Здоровый рыжий человек, жутко пахнущий дымом и несвежим телом, дал ему подзатыльник, от которого перед глазами засверкали искры. Дарик догадался, что получил его именно за попытку сбежать. Как они смогли это понять, когда даже родители, умеющие многое, не знали о его иномирских проделках.

Кавалькада из нескольких десятков повозок долго ехала без остановок, иногда по весьма опасным мирам, в которых творились разные погодные катаклизмы. Дарика начало подташнивать от непрерывной тряски и мельтешения пейзажей перед глазами. В какой-то миг повозки остановились, но не надолго. После короткой остановки они разделись по три или по четыре штуки в группе, и разъехались разными путями.

После этого дороги стали лучше. Уже не так трясло. Иногда выезжали на асфальт и неслись по нему под стук копыт. Мальчику казалось, что похитители специально носятся по разным мирам, чтобы сбить с толку его родителей, которые уже наверняка кинулись за ними в погоню. Ему было страшно, но и стыдно тоже, что он подвел дедушку с бабушкой, у которых гостил. Дарик живо представил себе их состояние и расплакался.

Кони вынесли повозки в пустыню. Сквозь щели в повозке подул горячий ветер и пыль. Кортеж въехал в неустроенный грязный город, по которому бродили, как казалось Дарику, оборванцы в грязных одеждах. Некоторые из них водили других людей на верёвках, как домашних питомцев. На душе мальчику стало так неуютно, что он чуть не потерял сознание. Он вдруг осознал, что произошло с ним. Его накрыло волной жуткой тоски, парализующей остальные чувства.

— Эй, Марша, глянь, что это со щенком? — Прозвучал грубый голом мужчины, отвесившего Дарику подзатыльник. — Нам за него должны хорошо заплатить.

Женщина пощупала у него пульс, потрогала нос, подняла веки.

— Живой, даже в сознании. Простая апатия. Нормальная реакция на смену обстановки. — Произнесла она обыденно.

— Нормальному хьюкошу смена обстановки дарит радость, а этот выглядит, как будто собрался на тот свет. — Пробасил мужчина.

— Его воспитали не хьюкоши, поэтому он так себя ведет.

— Откуда тогда он понимает, как бродить по мирам?

— Его родители вроде как тоже умеют это. — Пояснила женщина.

— Они из этих, которые не умеют бродить от рождения, полноценные неполноценные. — Мужчина громко и безобразно рассмеялся.

— Из них самых. Я видела их и должна сказать, они вели себя очень дерзко, будто решили, что могут делать это безнаказанно.

— Потому они и неполноценные, что понятия не имеют о том, чем владеют. На фоне своих не умеющих бродить земляков, они кажутся себе всемогущими. За свою гордыню им пришлось заплатить хорошую цену. Пусть теперь беспомощно побесятся, пытаясь вернуть своего сына. Да и какой он им сын. Наш он, кто бы не воспитал его.

— Тайна сделает из него человека. Это даже хорошо, что он не познал с младых ногтей кочевую жизнь. Ему будет проще привыкнуть жить во дворцах. — Произнесла женщина. — Как это ужасно изо дня в день просыпаться на одном и том же месте, видеть одну и ту же обстановку. Никогда не пойму богатых променявших свободу на странные удовольствия.

— Когда-нибудь мы перестанем понимать друг друга настолько, что разделимся на два народа. Они забудут, как бродить по мирам, и будут окучивать свои драгоценности, технологии и прочее. Богатые обречены стать неполноценными.

Дарик слушал их, не понимая и половины сказанного. Ему хватило ума догадаться, что его хотят сбагрить какой-то богатой женщине со странным именем, то ли прозвищем. Почему-то от этого ему становилось немного спокойнее. Может быть, он просто желал верить в лучшее, или же ему успела опостылеть кочевая жизнь в вытряхивающей душу повозке, и хотелось скорее оказаться на твердой земле.

Цокот копыт коней сменился. Дарик выглянул в щель и увидел, что дома стали больше и красивее, а дорога больше не пылит, потому что вымощена плиткой, похожей на плитку, на некоторых улицах родного Транзабара. Кортеж проехал еще с километр и остановился у больших ворот. Они отворились, но не для того, чтобы впустить внутрь повозки. Оттуда вышли две женщины, похожие на похитителей и двое крупных мужчин с холодным оружием в руках. Они заняли места позади женщин.

