– Ладно. В последний раз!

Губы Штыря расплылись в кривой ухмылке, и он положил, наконец, таблетку на ладонь Лизы. Затем потрепал ее по щеке, как ребенка, заслужившего стишком конфету.

– Послушная девочка.

Позже Лиза полулежала на полу, прислонившись спиной к стене. Стена была жесткая и холодная, но Лиза этого не чувствовала.

Ей было хорошо.

Ей было хорошо уже хотя бы оттого, что было никак.

Она ловила цвет, запах и вкус своих ощущений.

Она ловила пустоту внутри.

На лбу выступил пот. В глазах было пусто. Мутные глаза… Как она и хотела. На лице застыла плоская, безжизненная улыбка.

Мимо прошел Штырь… ее взгляд не поспевал за ним.

Будто издалека, через пелену, она видела, как он, расплывчатый и яркий, взял из ящика пистолет и засунул за пояс. В груди стало тепло.

Почему-то подумалось о козлах…

В памяти всплыл голос прыщавого парнишки с ресепшена «Медицины Про».

«Вадим Терентьев – это ваш отец?»

Потом пришли образы коз и коров, которых она видела на живодерне отчима.

Тепло на мгновение ушло. Пусто и холодно.

Но таблетка была хорошей.

Тепло вернулось.

– Штырь… ты меня любишь?

Расплывающийся Штырь наклонился к Лизе. Лиза не знала, сколько он молчал. Может, мгновение, может, целую вечность.

Она с надеждой смотрела на него.

Его лицо расплылось в ухмылке и тощая, но необыкновенно тяжелая рука небрежно похлопала ее по плечу:

– Не дури, сладкая.

Теплота скукожилась.

Ничего. Она вернется.

Таблетка хорошая.

Штырь вышел из комнаты.

Лиза медленно перевела взгляд на яркий экран телевизора. Красивая, прилизанная дикторша с бесстрастным видом тараторила без остановки. Лиза с трудом разобрала слова «эпидемия», «Китай», «смерти».

Все это далеко.

Все это не имеет к ней сейчас никакого отношения.

Дикторша исчезла, и появились плачущие люди и больничные палаты в небольшой китайской провинции.

Таблетка хорошая.

Теплота сама по себе уже шевелилась в груди.

Лиза закрыла глаза.

Ночь подкралась незаметно.

Трое: Штырь, Лиза и какой-то парень, которого она смутно узнавала, но не могла вспомнить, вломились в аптеку.

Было темно и пахло медикаментами. Маленькая стерильная аптека с дорогими лекарствами. Штырь объяснил, что сюда привозят заказы для тяжелобольных. Каждый такой заказ можно удачно слить на черном рынке.

Лиза не задавала вопросов. И слушала вполуха.

В машине она спросила:

– Почему сюда?

Думала, они опять поедут в какую-нибудь лавочку с телевизорами.

«А что такое, сладкая? Стало жалко богатеев, которые промывают свои задницы в частных клиниках?»

Таблетка все еще владела ее разумом, путая мысли и рождая странные образы.

«Вадим Терентьев – это ваш отец?» – спрашивал прыщавый подросток из живодерни отчима.

– Нет, – ответила Лиза.

Дальше она почти не слушала, а Штырь все болтал.

– Представь толстосумов, уверенных, что купили себе жизнь. Завтра их будет ждать большой сюрприз: их выигрышный билетик отправился к кому-то другому. И это сделал я. Не долбаный Господь Бог, а я.

Желтые лучи фонариков прорезали стерильную темноту аптеки.

Трое грабителей рыскали по полкам в поисках наживы. Штырь искал самые дорогие лекарства, а в задачу Лизы и плохо знакомого парнишки входило кидать в мусорные мешки все, что можно было бы «сплавить» дружкам.

Лиза кидала без разбора. Медленно. Вдыхая запахи. Темнота плыла перед глазами чуть медленнее, чем двигающиеся люди.

– Малой, – прошипел Штырь, – помоги вскрыть ящики.

Резкий звук. Лиза запоздало вздрогнула – это Малой уронил какую-то склянку.

Штырь снова зашипел:

– Урод! Разбудишь сторожа – сам разбираться будешь.

Обшаривая полки, Лиза подошла к двери в подсобку. И увидела человека.

Старый, заспанный мужчина. В руках пистолет.

Лиза смотрела на него безучастно, перебирая в голове варианты, кто бы это мог быть.

