Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Замуж? – Сююмбика беззаботно отмахнулась. – А я уж напугалась. Неужели Ахтям-бек вновь посватался ко мне? Его сватовство для меня давно не новость!

– Нет, госпожа. Ваш отец не расположен к Ахтям-беку, об этом знают все. Видано ли, чтобы повелитель множества кочевий и родов отдал любимую дочь за бека, который не в силах прокормить свой ничтожный улус? Жених к вам сватается другой: знатней, да и могущественней. – Оянэ с трудом перевела дух, уставившись в округлившиеся от напряжённого ожидания глаза девушки. Шёпот няньки был тише шелеста трав, но Сююмбика расслышала его:

– Сам хан Земли Казанской.

Девушка вздрогнула, тень пробежала по лицу. Если до сих пор она не верила ни единому слову прислужницы, принимая её тревоги за пустые кудахтания, то сейчас! Громкий титул жениха огорошил, если к ней посватался сам казанский хан, отец не мог отказать.

Как во сне поднялась малика с земли. На траве остался примятый круг, и она бездумно поворошила высохшие стебельки носком пёстро расшитой обувки, но ни одной травинки не поднялось обратно, так и лежали они, поникшие, на земле. Ей стало жаль их, а заодно и себя, – вот так и она, утром ещё беззаботная и счастливая, превратилась в увядшую траву. Глаза наполнялись непривычными слезами, и девушка вскинула голову, она не желала, чтобы слабость её пролилась на щёки и стала видна кому бы то ни было. Малика созерцала привычную картину: степь расстилалась до горизонта и лишь порой вызвышалась холмом или опадала извилистым оврагом с каймой густого кустарника. Сююмбике хотелось вечно стоять здесь, вдыхать запахи степи, окунаться в буйное разнотравье и не слышать того, что она узнала от верной Оянэ. Заждавшийся жеребец ткнулся в её плечо, пожевал мягкими губами рукав, она обернулась порывисто и уронила голову на густую гриву коня. Рука девушки теребила жёсткий конский волос, а красавец Аксолтан обеспокоенно пофыркивал, чувствуя слёзы.

Оянэ печально вздыхала. Нянька, которая растила Сююмбику с рождения, любила девочку как дочь, ведь мать малики – Айбика, умирая, сама доверила дитя её заботам. Бредовый, горячий шёпот Айбики и сейчас стоял в ушах няньки: «Забери её, Оянэ… расти мою девочку… дайте ей крылья…» Слова застыли на губах покойной, замерли на долгие пятнадцать лет, чтобы сейчас воплотиться и ожить.

– Не хотела ли сказать моя благородная госпожа, – покачиваясь в такт своим слезам и думам, шептала нянька, – что нашу Сююмбику ждёт далёкая страна? Стать казанской ханум, разве не предел мечтаний ногайских малик?

И Оянэ готовилась смириться, но сердце няньки обливалось кровью. Хрупкая нежная госпожа – совсем ребёнок, вся её дерзость и своенравность наносные, а она сама похожа на маленький, беззащитный росток. Пересади его в другую почву, далеко от родной земли, не согнётся ли там ногайский цветок, не завянет ли? Оянэ хотелось запричитать, поплакаться ветру Великой Степи, испросить совета у запретного Тенгри, ведь он один ведает всё о своих детях. Но долгое молчание Сююмбики обеспокоило женщину, и она робко тронула воспитанницу за локоть. Малика взглянула строго, словно и не плакала:

– Оянэ, я поеду вперёд, отец заждался. Тебе на Каурой не угнаться за моим Аксолтаном. Прощай, увидимся в аиле[6]. – И она быстрым гибким движением вскочила на коня.

Аксолтан, которого хлестнули нещадно, молнией сорвался с места, словно по степи закрутился белый вихрь. Оянэ отёрла слёзы и отправилась к кобыле, которая понуро жевала жёсткую траву.

Глава 2

Конь нёсся во весь опор, копыта его едва касались земли, казалось, Аксолтан летит над степью, распластав невидимые крылья. Быстрая езда всегда радует умелого всадника, и Сююмбика на время забыла о мрачных думах. Она упивалась бешеной скачкой, свежим ветром, несущим пленительные запахи родной степи. Но вскоре она и её любимец Аксолтан почувствовали близость стойбища – где-то вдалеке залаяли собаки, запахло дымом. Умный жеребец замедлил бег, незаметно пошёл шагом, он вытянул шею и тихонько заржал, косясь на задумавшуюся хозяйку чёрным блестящим глазом. Конь не желал возвращаться в аил и просился назад в вольную степь.

