Но ведь было же в нем что-то такое, что не дает ей его забыть, заставляя снова и снова возвращаться к той недолгой встрече с ним – к его улыбке, интонациям, жестам, к его плохо скрываемым восхищенным взглядам, когда они были вдвоем, рядом, совсем близко.

Она и ждала, и желала, и страшилась этой предстоящей встречи, потому что понимала: эта встреча способна перевернуть всю ее жизнь.

В ясный июньский полдень яхта «Штандарт» и военный корабль «Олаф» встали на якорь на рейде порта Копенгагена. Готовясь к выходу на берег, Александр, как того требовал этикет, облачился в партикулярное платье, сменив более привычный для него военный мундир на гражданский костюм, и вышел на палубу.

Море было спокойно, бросив якорь, императорская яхта плавно покачивалась на волнах Эресуннского пролива. Вдоль скалистого берега тянулись домишки копенгагенской окраины, жители которой высыпали из домов поглазеть на то, как встречают высокого гостя из далекой России.

Александр видел, как от пристани отчалил и теперь быстро приближался к яхте небольшой легкий катерок. Вскоре он пришвартовался к борту «Штандарта». Наследник и сопровождавшие его сановники по трапу спустились на катер, и тот довольно быстро доставил их в порт.

На пристани под пушечный салют их встречал почетный караул и сам король Кристиан IX со своей свитой. После официальной церемонии и обмена любезностями король пригласил Александра в свою карету, и они отправились во дворец Фреденсборг. Всю дорогу король развлекал почетного гостя разговорами, шутил, расспрашивал о жизни в Петербурге, о последних новостях, справлялся о здоровье Александра Николаевича и Марии Александровны.

При въезде в дворцовый парк они повстречались с каретой, в которой ехали королева Луиза и принцесса Дагмар. Король Кристиан вместе с Александром пересели в карету к дамам и продолжили путь.

«Господи, как она хороша, просто ангел! – подумал Александр, целуя руку принцессе. – Неужели это милое создание и правда когда-нибудь станет моей женой? Каким же я был дураком, что, связавшись с княгиней Мещерской, потратил столько времени, едва не разрушив наши и без того хрупкие отношения с Минни!»

И возможно, оттого что эти мысли, эти восторженные чувства цесаревича каким-то таинственным образом передались юной принцессе, по лицу ее пробежал легкий румянец.

Не желая обнаружить своего смущения, она, на миг прикрыв личико веером и тут же собравшись духом, с непринужденным видом спросила его о том, как прошло плавание.

– Да слава богу, хорошо, – отвечал наследник. – Правда, на полпути наша яхта попала в небольшой шторм, но все обошлось. Это даже внесло какое-то разнообразие в наше маленькое путешествие. А так… Уж слишком медленно и уныло тянулось время… Но вот я здесь, и я счастлив, принцесса, что мы снова свиделись, – стыдливо пряча глаза, пробормотал Александр.

– Прошло столько времени… – неопределенно ответила она.

– Как поживает моя кузина? Что-то от нее давненько не было писем, – чтобы заполнить неловкую паузу, спросила королева Луиза.

– В последнее время ей немного нездоровится, но врачи сказали, что ничего серьезного нет. Она говорит, что скучает по вам, и просила передать, что была бы рада видеть вас всех в Петербурге.

– Ох уж эти врачи! – вздохнула королева. – Ничего-то они не знают, ничего не умеют, лишь напускают учености…

За разговором скоротали время пути. И вот миновали тенистые аллеи дворцового парка и вскоре остановились у парадных дверей королевского дворца.

Александра разместили на первом этаже, в тех же самых комнатах, где когда-то жил его старший брат Николай. Разобравшись с вещами и немного освоившись, он подошел к одному из окон и открыл его, и в комнату ворвались волшебные запахи лета. За окном открывался замечательный вид на зеленые аллеи парка. Он с наслаждением вдохнул напоенный ароматами трав и цветов воздух, залюбовавшись свежей зеленью деревьев и кустов, пестрящих всеми цветами радуги клумб и цветников.

