В первый год Цзин-кан[273] чжурчжэни вторглись в столицу, взяли в плен обоих сунских императоров — Хуэй-цзуна и Цинь-цзуна[274] — и ушли на север. Кан-ван, младший брат Цинь-цзуна, покинул столичный город Бяньцзин, на «глиняном коне»[275] переправился через реку Янцзы и установил свою власть над небольшой областью, избрав девизом царствования Цзянь-янь. Простой люд из столицы, в страхе перед варварами, преследуемый враждебной конницей, перебирался на юг вслед за Кан-ваном. Спасаясь от набегов и пожаров, люди разбегались в разные стороны и прятались где только могли. Можно ли сосчитать, сколько людей оторвалось от своих близких! Множество отцов и сыновей, мужей и жен так и не встретились до конца дней своих. Иногда супругам, потерявшим друг друга, удавалось соединиться вновь, и о них в народе слагались предания. Совсем как:

Рассказывают, что в Чэньчжоу[276] жил некий человек, которого звали Сюй Синь. Еще в детстве он обучился военному искусству и прекрасно этим искусством овладел. Он взял себе жену из рода Цуй, она была очень хороша собой. У них было в изобилии все, что нужно, супруги проводили дни свои в довольстве и не знали никаких забот.

Но вот вторглась чжурчжэньская армия, и обоих императоров увели на север. Сюй Синь посоветовался со своей женой. Они решили, что оставаться на месте было бы рискованно, собрали кое-что из одежды и домашних вещей, связали в узлы, взвалили себе на плечи по узлу и на рассвете вместе со всеми покинули город. Когда они достигли Юйчэна[277], за спиной их раздались крики, потрясшие небо. Они решили, что их преследуют монголы, но это оказались воины разбитой императорской армии, бежавшие после поражения. Поскольку военное обучение было давно заброшено, в армии не стало ни порядка, ни дисциплины. Воинов посылали сражаться с противником, но они трусили и без боя бежали один за другим. Зато при встрече с мирным населением они могли блеснуть воинской доблестью — грабили его и уносили добро, уводили сыновей и дочерей. Хотя Сюй. Синь был умелым воином, он один не мог противостоять натиску бегущих воинов, которые надвигались, словно гора. Чтобы спасти жизнь, Сюй Синю самому пришлось бежать. Со всех сторон слышались крики и плач. Когда Сюй Синь пришел в себя и огляделся, оказалось, что госпожа Цуй исчезла, среди беженцев ее нигде не было; ему оставалось дальше идти одному.

Прошло несколько дней. Сюй Синь повздыхал, но был вынужден примириться с тем, что жены нет. Когда он пришел в Суйян[278], его мучили голод и жажда. В надежде купить вина и какой-нибудь закуски Сюй Синь зашел в лавку. Оказалось, что и в лавках в это смутное время не так, как бывало прежде, — вина не было и в помине, а из съестного продавалась только чумиза. К тому же лавочник опасался, как бы его не обманули посетители, и потому ничего даже не показывал, не получив сполна денег.

Как раз когда Сюй Синь принялся отсчитывать деньги, он вдруг услышал на улице горький женский плач. Обычное дело не трогает душу, душу трогает беда. Бросив счет, Сюй Синь стремительно выбежал из лавки. Его взору предстала растрепанная, полуодетая женщина. Она сидела под открытым небом, прямо на земле посреди улицы. И возрастом, и своей внешностью эта женщина походила на жену Сюй Синя, хотя это определенно была не она. У Сюй Синя дрогнуло сердце от жалости.

«Вероятно, эта женщина попала в беду», — подумал он, исходя из своего собственного опыта.

Подойдя к ней, он принялся ее расспрашивать.

— Я родом из Чжэнчжоу[279], и зовут меня Ван Цзинь-ну, — сказала она. — Мы с мужем спасались от солдат, и в пути неожиданно потеряли друг друга. Оставшись одна, я попала в руки к мятежникам. Потом я шла день, ночь и еще день и вот пришла сюда. Мои ноги опухли, и я больше не в состоянии сделать ни шагу. Мятежники обобрали и раздели меня, а потом бросили здесь. Все, что у меня осталось, — на мне. Мне нечего есть. Я гляжу во все глаза, но не могу встретить никого из родных. Лучше бы умереть! Вот почему я так горько плачу.

— Я тоже потерял жену, спасаясь от мятежников, — рассказал Сюй Синь. — Мы можем только посочувствовать друг другу! К счастью, у меня сохранились деньги, которые я взял на дорогу. Вам, госпожа, лучше всего остановиться здесь на постоялом дворе, отдохнуть несколько дней. А я, разыскивая свою жену, буду справляться и о вашем муже. Что вы на это скажете?

— Благодарю вас, это было бы очень хорошо, — сдерживая слезы, произнесла женщина.

Сюй Синь развязал свой узел, вынул несколько платьев и дал их женщине. Затем они закусили, сняли на постоялом дворе помещение и поселились там. Сюй Синь заботливо делился с женщиной пищей и чаем, и она чувствовала его доброе отношение. «Мне вряд ли удастся вернуться к мужу, — размышляла она, — да и этому человеку трудно будет отыскать свою жену. А пока выходит, что оба мы одиноки, словно вдовцы, и, видно, союз наш предопределен Небом». Так и получилось, что, встретившись, они не смогли противостоять судьбе.

Через несколько дней, когда женщина оправилась от перенесенных лишений, они поженились и затем отправились в путь. Они пришли прямо в Цзянькан. Это было как раз в то время, когда император Гао-цзун переправился на юг и вступил на престол, избрав девизом царствования Цзянь-янь. Он набирал себе армию, и Сюй Синь решил поступить на военную службу в качестве цзюньсяо[280] и поселиться в Цзянькане.

Дни и месяцы бегут словно поток. Сюй Синь и его новая жена и не заметили, как наступил второй год Цзянь-янь[281]. Как-то однажды они возвращались из-за города, где они побывали в поисках своих близких. День подходил к концу. Женщине очень хотелось пить, и Сюй Синь повел ее в чайную. Там уже сидел какой-то посетитель. Увидев вошедшую женщину, он стал украдкой сбоку поглядывать на нее и не сводил с нее глаз. Женщина опустила глаза[282]. Разве она смела обращать внимание на постороннего мужчину? Сюй Синь нашел все это очень странным.

Напившись чаю, они расплатились и вышли. Мужчина из чайной последовал за ними на некотором расстоянии. Когда Сюй Синь с женой вошли в дом, мужчина остановился у двери и явно не хотел уходить.

— Кто ты такой? — спросил тогда в гневе Сюй Синь. — Почему ты засматриваешься на чужую жену?

— Не сердитесь, уважаемый брат, — покорно ответил незнакомец, приветствуя Сюй Синя сложенными руками. — У меня есть к вам один вопрос.

— Если у тебя есть что сказать, говори, — сказал Сюй Синь, едва сдерживая гнев; он все еще не мог успокоиться.

— Уважаемый брат, — снова обратился к нему мужчина, — если бы вы сменили гнев на милость, то мы могли бы найти уединенное место и я рассказал бы вам все как есть. Но если вы будете продолжать сердиться, я не посмею сказать вам ни единого слова.