— Подъем! — Грозно приказал мужчина, раздававший подзатыльники.

Он грубо схватил Дарика за руку.

— Полегче. — Попросила его Марша. — Если он будет плохо выглядеть, нам заплатят меньше.

— Да мне насрать, сколько нам заплатят. Они совсем сума сошли со своими деньгами. Все в мире дается просто так, а они придумали какие-то деньги. Богачи пытаются копировать образ жизни неполноценных, делая вид, что это очень здорово. До появления денег даже слово богачи не было. Все были одинаковыми, а тут смотри, появились.

— Шамтур, деньги это удобно. Нам не надо возить с собой горы товаров, чтобы долго и упорно менять их на то, что нужно. Достаточно владеть пачкой денег, чтобы это сделать. — Убедительно произнесла Марша.

Дарика вывели на улицу, под знойное солнце, под которым трудно было открыть глаза. Женщины сразу же приняли его, повертели, осмотрели со всех сторон, заглянули в рот, в глаза, потрясли руки.

— Ребенок здоров. — Заключили они. — Держите, это плата, на которую договаривались.

Шамтур забрал деньги, пересчитал и исчез в кибитке, не проронив ни слова. Кортеж уехал, а Дарик остался. Его повели внутрь двора, который на удивление оказался полон зеленых растений. Несмотря на свое угнетенное состояние, он сумел оценить красоту убранства. Здесь даже дышалось намного легче, чем на улице, не говоря уже о душной повозке.

— Тебе так повезло, мальчик, оказаться здесь. — Произнесла одна из женщин.

— Я домой хочу. — Пропищал Дарик.

— Здесь тебе будет намного лучше, чем дома. В интернате создадут все условия, чтобы стать тем, кем ты даже не мечтал.

— Я хочу стать программистом и делать компьютерные игры. — Бессознательно признался он.

Женщины переглянулись, не поняв ни слова.

— Не смей даже жалеть о своем прошлом. Тут тебе будет намного лучше. У нас учится почти сотня мальчишек и девчонок, с которыми ты будешь весело проводить время.

Бедному мальчику совсем не это хотелось слышать. Он всеми мыслями желал скорее вернуться домой, уткнуться матери в живот, почувствовать на затылке тяжелую, но ласковую отцовскую ладонь. Он не хотел знакомиться с чужими детьми, не хотел ничего из того, что ему обещали чужие неприятные женщины. Он знал, что хорошие люди не стали бы красть его у родителей. Значит, им от него что-то требовалось и наверняка то, чего он не захотел бы делать по своей воле.

Его провели по аллее между деревьев, на которых висели желтые плоды. Завели в дом, внутри которого оказалось неожиданно прохладно и очень чисто.

— Сейчас тебя помоют и снимут мерки. — Предупредила одна из женщин. — Ты проголодался?

— Нет. — Тихо ответил Дарик.

Ему даже думать о еде не хотелось. Страх, жалость к себе, потерянность, вкупе создали состояние отвлеченности от мира и от своего тела. Дарику казалось, что он наблюдает за происходящим со стороны, но соединен с телом, которому плохо, невидимыми связями. Он делал, что его просили на автомате, не задумываясь и не отдавая себе отчета.

Пришел мужчина в непромокаемом переднике и заставил его раздеться. В руках он держал большую металлическую лейку. Женщина вылила Дарику на голову ароматное моющее средство и принялась мыть какой-то сапожной теркой, больно растирая кожу. Дарик терпел. Мужчина поливал сверху теплой водой из лейки. Средство попало в глаза и стало щипать. Мальчик попытался тереть глаза, но получил по рукам.

— Не три, еще хуже будет. — Приказала женщина.

Она набрала в руки чистой воды и сама промыла ему глаза.

— Дикарь. Ты что, шампуня никогда не видел? — Спросил мужчина.

— Видел. У меня детский, который не щиплет. — Простовато ответил Дарик.

— Брехло. Такого не бывает. — Зло произнес мужчина.

— Бывает. — Дарик почувствовал легкую злость, из-за того, что ему не поверили.