– Ну вот ты и здесь! – со счастливой улыбкой вслух произнес Александр. – Что ж, буду просить прощения и милости, буду исправлять ситуацию. Ведь говорят, повинную голову и меч не сечет. Надеюсь, Минни простит меня.

На следующий день король в честь прибытия русского цесаревича давал обед. Александра и Дагмар усадили рядом. Исподволь бросая взгляды на русского цесаревича, девушка была явно смущена такой близостью, но старалась не показывать виду. Поначалу разговор не клеился. Ни тот, ни другой не мог найти нужных слов. И все же постепенно ледок неловкости растаял, молодость взяла свое, и скоро они уже болтали непринужденно и весело – так, будто и не расставались на два долгих года, будто и не было этой дурацкой истории с бульварной газетенкой.

Он чувствовал, что в душе его произошел какой-то чудесный переворот. Все, что было там, в Петербурге, совсем недавно, теперь казалось ему тяжелым сном. И вот он очнулся и ожил, очистившись от этого наваждения, от каких-то злых колдовских чар, и понял: вот оно, настоящее, то, ради чего стоит жить, жертвовать собой, совершать подвиги… Ради этой хрупкой темноволосой девочки с такими глубокими и в то же время озорными глазами, что сейчас сидит рядом с ним.

И Дагмар проникалась все большей симпатией к этому большому, доброму русскому богатырю, как она мысленно называла Александра. Нет, она не ошиблась в нем и в своих чувствах к нему. Он все больше нравился ей своей простотой и естественностью. Эта вторая встреча с ним с новой силой всколыхнула в ней неведомые прежде чувства. И у нее замерло сердце при мысли о том, что очень скоро этот большой, сильный богатырь станет ее мужем, будет всецело принадлежать ей одной.

«Да, да, да! Я люблю его! – с удивлением и восторгом думала она и едва удерживала себя от того, чтобы не потормошить или даже не прижать к себе крепко-крепко, так же как когда-то в детстве она в избытке чувств тормошила и прижималась к своей матушке, а та радовалась этим проявлениям любви, понимая дочь, и от души веселилась вместе с ней. – Но испытывает ли и он ко мне такие же сильные чувства или приехал сюда, лишь выполняя долг перед родителями, своим отечеством или братом, который завещал нам быть вместе?»

Оркестр заиграл что-то возвышенное, радостное, и Минни встрепенулась. Склонившись к нему, полушепотом сказала по-французски:

– Какая прекрасная музыка, не правда ли, Саша? Такая же солнечная, легкая, как этот легкий ветерок, что доносит до нас волнующие запахи моря, или полет вон той птицы в поднебесье… Вы любите музыку, Саша?

– Конечно, принцесса, разве можно ее не любить! Я даже играю немного на корнете в моем маленьком оркестре. Жаль только, времени остается совсем немного для этого. Когда-нибудь, когда вы, Дагмар прибудете к нам в Петербург, я непременно для вас что-нибудь сыграю… Если вы пообещаете, конечно, что не будете ко мне очень строги…

Все дни пребывания Александра в Копенгагене были переполнены какими-то событиями – всевозможными встречами, приемами и визитами, посещениями памятных и исторических мест, знакомством с музеями и достопримечательностями. И застолья, застолья, застолья…

От всего этого у Александра уже голова шла кругом. Порой он приходил в отчаяние оттого, что так мало видится с Минни, совсем не имеет возможности остаться с ней наедине, чтобы высказать наконец ей то главное, ради чего он и прибыл сюда. Поэтому он был счастлив каждой новой встрече, ее мимолетной улыбке, милой реплике. И с каждой встречей его чувства к ней становились все сильней, все осознанней.

Понимая, как там, в Петербурге, родители переживают за него, о своих чувствах Александр пишет им в письме: «Я чувствую, что люблю милую Минни. И дай Бог, чтобы все устроилось и мы были вместе. Но я еще не знаю, что скажет мне она на мои признания и мое предложение стать моей женой. Я не знаю, любит ли она меня, и эта неизвестность доставляет мне мучения. Теперь я понял: только вместе с ней я смогу быть счастлив – и усердно молюсь Богу, чтобы Он помог нам и устроил наше счастье».