«Так что же, значит, она меня не любила? Все это было лишь игрой?..»

Он вдруг вспомнил, что сказал ему когда-то его друг, дальний родственник Марии, князь Мещерский, с которым цесаревич откровенно делился всеми своими душевными переживаниями и даже мыслями о том, что ради брака с Мещерской он готов отказаться от трона. Он надеялся, что друг его поддержит, но в ответ князь, хорошо знавший свою родственницу, попытался остудить его пыл, умоляя не совершать этого неосмотрительного поступка.

– Ну хорошо, вы откажетесь от прав на престол, от титула, от положения, откажетесь от всего и женитесь на Мещерской. Но ведь она вас не любит. Она не способна любить. Это мелкая, эгоистичная натура, испытывающая наслаждение лишь оттого, что кружит голову самому престолонаследнику!

«Я тогда не поверил князю, – подумал он. – А люблю ли я ее сам или и для меня это было лишь мимолетное увлечение, которое мне так хотелось считать любовью? Ведь на самом деле я не представлял себе, что смогу прожить с этой женщиной всю жизнь, что у нас будут дети, внуки, что мы будем заботиться друг о друге в болезнях и старости, что у нас будет одна жизнь на двоих… Все это время после смерти брата я жил как во сне. Так, может быть, эти отношения с Мари были всего лишь средством от сердечной болезни, способом заглушить боль утраты? Это было как сон. И вот я проснулся. Что ж, спасибо ей и за то, что она помогла мне пережить эту боль. Но матушка права – как я мог забыть мою бедную, милую Минни?!»

Они расстались, но было уже поздно. Императрица как в воду глядела. Весть о романе Александра с Марией Мещерской долетела до Европы. В одной из французских газет появилась статейка о том, что наследник русского престола, жених датской принцессы Дагмар, завел интрижку с одной из фрейлин своей матери и даже, по слухам, готов на ней жениться, в связи с этими обстоятельствами родство двух семейств – российского императорского и датского королевского – вряд ли состоится. Благодаря этой газетенке слухи об интрижке Александра долетели и до Копенгагена.

Минни и раньше сердцем чувствовала, что в далеком Петербурге происходит что-то недоброе. А тут еще эта статейка во французской газете. Неужели это правда, а не выдумки желтой прессы?

Русский император и императрица пишут ей и ее отцу хорошие, добрые письма, называя ее невестой своего сына, и относятся, как и прежде, как к дочери. И сама она пишет им в ответ, не показывая беспокойства или обиды за молчание своего суженого.

«Неужели и правда Александр предал меня? И что же дальше? Вот и все, глупая девчонка! – с тяжелой грустью думала она. – Забудь о своих фантазиях, воздушных замках. Вспомни, что было с русалочкой. Ее принц полюбил другую…»

Отец Минни, Кристиан IX, прочитав эту статью, испытал другие чувства – оскорбленного королевского достоинства. И тут же написал письмо российскому императору с требованием незамедлительно разъяснить ситуацию: опровергнуть или подтвердить то, о чем сообщалось в статье.

И завертелось!

Александр Николаевич тут же направил в Париж секретного агента, чтобы тот выяснил, чьих рук это дело, кто стоит за этой публикацией.

До смерти напугав издателя этой газетенки, грозный императорский посланец выяснил, что публикацию статьи организовала – кто бы мог подумать?! – сама Мария Мещерская.

– До чего же подлый и коварный ход! – вскипел император. – Только женщина способна на такую изощренную комбинацию ради достижения намеченной цели – правдами и неправдами добиться своего, захомутать неискушенного в романтических перипетиях наследника. Какая наглость! Она отважилась расстроить предстоящую свадьбу принцессы Дагмар и нашего сына, рассорить две династии, две страны! Ну погоди, мерзавка, ты свое получишь…

Вызвав к себе сына, он устроил ему разнос.

