на этот раз решил блеском и ярчайшими красками своего наряда затмить обещанный фейерверк. Не одну ночь сапожники и портные трудились над его ярчайшим пурпурным плащом, усыпанном чёрными звездами, высоченными сапогами зеркального цвета и огромной золотой шляпой непонятного фасона, напоминающей царскую корону. И, уж конечно, тайный советник благоухал, как лавка благовоний.
– Все красавицы Грезии будут сражены наповал, – льстил Денди хозяину и жмурился от удовольствия, пока Фонфар начищал ему шкуру специальным ароматным кремом для драконов.
Франт сокрушённо вздохнул. Погрустнел и Денди. Уж он-то точно знал, в чём причина. Опять эта льдышка Севериана! Похоже, Фонфар думает о ней больше, чем о своём ручном дракончике!
– Даже самые неприступные?
Вздохнув, тайный советник так жалобно посмотрел на дракончика, что тому ничего не оставалось, как, скрипя зубами, процедить: "И неприступные тоже".
Повеселев, Фонфар принялся напевать под нос новую песенку какого-то придворного менестреля. Окрылённый надеждой, резво взгромоздился на спину Денди и, устроившись поудобнее между крыльями, поплотнее натянул на голову цилиндр:
– Летим, Денди!
Рассекая воздух крыльями, к Сольвейгу со всех сторон подтягивались десятки празднично начищенных драконов.
Казалось, главная площадь сейчас оторвётся от земли – так много было на ней шаров. В обычные дни главная площадь Сольвейга отнюдь не пестрела яркими красками. А из всего многообразия цветов, что есть на свете, в Сольвейге вот уже пятьсот лет росли только чёрные розы – любимые цветы царя Кошмара. Да вот сегодня ещё Элс нарвал к празднику чёрных нарциссов и украсил ими вход в Хрустальный дворец.
