– Два месяца назад было не начало этого кошмара. Все началось еще раньше. Некоторое время назад я нашел очень важный старинный документ, его важность ты теперь понимаешь сам.

Кай кивнул и нервно теребил замок куртки. И Эван продолжил:

– Этот документ связан с ними.

Вот этот шанс – Гервирут теперь точно не сорвется. Это был знак что пора действовать. Эван специально понижал голос до полушепота и увлеченный Гервирут чуть ли не вваливался в помещение. Они знали, что загнали ее в угол – участок был забит сторожевыми, что означало неизбежность драки и главный козырь уже крался сзади. Но это все же был не человек. Обернувшись, Сангвин застала врасплох источник той самой непонятной энергии из дома Эвана. Перед ней на мгновение застыла высокая девушка с разочарованным взглядом.

«Я идиотка» – подумалось этой девушке.

Реакция Сангвин не заставила себя ждать. Из спокойного наблюдателя она превратилась в разъяренную кошку. Она бросилась на девушку, несмотря на то, что была точно на голову ниже. Ее не волновал ни рост, ни вес, ни пол соперника. Она знала, что разберется со всеми.

Девушка тут же закричала:

– Что же вы стоите! Он сейчас свернет мне шею, я не могу вечно отбиваться!

Техничные и резкие удары Сангвин явно превосходили подготовку высокой брюнетки. Та все тянулась к голове Сангвин, словно хотела вытрясти из нее все содержимое. Эти действия в бою были непонятны Гервируту, но все же она активно пресекала такие попытки.

Неожиданно тяжелый треск в районе затылка заставил Сангвин потерять равновесие. Удрученно повернувшись она заметила крепкого парня с разлохмаченной деревяшкой, похожей на биту. Его взгляд сразу же сделался испуганным и виноватым. То ли за содеянное, то ли за плохо сделанное содеянное. Резкий взмах кулака Сангвин был заблокирован деревяшкой, и та разлетелась на щепки.

– Ну и удар у него! Селинн давай же, следующая явно моя голова!

Между делом Сангвин оглядела украдкой ангар и поняла, что Эван сбежал. Нужно было срочно разобраться с двумя проблемами и ринуться за ним, пока он не слишком далеко ушел.

Селинн постаралась выбить равновесие окончательно и со всей силы ударила ногой в коленную ямку Гервирута. Тело предательски послушалось и скривилось над землей, ее тут же поймали под подмышки, а Селинн вцепилась в края маски и ее голос тут же завибрировал везде – так, как Сангвин никогда не слышала. Ее голова была заполнена брюнеткой и безучастный взгляд был направлен куда-то в лицо Селинн.

«Усни» – ударило по сознанию с упорным нажимом.

Сангвин боролась с резким наплывом свинца в голове. Он вытеснял звон Селинн и было так тяжело цепляться за свет вокруг, он куда-то исчезал, становилось темно.

Последние, неуклюжие, слишком жалкие рывки, но все бесполезно. Капкан плотно захлопнулся, чужие руки напоминают об этом каждую секунду. Они держат так крепко и также крепко связывают. Невнятные выкрики заставляют напрячься и прийти в себя. Но она больше не может.

«Срывай!» – Послышалось где-то сбоку, но уже снаружи. Стальной голос Эвана зацепил Сангвин.

Резкий запах специй оглушает сознание наповал. Неясные образы обрываются и снова пляшут.

«Черт тебя подери! Идиот, сорви ее уже!». – Стальной голос Эвана зацепил Сангвин.

Вот он, момент, что снова поделил ее жизнь на до и после. И символ его – сорванная маска, разбитыми кусками хрустит под чужими подошвами.

Глаза тяжко разлепляются, в них с жестокостью бьет свет, проливая его внутрь, изгоняя тьму и пустоту. Мысли теперь материальны, за них можно схватиться. Смаковать ими, придать им значение. И знать почему теперь страшно.

Вот ты и попалась. – тихий шепот над лицом заставил сердце биться быстрее.

Страх. Страх. Страх. Страх. Цепь снова звякнула и пропала в темноте.