– Твоя любовница опозорила меня на всю Европу! – в гневе кричал император. – У тебя невеста в Дании, крошка Дагмар, красавица, скромница, умница, а ты связался с какой-то… Ты что, забыл о своем предназначении, своем долге? Ты – наследник российского престола, будущий самодержец великой страны, перед которой трепещет вся Европа, а ведешь себя как местечковый повеса! Так вот, выйдя за дверь моего кабинета, забудь об этой интриганке. И готовься в дорогу. В Копенгагене тебя ждут. Пора сделать принцессе Дагмар официальное предложение. Двусмысленная ситуация, сложившаяся по твоей и твоей пассии милости, тобой же и должна быть разрешена. Своим поведением, гнусной интрижкой с невесть что возомнившей о себе бабенкой ты оскорбил эту милую, чистую девочку. Так что отправляйся и выкручивайся как можешь. Авось Дагмар тебя и простит.

«Как могла Мария совершить такой поступок?! Эта газета… Но ведь это нехорошо, нечестно! Неужели она не понимала, какую боль это доставит всем, больше всего, конечно, Минни? Но ведь она наверняка этого и хотела – вот что самое страшное, самое непостижимое! – пронеслось в голове у Александра. – Ведь мы расстались с Мари еще тогда, после разговора с моей матерью. Она сама сказала, что между нами все кончено. А еще что все это было несерьезно, всего лишь легкий, ни к чему не обязывающий флирт. Так что же, выходит, и тогда она всего лишь играла мной, а на самом деле… На самом деле она решила мстить за свою неудачу, хотела сделать больно всем – мне, моей матери, которая приютила ее, приблизила к себе, даже Минни, которую она никогда даже не видела…»

Только теперь он вдруг окончательно прозрел, увидел, какие они разные – княгиня Мещерская и принцесса Дагмар.

Александр вспомнил эпизод, когда Мария была взбешена тем, что он не смог уделить ей внимание и остаться в интимном уголке после бала, который устраивали в честь прибытия какого-то именитого заезжего гостя.

– Вы несносный увалень и дурной кавалер! – не сдержавшись, бросила Мария ему в лицо.

И в глазах ее он с ужасом прочел не обиду, а холодную злость оттого, что она не получила то, чего хотела.

Он тогда надолго обиделся, не разговаривал, не встречался с ней, но все же простил, постарался забыть этот эпизод, этот обжигающий холодом взгляд. Только теперь вот вспомнил.

А Минни… Разве могла бы она сказать ему такое и окатить таким холодом глаз? Судьба свела их в трагический для обоих день, в страшные, последние минуты жизни ее жениха и его любимого брата. И она была воплощением любви и страдания, она переживала первые, самые трудные в ее еще короткой девичьей жизни мгновения, часы и дни, и она не утрачивала при этом понимания того, что такую же, как и она, трагедию переживали те, кто был рядом, – родители ее Николая и он, Саша. Сама едва держась на ногах, она старалась поддержать и их, и его, найти какие-то живые, теплые слова. Он вспомнил их откровенные грустные беседы – потом, когда все уже было кончено и они остались одни.

«Ведь я тогда был покорен ее красотой и ее душой. Я влюбился в нее, но, как всегда, робел, боялся себе в этом признаться. Ведь она была невестой ушедшего из жизни Никсы, и я считал это чувство предательством его памяти. Он сам пожелал, чтобы мы были вместе. Таково было его завещание. И я изменил Никсе, изменил Минни. Вернувшись в Петербург, забыл обо всем».

– Спасибо, отец, – стараясь скрыть наворачивающиеся на глазах слезы, пролепетал Александр. – Простите меня, государь, за слабость, за измену, за то, что я забыл о своем долге, о том, что я являюсь продолжателем дела всей нашей семьи – дела, которому и мне предстоит посвятить свою жизнь. А еще простите меня за принцессу Дагмар, за дорогую Минни и моего любимого брата Никсу. С тем, что было между мной и Мещерской, давно покончено. Это было как наваждение, как болезнь. Уже тогда, после разговора с матушкой, я понял, сколько горя причинил всем. Поверьте, я сделаю все для того, чтобы Минни простила меня и не отвергла мою любовь.

– Что ж, начинай новую жизнь, становись взрослым и впредь всегда думай о том, как могут отозваться твои дела, поступки и иногда даже слова на судьбах других людей… И все же знай, что я тебя прощу только тогда, когда тебя простит та, кого ты так сильно обидел, – принцесса Дагмар. А за свои интриги, свое коварство эта сучка Мещерская будет мною наказана. Всяк сверчок знай свой шесток. Я уже сказал твоей матери, чтоб она гнала эту интриганку вон из дворца!..