– Что, перестали тебя навещать? – голос Ивана Феликсовича звенел от злости. – Списали уже в утиль? Бросили? Неинтересно с мертвецом общаться, да и тратиться уже бессмысленно! А ведь и он в тебя уже не верит, – его рука описала дугу, указательный палец воткнулся в зеленое пятно на груди памятника. – Пора тебе к другому лекарю на приём, – Иван Феликсович на секунду задрал лицо к сизым тучам. – Он добрый, я слышал, и только самых нужных забирает к себе, особенно когда этого совсем не ожидаешь! И еще объятья у него крепкие такие, ласковые, и руки он так простирает: вы, мол, приходите быстрее. И тебя, старик, он очень скоро обнимет. Ты не беспокойся только, кури, сколько влезет. Все правильно ты сказал. Чем скорее, тем лучше. Всем так удобнее будет! – Иван Феликсович мощными струями выплескивал яд, и с каждой фразой старик как будто становился меньше и тоньше.

– Да, тыыыы…тыыыы… сатанаааа, – почти беззвучно выдохнул обомлевший дед, губы выдули гнойного цвета пузырь.

Но Иван Феликсович, резко отвернувшись, уже стремительно шагал в сторону чугунных ворот больницы, не услышав последней фразы старика.

Все это за секунду искрой промелькнуло в голове Ивана Феликсовича, пока он доставал из кармана бумажку, без которой встреча с Джоном Ленноном была невозможна. Грязно-фиолетовая тень воспоминаний жирным пятном улеглась на лице Ивана Феликсовича, исчезнув только когда Ирина с профессиональной улыбкой не приняла из его рук справку. Она тут же умело подшила ее в голубого цвета папку с выпуклым логотипом своей компании, где уже покоился подписанный Иваном Феликсовичем экземпляр договора. Она еще раз напомнила клиенту обо всех нюансах, запрятанных в еле видимых невооруженным взглядом созвездиях мелкого шрифта, но Иван Феликсович вежливо отмахнулся, склонив голову набок и по-рабски поджав губы.

Девушка с видимым удовольствием подвинула папку поближе к себе. Дело явно шло к завершению, и даже свет лампы плавно померк как бы призывая поставить точку. Тут в кабинет вплыла та самая блондинка, что встречала гостей и выдавала им каталоги, разрывая хрустящий пластик дорогой упаковки. Она привычным жестом подцепила нежно-розовыми лезвиями ногтей голубую папку, на месте которой вырос терминал. Иван Феликсович фыркнул про себя: «Настало время платить за собственную смерть. Причем, немало».

– Теперь мы с вами произведем оплату, – ее глаза блеснули в такт зеленым огонькам прибора, довольно пискнувшем, когда над ним на мгновенье зависла пластиковая карта Ивана Феликсовича, а потом из коробки вылез белый язык бумажного чека. – Ваш вылет в Нью-Йорк во вторник, пятнадцатого мая. Билеты доставят вам домой за три дня до вылета вместе с подробной инструкцией. Я рекомендую ее хорошенько изучить: там будет все, что касается ваших перемещений, проживания, вплоть до последнего момента. Контракт, фактически, будет исполнен, а деньги, по закону, поступят на наш счет только после финала.

– Все всегда заинтересованы в финале, – в задумчивости изрек Иван Феликсович, убирая в карман куртки кредитную карту.

Две лисички под блузкой весело взметнулись в знак полного согласия, когда девушка протянула ему чеки. По ее лицу Иван Феликсович понял, что ее миссия выполнена, и он более неинтересен. Экскурсовод, который только что с жаром рассказывал про римский амфитеатр, внезапно угас как жерло давно умершего кратера, едва ладони приятно пощекотала бумажная купюра.

Уже попрощавшись с блиннолицей хозяйкой упругих зверьков, он, будучи уже на пороге, вдруг медленно обернулся, как будто забыл что-то, и вполголоса спросил:

– Как думаете, проще ли жить, зная дату смерти или наоборот?

– А вот это уже вопрос к вам, – немного удивленно отозвалась Ирина, но улыбка бархатной бабочкой (профессионализм) слетела с ее губ. – Дата вашей смерти уже известна и, – тут она постучала указательным пальчиком по голубой папке, лежащей на столе, – документально зафиксирована.