Запах чего-то приятного и съедобного моментально разлепил веки, живот скрутило и проснулась обычная боль в мышцах рук после сна. Судя по прохладе в комнате – сейчас совершенно раннее утро, солнце даже не успело взойти. Тяжелая голова перевесила шею и комок желтоватых волос повис над полом, пока лоб упирался в ватные предплечья. Эта маленькая комнатушка сохраняла свой особый уют даже в такую рань и не давала сонному наваждению уйти насовсем. Хотя сон уже давно не шел, как нужно. Всегда боль в мышцах, словно существовали ночные, безумные тренировки. Мозг то и дело неожиданно просыпался посреди ночи, а мог и каждый час.

Ноги поднялись и понеслись в сторону кухни. Там стоял обыденный гул и шкворчание чего-то подходящего на завтрак. Вот стоит женщина с полуседыми волосами, ее лицо уже давно не сохраняло ту молодую нежность и озабоченность, но она до сих пор готовила завтраки. Для нее.

«Мама» – подумалось ей.

Вот стоит сгорбленный и ворчливый мужчина, от него несло гадким перегаром. Он безумно недоволен этим миром, для него он более гадкий, чем этот перегар. Он накинул соломенную шляпу на шею и молча вышел из дома. Сезон сбора овощей.

«Гадкий и надоевший, да, папочка?» – мысленно передразнила она.

Семья Грай жила в далеком и забытом селении, занимаясь бесконечным фермерством. Когда-то давно тут может и была перспектива создания чего-то большего, чем обычный поселок, но сейчас это просто пустырь с домами в разброс на пять километров каждый.

Взлохмаченная девушка стояла и тупо смотрела на отца, удаляющегося в поле. Они с отцом давно в отношениях максимально отстраненных, он был слишком занят работой и выпивкой чтобы замечать такую мелочь, как ребенок. Ей было уже семнадцать лет и одновременно это был возраст ребенка. Она должна быть для него ребенком всегда. Его внимание должно быть подарено ей всегда, но его лимит закончился где-то в пределах одиннадцати или тринадцати лет. Она уже не помнит. Она знает, что это просто такая ситуация, такая жизнь, это нормально, она уже выросла. К тому же есть мама. Мама была такая же угрюмая, местами нервная, но она была тут и готовила завтрак для нее. Может в семнадцать это было уже не круто, но ей это нравилось, она чувствовала себя замеченной посреди пустыря, где соседи со всех сторон в радиусе пяти километров. От мрачного наблюдения ее оторвал бесцветный голос:

– Кайса, садись, готово.

Молчаливый завтрак перетек в молчаливые сборы на работу. Кайса тоже помогала по хозяйству, это было безотлагательно. Ведь это ее будущее наследство, она должна уметь и делать все безупречно.

День был жаркий, как большинство июльских дней в этом округе. Фермерская роба снова заставляла высыхать от жары словно капризный подсолнух. Она помнит и чувствует это.

Мир вдруг закружился. Золотое поле сменилось зеленой истоптанной травой. Стало слишком свежо. И даже как-то резко потемнело. Неужели она провела тут весь день?

«Наверное, голову напекло» – подумала Кайса. – «Пора домой».

Трава не заканчивалась, солнце не всходило обратно. Становилось холодно от неожиданной влажности.

«Что за чертовщина?!» – Огляделась она.

Куда не ступи – мрачная пелена не заканчивалась. Совсем другая местность, даже время года будто сменилось. Она потрогала траву и обнаружила что она вполне реальная, даже ощутимая роса охладила ладонь. Могла ли она в фантазиях уйти куда-то в сторону леса? А о чем она вообще думала последние минут десять-пятнадцать? Какая-то неожиданная пустота в голове застопорила движения. И тут же послышался детский рев, причем самый противный на свете. Девушка испугалась – она непонятно где находится и слышит детский плач. Такие обстоятельства наводят панику и мурашки.

Плач усиливался, хотя Кайса стояла на месте. И она поняла: место, откуда он исходил, притягивалось к ней само. Миллиметр земли за миллиметром сокращались и стягивались, словно время повернулось вспять. И вот она стоит перепуганная и вспотевшая, а перед ней затуманенные силуэты. Они что-то говорят, но не ей, а она все равно не может разобрать что. Они слишком размыты, даже лиц не видно, это была самая неуклюжая картина, написанная самым жирным маслом. И единственное что она слышит отчетливо это детский плач. Он оглушает и пугает ее еще сильнее, только почему?