После, вот уже сколько лет, я никого не видал. Местные же меня уважают. Я зла не делаю. Добро – делаю. Чтобы было хорошо. Вот так вот.

Ну-с, с крышей я решил.

Теперь – место. Я подумал, что делать нужно сразу и в полном объёме, как говорил нам секретарь парткома. Вышел на владельца гостиницы «Галерея», подключил полковника, и процесс пошёл. Сдал нам в аренду гостиницу эту. А это – всё, залог полного успеха.

– Но настоящий залог полного успеха – две ключевые фигуры любого бизнеса: секретарь и бухгалтер.

Тут Семён помрачнел, повздыхал и в окошко поглядывает с тоской во взоре. Просто, скажу я вам, переживания Вертера, не менее.

– Так вот, – продолжал Силыч, – я подхожу к самому главному. Из-за чего, можно сказать, и жизнь моя теперь видишь какая загубленная.

– Да уж куда там, – говорю. – Просто совсем загубленная с осетриной да чёрной икоркой. Ну просто очень у тебя, Семён Силыч, жизнь трудная.

– Да что ты понимаешь в жизни-то, салага. Ты вот слушай, что произошло у меня Тебе первому рассказываю всё как на духу. Как батюшке.

– На чём я остановился? Да, на секретарше. Сейчас ведь как их подбирают? Ноги – от ушей. Глаза – блюдца. Компутер. Два-три языка. Полный курс секснаук, включая Индию, тайский курс. Камбоджа обязательна – там местный секс с французским разливом – «врачи без границ» много чему научили наивных камбоджиек.

А я пошёл по своему проверенному мидовскому пути. Взял пенсионерочку, грамотную, давно мне лично знакомую. Тюкает на машинке и компьютера не видала.

Но на переговорах происходит вот что.

Длинноногие секретарши моих партнёров сидят, губы распустив, ждут, когда тягомотина-то кончится и они будут востребованы, так сказать, по полной программе. А вот возник вопрос с контрактом, с поставками, со взаиморасчётами – мои партнёры туда-сюда – ничего-то у них не записано, не подготовлено, факсы не отправлены и так далее.

А я – извольте бриться. Вот вам договор. Вот вам счёт от такого-то числа. Вот вам фактура. А вот – запись беседы, в которой вы говорили то-то и то-то.

Мои партнёры уж меня просили отдать мою Анжелочку. И иным методом пытались её переманить – куда там. Верность вассала – залог крепости государства.

Так что секретарь мой, всех по первости своей затрапезностью поражающий, был моим бастионом в этом страшном море хищников и мерзавцев.

Ну и, конечно, ключевая фигура любого дела – бухгалтер. Вот уж на поиски кого я потратил не одну неделю. Вышел наконец на Сосновского. Нашего олигарха и банкира. Я с ним встречался ещё в Парижах, когда он на госслужбе обретался. Помог ему кое в чём. Он, на удивление, добро помнит. Это вообще редкость.

Так, мол, и так, говорю, хочу, Соломон Моисеевич, маленькое дело начать. Но бух нужен. Никак не могу подыскать. Может, у тебя что-нибудь имеется, ты ведь в материале!

Соломон отвечает: «Да, есть несколько дам. Попробуй, повстречайся с ними. Может, подберёшь кого-нибудь».

Начал я встречаться. Из пятерых отпали все пятеро. Две, оказалось, не знают бухучёта никакого.

Одна обиделась, говорит: «Вам ещё и бухгалтерскую работу нужно делать!» Остальные две не могли считать не только на арифмометре (у меня специально для проверки стоит), но и на счётах. В общем, завал полный. А время меня поджимает. Уже пора открываться.

Мои те девочки, что на дороге были, честно пришли через два месяца в кафе. Я же всё рассказал. Открываю, мол, бордель, то есть дом свиданий. Будет культурно, тепло. Питание, медобслуживание, бытовку-постель и профинвентарь – презервативы – за счёт заведения. Прочие условия по мере развития бизнеса.

Девицы решили сразу, даже торговаться не стали.

А буха-то нет. И наконец Сосновский, вот душа-парень, жаль, отравили его несколько лет тому назад в Лондоне, предлагает шестую.

Пришла такая рыжая, высокая. Поначалу я особого внимания не обратил на её строение. Бухгалтер – он и есть бухгалтер. Но хороша.

Спрашиваю: «Как вы с бухучётом?» Она в ответ: «Вам какую систему учёта: итальянскую, французскую, американскую или японскую?»

Скажу тебе по правде, я в этой самой бухгалтерии – полный профан. Но виду-то подать нельзя. Я и отвечаю: «Расскажите немного мне про итальянскую систему». Она и начала вдруг всё по-итальянски. Ты же понимаешь, я языков не знаю. Кроме матерного.