– Ничего-то ты не понимаешь, глупенький. – Сююмбика прижалась к шее коня, ласково потрепала гриву. – Мы не выиграем эту битву, если вернёмся назад, невзгодам надо лететь навстречу, только тогда можно надеяться на победу. Ну, пошёл! – И она хлопнула Аксолтана ладонью по грациозно изогнутой шее.

У большой юрты отца Сююмбика передала повод коня нукеру и решительно распахнула полог, она оказалась в небольшой комнате, обставленной просто и без излишеств. Караульный приветствовал юную малику, но Сююмбика едва отвечала ему. Сердце девушки тревожно забилось, и ей пришлось сделать усилие, чтобы шагнуть в следующую комнату, отгороженную войлочными стенами. Вся варварская роскошь пристанища мангытского повелителя отразилась в этих стенах. Беклярибек вёл полукочевой образ жизни, потому в своей юрте стремился создать видимость Тронного Зала, который остался в далёком дворце Сарайчика. Здесь, в юрте предводителя ногайцев, по шёлковым стенам летали китайские драконы, пёстрые ковры устилали полы, а оружие, инкрустированное серебром и россыпью драгоценных камней, слепило глаза. Блеск этот отражался в свете бронзового очага. Китайским драконом казался и походный трон господина с вычурной резной спинкой и красными лаковыми подлокотниками. Перед троном растопырился низенький резной столик, на нём – серебряный кувшин и несколько голубых пиал из тончайшего фарфора. Сам беклярибек Юсуф стоял около столика и в задумчивости крутил в ладонях пиалу, только что наполненную прохладным шербетом. Повелитель Ногайской Степи перешагнул черту почтенного возраста, но всё ещё выглядел моложаво и подтянуто. Лицо его с аккуратно подстриженной шелковистой бородкой, обычно строгое и непроницаемое, при виде дочери осветилось улыбкой.

– Сююмбика, доченька, подойди, я обниму тебя.

Волнение, страх и недоверие, которые терзали душу девушки, отхлынули, и Сююмбика укрылась в объятьях отца. Могущественный беклярибек вёл себя сурово со всеми, никто в огромной Степи не смел перечить ему и вставать поперёк дороги, но лишь один человек не опасался вспышек гнева господина. Этим человеком была его дочь Сююмбика. Для грозного Юсуфа, повелителя десятков родов и племён, которые населяли Ногайскую Степь, малика являлась идолом и неиссякаемым источником радости.

Казалось, все развлечения господина устраивались только для дочери – скачки, охоты, бесчисленные празднества. Не замечая того сам, беклярибек воспитывал Сююмбику как мальчика, – с пяти лет она мчалась на коне, в восемь легко пронзала стрелой летящую птицу. Няньки пели знатной воспитаннице длинные песни, учили вышивать шёлком и серебром, читали благочестивые аяты из Корана. Она затыкала уши и сбегала от их назойливых нравоучений. Малика и пяти минут не могла высидеть в покоях своей мачехи Райхибики – от разговоров про наряды, украшения и мужчин у неё начинала болеть голова. Отец показывал, как держать лук, метать аркан, различать следы животных, и девочка со всей страстью отдавалась его науке.

Противоречивое воспитание отразилось в натуре девушки, как день и ночь, она оказывалась то дерзкой и жестокой, то ласковой и чувствительной. Поистине, в ней – дочери степей – слились воедино две здешние стихии: вода и ветер. Будь жива её мать Айбика, всё пошло бы по-другому, ведь зачатки женской прилежности в девочке имелись от рождения. Взрослея, она переменилась бы наверняка, только постоянно подогреваемое отцом пристрастие к мужским занятиям перебивало в малике всё девичье. В свои недавно исполнившиеся пятнадцать лет, в возрасте, когда большинство сверстниц уже укачивали своих детей, Сююмбика больше напоминала мальчика-подростка. Тонкая, натянутая как струнка фигура наездницы ещё не обрела прекрасных женственных форм, а густые чёрные косы прятались от посторонних глаз под большую шапку, чтобы при скачке не мешал даже малый завиток.

вернуться

6

Аил – поселение.

2
{"b":"826367","o":1}