Видя, что Лиза никак не реагирует, мужчина прижал палец к губам, показывая ей, чтобы она не кричала.

Вариант нашелся.

Он выскользнул из подсобки и резким движением врубил яркий, белый свет.

Только теперь Лиза ошарашенно оглянулась на Штыря.

Сторож проорал:

– Бросай, что награбил, скот поганый! Милиция уже едет!

И направил пистолет на Штыря.

Малой со своим пакетом был вне зоны видимости сторожа. Поскользнувшись на рассыпанных таблетках, он стремглав выбежал из аптеки. И мешок с собой прихватил.

Сторож не успел среагировать.

– Гнида! – выругался Штырь вслед подельнику.

Затем обернулся на застывшую, как восковая кукла, Лизу. Что-то крикнул. Слова дошли до нее не сразу:

– Не дергайся, сладкая, у этого огрызка нет оружия. Нельзя им. Это пугач.

Старик, должно быть, носил очки. Сейчас, без них, он щурился. И выглядел жалко.

– Сейчас ты пожалеешь, старпер, что не набухался сегодня вусмерть.

Штырь медленно, с наглым видом двинулся на сторожа.

Тот чуть опустил пистолет и выстрелил…

Он выстрелил Штырю прямо в живот.

Штырь, покачнувшись, повалился на спину, скрючился на полу, поджав ноги, и схватился за ребра.

Он тихо стонал – дыхание перехватило.

«Это все картинка в телевизоре… сейчас появится вылизанная женщина-диктор», – говорила себе Лиза.

Сейчас…

Но женщина не появлялась.

Перед глазами Лизы все плыло, а внутри вяло шевелилась теплота.

Штырь по-прежнему корчился на полу.

При падении его пистолет – тот, который он засунул себе за пояс, вывалился и откатился к ногам Лизы.

– А… Твою мать… сука! Убью! Сука… мама… – выл Штырь.

Лиза сделала неуклюжее движение к нему.

– Стой где стоишь, девочка, – не глядя на нее, приказал сторож. – Это травматическое оружие. Убить не убьет, но изуродовать может.

Потом он шагнул к Штырю:

– Дернешься – выстрелю в глаз.

Слабый красно-синий блик отразился в витрине – послышалась полицейская сирена.

– Стреляй в него, Лизка! – прохрипел Штырь, брызгая слюной. Где же прилизанная дикторша? Где же она? Этот сюжет затянулся. – Не убежим – я сяду на хренову тучу лет… мы оба сядем…

Лиза с трудом слышала сирену – ее заглушал какой-то ритмичный стук. Чуть позже Лиза поняла – это стучала кровь в висках. Лицо Штыря, лицо сторожа – все расплывалось перед глазами.

Вот бы переключить канал…

– Стреляй! Стреляй, чтоб тебя! – орал Штырь. – Я люблю тебя, Лиза.

Я люблю тебя…

Теплота едва заметно шевельнулась в груди.

Я тоже люблю тебя…

Дрожащая рука Лизы подняла пистолет.

Она направила ствол на сторожа, испуганно глядя на Штыря.

– Не делай этого, девочка, – тихо сказал старик, выставив левую руку вперед.

– Штырь… – Лиза не узнала свой сдавленный, такой детский голос.

– Стреляй!

Охранник совсем расплылся.

В ушах гремело: «Стреляй, стреляй, стреляй!»

Охранник шагнул к Лизе.

– Не подходи! – крикнула она.

Это какой-то плохой фильм. Затянувшийся и очень-очень плохой.

Вот бы нажать на кнопку «Выкл».

– Послушай, дочка…

Лиза неожиданно изменилась в лице. Выражение стало жестким и твердым.

От слова «дочка» внутренности сжались в ком.

Размытый охранник приобрел знакомые очертания. Коротко стриженные темные волосы, яркие серые глаза.

«…ваш отец?..»

В ушах зазвенело еще сильнее.

– Пошел ты, папаша… – прошипела Лиза.

Сирены приближались.

Яркие сине-красные отблески падали то на лицо Штыря, то на лицо Лизы.

– Стреляй, дура! – орал Штырь.

Охранник снова сделал шаг к Лизе, протянув к ней руку.

Стук в висках.

Залитые потом слезящиеся глаза…

Черты коротко стриженного человека с серыми глазами стали отчетливее.

«Дочка»…

Лиза зажмурилась…

Выстрел.