Когда Иван Феликсович вышел из величественного здания на набережную, наступил полдень. Несмотря на конец апреля, было пронзительно холодно. Отовсюду дуло. Беспощадные промозглые ветры, по-зимнему, вынимали душу из ежащихся на ходу прохожих. Радовало только пробившееся сквозь плотную штору облаков приветливое солнце, но оно еще не согрело Невский проспект, по-стариковски погруженный в полуденную дремоту, отдающую плесневелым лесным мхом.

До метро было около десяти минут пешком. Переходя дорогу через канал Грибоедова, Иван Феликсович вдруг снова ощутил симптом «проваливающегося шага». Знакомо ли вам такое, когда идешь-идешь, а потом – словно вспышка в мозгу, и вы делаете несколько шагов по инерции, совершенно их не помня. Как будто резко провалился на ходу в сон, но очень короткий, в одну-две секунды. Голова отключилась, а ноги идут, но вы их не контролируете. Может, это происходит от страшного недосыпа или от невыносимой усталости, кто знает. «Опять началось», – испуганно подумал Иван Феликсович и зашагал быстрее, надеясь, что это поможет.

В последний раз подобные приступы мучили его после события, что заставило сегодня явиться в офис компании «Млечный путь». Именно тогда, год назад, Иван Феликсович перестал жить.

Дверь распахнулась, едва он нажал кнопку звонка, и он почти уткнулся в лицо незнакомой девушки. На вид ей было лет шестнадцать, худенькая и невысокая. Серое, с голубым пояском, домашнее платье, в тон глазам с подкрашенными ресницами, подчеркивало чрезвычайно тонкий переход в талии. Почти идеальное, белое, словно из мрамора, овальное лицо нельзя было назвать красивым, но внимательный взгляд и полуоткрытые в приветливой улыбке пухлые губы наверняка заинтересовали бы любого представителя мужского пола. Ее курчавые светло-каштановые волны густых волос струились по спине, устремляясь к выпуклой сопке бедер.

– Ты кто? – Иван Феликсович несколько растерялся, подумав на секунду, что он ошибся адресом.

– Звучит грубовато, – девушка гостеприимно отворила дверь, приглашая жестом гостя пройти. – Я – Соня, и мы вас ждем.

Голос девушки показался Ивану Феликсовичу слишком детским, даже застенчивым. Он, все еще с недоумением глядя на милое, но незнакомое создание, просочился в квартиру, где его заждались.

– Ну, наконец-то, – обрадованно гаркнул надтреснувшим голосом встретивший его на пороге невысокого роста зрелый, но молодо выглядевший мужчина. Очень крепко сбитый и широкий в плечах с наголо выбритой, в форме кабачка, головой он был похож на преступника. Таких людей инстинктивно избегаешь на улице. И только озорные карие глаза, что излучали неподдельную радость, смывали налет отторжения и тревоги.

– Гриша! – Иван Феликсович и бритоголовый обнялись. – Дружище, рад тебя видеть! Извини за опоздание. Ненавижу рабочий вечер пятницы: клиенты вываливают свои проблемы и спокойно уезжают на выходные куда-нибудь на природу, а ты в субботу и воскресенье выкинуть из головы их дела не можешь.

– Ладно, не бубни, и где Вера? – спросил Григорий, провожая друга в комнаты, и уже оттуда крикнул. – Соня, закрой, наконец, дверь, в пещере что ли родилась?

– Армейский юмор тебя не покидает, – хмыкнул Иван Феликсович, входя в просторную гостиную. – Вера приедет позже, отсыпается после ночной смены.

Под голубым абажуром, медовый свет которого мягко падал на круглый, цвета светлого дерева стол, сидели две женщины и внимали что-то вещавшему вполголоса, почти вкрадчиво, небритому мужчине. Стол был щедро и по-праздничному уставлен яствами и бутылками с желтовато-прозрачной и черно-красной жидкостями. Когда Иван Феликсович вошел, все как по команде повернули к нему головы, а он громко их поприветствовал. Одна из женщин, на вид лет двадцати шести с длинными каштановыми волосами, просто кивнула, мужчина, по лицу которого пробежала черная тень, хотел что-то сказать, но тоже лишь чуть склонил на секунду голову в поклоне. И только миниатюрная блондинка, хозяйка дома, радостно вскочила, чтобы обняться с Иваном Феликсовичем.