В настроении Григорий Васильевич выскочил из ванны.

Ожидающая своей очереди Людмила Георгиевна была удивлена, его

быстрым подмывом и бодрым выходом, обычно он нежился целый час и выходил разморенный, квелый и голый, не прикрывая свою срамоту, а тут прикрыл полотенцем и сразу юркнул в постель, заняв свое место у стенки.

Спал Григорий Васильевич уже лет пять как, голый, как он объяснял – одежда ему мешает заснуть. Людмила Георгиевна не возражала, потому что за пять лет ни её киска, ни противоположное место не подвергались опасности, а сама спала в ночной рубашке, на всякий случай, а вдруг.... Лишаться девственности второй раз не хотелось.

Ванну Людмила Георгиевна принимала долго, увесистые формы требовали довольно большого времени, да и коса, свисающая по спине до колен, тоже требовала времени.

Сушить волосы она любила не в тесной ванной, а в комнате перед большим зеркалом. Вот и сегодня, она сушила их феном не спеша, повернувшись спиной к кровати. Ее ночная рубашка, защемленная между двумя выпуклыми половинками, оголяла аппетитные бедра.

Григорий Васильевич лежал и не мог оторвать взгляд. Его недавно ожившая морковка, превращалась все больше в твердую морковь, он чувствовал себя молодым.

Наконец-то легла и Людмила Георгиевна, ее распаренное тело излучало тепло и притягивало Григория Васильевича к ней все ближе и ближе.

Это не смогла не заметить и Людмила Георгиевна, которая, предчувствуя что-то нехорошее, по чуть – чуть отползала к краю.

Но в какой-то момент Григорий Васильевич, успев ее обнять и прижаться к ней своей возбужденной морковью, прошептал дрожащим голосом на ухо:

– Может… это…! Разочек, А? – и положил руку на пушистый треугольник.

– С ума сошел! – приняв за шутку, рассмеялась Людмила Георгиевна, и пропела:

– Заросло травой, заросло травой, место наших встреч! – и вежливо откинув руку, повернулась к нему спиной.

– А, может, туда? – Григорий, громко дыша, прижался морковью к запасному месту.

– Охренел! – уже почти без шуток, отрезала Людмила Георгиевна. – Чтобы я опять неделю сидеть не могла? – и отгородила место покушения одеялом.

– А мож …? – продолжая все также громко дышать, заикнулся было снова Григорий Васильевич и потянулся морковкой в вверх.

– Нет! – уже грубо отрезала Людмила Георгиевна, раскусив его очередной план. Лишиться последних четырех зубов, на которых протез держится, ей не хотелось.

– Нет! – Фыркнув, плюнула она.

Получив отказ, Григорий Васильевич молча, отвернулся к стене. Было стыдно и обидно. Луна освещала стену, и какие-то тени прыгали по ней.

Время шло, не спалось. Морковь продолжала стоять и не давала заснуть, проблему нужно было решать.

Спустя час, за спиной послышалось похрапывание и спонтанное дыхание Людмилы Георгиевны.

Василий Григорьевич развернулся к ней лицом. Жена лежала на боку спиной к нему, но уже от жары поверх одеяла. Ночная рубашка была задрана выше пояса.

Непроизвольно смотрел он на голые бедра, освещаемые луной, и еще больше возникло желание.

– Вот взять бы сейчас и пристроиться сбоку! Нет, вдруг напугается, а там инфаркт или парализует, – трезво поразмышлял он и отказался от этой задумки.

Повернулся на спину, уставился в потолок.

Людмила Георгиевна продолжала храпеть, сопеть и тяжело дышать, изредка стонать, как, бывало, раньше вовремя оргазма. Ворочаясь с боку набок, она вдруг легла на спину широко раздвинула ноги и застыла в этой позе.

И тут Григорий Васильевич не выдержал. Он помахал рукой перед ее глазами.

– Спит.

Левую свою ладонь, по-партизански осторожно положил на ее пушистый треугольник между ног. Было горячо. Людмила Георгиевна после бани продолжала спать крепко.