Спрашиваю: «А вы что, все системы на родных их языках можете?» Она отвечает: «А как же, разве бывает иначе?» И на меня с улыбкой поглядывает. Но не насмешливо. А с интересом, я бы сказал. Я ей говорю, у меня, мол, бизнес несколько особый, по первости и не совсем обычный. «Да что необычного? – говорит. – Вы бардак открываете, мне Соломон Моисеевич сказал. Так у нас весь мир – бардак. И ничего. Все живут».

«И на самом деле, – подумал я. – Как верно. Уж точно, весь мир – один сплошной бордель. Вы приняты», – говорю ей.

Она так улыбается и спрашивает: «А что, анкету вам не нужно? У меня и комсомольский билет сохранился».

«Нет, – говорю, – подбирайте себе кабинет, мы скоро открываемся». Но ты понимаешь, с этого момента начала меня мучить какая-то интрига. Нет, не то чтобы я в неё сразу влюбился. Вовсе нет. Но… Вот именно. Но!

Звоню Соломону: «Соломон Моисеевич, ты мне разъяснить про свою протеже можешь? Кто, что, почём и, главное, почему ты мне её отдал?»

Соломон смеётся: «Что, – говорит, – понравилась? Да иначе и быть не может. А отдал я её по двум причинам. Первая – жена, сука, устроила ночь святого Варфоломея. Да это бы мне по барабану, но у неё доля банка. Я мог здорово пострадать. Вторая причина – очень захотела стать председателем банка. Ну, сам понимаешь, зачем держать такого сотрудника, хоть он и достоинств неизмеренных», – и Соломон чему-то вздохнул.

А ведь вот судьба. Не передай он мне Верочку эту, иначе Веру Наумовну Шнур, стала бы она председателем банка и сейчас уже покоилась вместо Сосновского на втором Кунцевском. Вот так вот, жизнь и судьба.

Ну да ладно, об ней после я тебе всё расскажу. Эх, ну что со мной сделала!

И Семён Силыч снова заплакал. Но движения сделал. У нас убрали гребешков, поменяли приборы и принесли лангустов, соус а-ля тамплиер и, конечно, опять чёрную икру. Появилось белое вино. Ехать к моим друзьям уже не очень захотелось, тем более Силыч про них всё обещал рассказать. «И в красках», – как-то мстительно он добавил.

– Ну, вот, значит, смотри сюда. Крыша у меня есть. Бухгалтер – есть. Секретарь – есть. Четыре первые девушки и, можно сказать, костяк или основа коллектива, – есть. И тут вдруг ко мне приходит дама. Не первой молодости. И даже не второй. Представляется: «Здравствуйте, я – Песя Львовна Трахтенберг. Из Одессы. У вас, как я понимаю, открывается бордель? Ой, так я вам скажу. Это замечательно. Значит, точно настают новые хорошие времена. Нет, нет, я вижу, вы хотите возражать. Не надо. Я, слава Богу, в Одессе всю жизнь была при борделях. И что вы хотите: при царе, я слышала, всё было хорошо – работал бордель. При зелёных – тоже работал с перебоями. Пришёл СССР – бордель хлопнули, чтоб они все были здоровы на ихнем кладбище. Потом пришли немцы и румыны – и опять бордель. Правда, не для всех – вы понимаете. Но – работал. Наши подпольщики через мой бордель много чего у них взрывали. А потом опять советская власть – опять конец борделю. Она, эта власть, видно, считала, что мой маленький бордель ихнему большому создаёт конкуренцию».

Я её перебиваю: «Слушайте, мадам Трахтенберг, или кто вы там. Зачем вы мне всё это рассказываете? Меня история развития, становления и закрытия одесских борделей не очень интересует. Тем более что у меня не бордель, как вы изволите выражаться, а дом культурного досуга – во как я его назвал».

«Вы меня извините, господин директор, – ну слова не даёт сказать эта Песя, извини, Львовна. – Вы, я вижу, в этом деле человек новый. Хотя и век поживший и не глупый. Потому что глупый никогда бы до этого бизнеса не додумался. Вы не глупый, а городите чепуху. Во-первых, как ни называй бордель – он всегда-таки будет борделем. Я вот в первые годы советской власти, чтоб им было хорошо там, где нас нет, назвала бордель “Путь в светлое будущее”. И что, пришли из ГПУ и спросили: “Песя Львовна, какой это путь в светлое будущее вы предлагаете в вашем борделе? Что это за путь, ежели я ложусь с вашей девкой, то в какое светлое будущее я приду и через какой орган? А?” В общем, шьют мне контрреволюционную агитацию и пропаганду. Ну, пришлось пять золотых отдать, да гудели они сутки с моими девчонками, и всё забесплатно. Вот вам и название. Вы скажите прямо, берёте вы меня или нет?»