Выждав на всякий случай минуту, не отрывая свою левую руку от треугольника, он крепко вцепился в свою морковку правой рукой и как в глубокой юности сначала медленно, потом все быстрее и быстрее начал ее теребить. Энергия от пушистого треугольника жены стремительно перетекала в кулак. В руке была уже не морковка, а крупная морковь, которая ежесекундно росла, не помещалась в кулак, и готова была взорваться от вздутия. Было приятно.

Увлекшись процессом, Григорий Васильевич потерял незаметно бдительность и контроль, развил космическую скорость, тяжело и часто задышал.

От странных звуков Людмила Георгиевна, вынуждена была проснуться и через силу на миг, чтобы не нарушить сон приоткрыла глаза. – Не сердечный ли приступ у Григория?! Но увидев прыгающую на стене тень кулака с зажатой морковкой, отлегло. Не приступ. И про себя пробормотала – «Седина в бороду, бес в ребро», все никак не угомонится.

Сон для Людмилы Георгиевны на восьмом десятке, был главнее всего на свете, и ей поскорее хотелось вернуться туда, в сериал «Рабыня Изаура».

Продолжая смирно лежать, не убирая влажную руку Григория Васильевича, которая была занята путешествием между ее ног и не давала снова уйти в сладкий сон, она свою левую руку незаметно спустила вниз и нащупала тапочек.

Выждав момент, когда Григорий готов был разрядиться, ловким движением что есть силы шлепнула в источник звука, ниже пояса. Звук затих.

***

– А дальше что? – толкая в бок, умирая от смеха, тормошила подруга, замолчавшую на миг Людмилу Георгиевну.

– Дальше? Сменила белье, проветривала помещение! – пока этот хрен без сознания лежал.

– Но, а это? Это как? – намекнула подруга про штуковину, которая ее интересовала больше всего.

– Как, как?! Приходиться по-маленькому в туалет теперь сопровождать.

– Да ну! – соболезнуя, протянула подруга. – Сам не может что ли?

– Может, – успокоила Людмила Георгиевна. – Залил весь потолок!

– Это как?!

– Стояк у него с того раза! Вот такой! – и показала руками. – Помогаю сгибать морковину в унитаз. – и тут же рассмеялась.

В это время мимо окна, рядом с которым сидели подруги, и изредка поглядывали в него, возвращался с рынка Григорий Васильевич с полной авоськой чего-то.

– Опять сельдерей несет, – печально вздохнула Людмила Георгиевна. – Подсел!

– А что с ногой-то? – обратила внимания на хромающую походку подруга, – одна нога выше другой почему-то поднимается?

– Так, к ноге бинтую морковь! Чтобы не вылезла из ширинки и людей не пугала! – и обе заржали.

– Своему не хочешь фрукт такой?

– Хочу! – захлопала по столу, захлебывалась от смеха подруга.

Стоял октябрь. Тринадцатое. Среда. Закончился рабочий день. Народ спешил домой.

– Уже неделю как пошли опята! – услышал Алексей в конце смены в заводской проходной.

Алексей, пятидесяти лет от роду, с пивным животиком, был заядлый грибник, ему нравились маринованные опята, не переросшие лопухи, а маленькие как макарончики. Они очень хорошо шли под картошечку с рюмочкой водочки, особенно после баньки. А баньку он любил.

Позвонил жене: – Я после работы за опятами, в свой лес!

Та заворчала: – Куда!? Скоро ночь на дворе, пока доедешь, будет темно. Давай вместе в выходной.

– В выходной уже лопухи будут. А я быстро, одна нога здесь другая там!

– Не забудь от клеща побрызгаться! – напутствовала жена.

– Побрызгаюсь!

– А ты знаешь, какое сегодня число? – на всякий случай спросила жена, в надежде что передумает.

– Знаю! – неохотно ответил Алексей, – было тринадцатое, – и на всякий случай перекрестился и плюнул через левое плечо.

– Поеду!

Смешанный, изрезанный оврагами вдоль и поперек лес, растянулся вдоль дороги на восемь километров, а в ширину на три. Свернув с проселочной дороги, он припарковался вначале опушки, от которой собиралась отъезжать машина Ока.

– Есть грибы? – поинтересовался он.

– Есть, – доложил пожилой водитель, показывая на полные корзины. – Смотри не заблудись, тут одни овраги.

Алексей был частым гостем в этом лесу, ориентировался, как рыба в воде.