– Почему меня так смущает твое “начнете”?.. Но, опять же, я обещал отвечать.

– Я мало, что о нем знаю. Тогда его звали Бенефисентий Амарус, а не Бин Нефира. Впрочем, Бином он был всегда. Свое длинное имя терпеть не мог. Попали в одну школу, в один класс. Молчун с задней парты. С обучаемостью у него проблем не было. Однако в одном он был не просто хорош, а гениален, – рассказывал Эрсола боссу, разглядывая ночное небо за окном.

– И в чём? – поинтересовался Палатем.

Китэ с упоением слушал историю полицейского.

– Вы занимались стрельбой из лука? – спросил он.

– Нас обязывали посещать кружки, а это единственная секция, где командное участие уступало индивидуальному первенству. Я не из тех, кто быстро сходится с людьми, но бывало, бегал с мальчишками с двадцать четвертого района, чтобы совсем не заскучать.

– Меткость – его конек. Ему предлагали место в спортивной школе, пророчили сногсшибательную карьеру, но Бин никогда не стремился к высотам. Просто делал, просто жил. Казалось, у него совсем не было мечты. Если бы этому чудаку предложили миллионы сильверов, он бы не сообразил, что с ними делать.

– Я никогда не общался с одноклассниками, честно говоря, даже не запоминал их имён. Эрсола я заметил только в четвертом классе, когда тот пришёл к нам на тренировку, – без особой радости повествовал Нефира. – Его прислала школьная газета за интервью.

– После трех месяцев обмена приветствиями, он, наконец, перестал избегать меня и просто слушал всё, что я говорю. Ирония судьбы. Немногословный Бин был уважаем среди сверстников в отличие от меня, болтливого и навязчивого репортера из школьной газетенки. Так мы сосуществовали примерно год…

– Если вы были товарищами, как так получилось, что Эрсола здесь, а Вы… – Китэ не унимался.

– Кое-что в моей жизни серьезно поменялось, – Бин помрачнел. – Может, закончим на этом? Не многовато откровений?

– А разве это плохо? – подогнув под себя ноги, Китэ уложил ладошки на колени и слегка склонил голову в бок. – Всё, что я сейчас услышал и услышу, останется здесь, – мальчик коснулся своего лба.

– Ах, – вздохнул Бин, – и почему я не могу тебе отказать? Ладно…

– Это случилось летом, перед началом шестого класса. Мы должны были встретиться и пойти вместе на тренировку, но в назначенный час он не пришел. На звонки не отвечал. Спустя неделю я увидел его во дворе детского приюта, а месяцем позже сам присоединился к нему. В итоге, две сироты начали привыкать к местному быту. Там-то в Бине пробудились первые порывы, однако все они были мотивированы исключительно голодом. Приют наш мало финансировался. Все выживали, как могли.

- В дневное время мы могли ходить, где вздумается. Тогда у меня появилась одна навязчивая идея, от которой на тот момент было сложно избавиться.

– Мы начали воровать. Сначала по мелочи: фрукты, сладости, хлеб. Набив руку, у нас стала вырабатываться своя схема – я отвлекаю, Бин крадёт. Приёмы были отлажены до мельчайших деталей и всё благодаря ему, вернее, его таланту адаптироваться к любой ситуации. Не было и дня, когда мы бы провалились – без трофея никак. Когда дети из приюта прознали о наших делах, многие захотели присоединиться, однако чем больше становилась шайка, тем меньше выделялась роль Бина. Когда он окончательно отошёл от командной работы, перейдя на одиночный режим, наша банда стала частенько попадаться. Не было контроля. Нам пришлось завязать, а Бин существовал сам по себе. Его так и не поймали. Он перестал меня брать, но втайне от остальных делился. Затем прошло еще полгода. Бину удалось приучить организм к постоянному голоду. Принося еду мне, сам недоедал или вовсе отказывался есть – это привело к постепенной потере аппетита. Он и без того выглядел жутковато, но с истощением совсем перестал походить на человека. Бледный, тощий, угловатый… когда одна из нянечек заметила некоторые изменения, его сразу увезли в больницу. Вечер тринадцатого июня пятьдесят третьего стал последним, когда я его видел. В приют он так и не вернулся. Нянечки молчали, так что мне ничего не оставалось, как смириться со смертью единственного товарища.

– Меня выходила одна из медсестер, работавших в той больнице. Реабилитация длилась почти год – не успел опомниться, как у меня появилась новая семья. В пятнадцать лет я сдал базовые экзамены и поступил в академию полиции. Конец.

– Значит, Вас дома ждёт семья? – робко спросил Китэ. – Они, наверное, очень беспокоятся.

Нефира опустил глаза.

– Я живу один, – ответил он и тут же добавил: – Разве только что с цветами.

Мальчику показалось, что сейчас лучше замолчать, а расспросы оставить на будущее, на более подходящий случай.

– Почему “счастливчик”? – спросил Палатем.

– На соревнованиях у одного из лучников сорвалась стрела с тетивы. Если бы у Бина тогда не развязался шнурок, она бы прошла ему в висок. Дальше сосульки с крыши, грузовик, открытый люк, горшок с окна, утечка газа, отломившийся парапет – опасности поджидали его на каждом углу. Ради забавы я придумал прозвище “счастливчик” – ему не везло в жизни, зато везло в её сохранении.

– Где все? – спросил Бин.

– На первом этаже, наверное.

– У тебя же чутье. Ты их не слышишь отсюда?

– Почему-то здесь – нет. Сколько себя помню, в этом доме мой дар не работает. И в квартире, где мы живем с хозяином – тоже.

– Может, спустимся?

– Вдруг хозяин занят сейчас чем-то очень важным, а мы его отвлечем. И подслушивать нехорошо, – Китэ вспомнил, как нарушил это правило на крыше. – Еще вам нужно отдыхать. В состоянии покоя ткани скрепляются быстрее, поэтому полное восстановление наступает раньше. Побережете себя, и где-то через неделю всё будет хорошо.

– Ты так часто видел раненных, что высчитал период заживления?

Китэ помотал головой.

– Нет, Вы первый и, надеюсь, единственный.

– Тогда откуда такие наблюдения?

– Мне кажется, я всегда это знал, – ответил мальчик и неожиданно просиял. – Ой.

– Всё нормально? – опешил Бин.

– Спасибо! – выдал Китэ, ошарашив Нефира резким ответом.

– За что?

– За жизнь хозяина. Вы защитили его. Правда, спасибо! – Китэ засмеялся от неловкости. – Я ведь потому сюда пришел, чтобы поблагодарить, а в итоге заставил Вас отвечать на мои расспросы.

– Ты меня не заставлял. Честно, даже не помню, что вообще кому-то рассказывал о детстве, не считая Эрсола. Так что и ты в какой-то степени первый. И… мне показалось, что я хотел говорить с тобой об этом. Вот что значит, жить одному.

– Теперь Вы не один, – улыбнулся мальчик, пожав ему руку.

Китэ словно током ударило. Почти как в том сне…

Глава одиннадцатая

12 октября, 1962 год. Республика, зона S (столица), район 5

Светало. Эрсола зашторил окна, исключая возможность попадания под рассветные лучи солнца, когда то взойдет. Вымотанный за ночь Палатем расселся в кресле перед камином, Тиа же попивала кофе на диване. Азаги после длительной тошноты притомилась и, не дослушав рассказ о Бине, уснула еще на середине истории. В это же время Бернт и Бранд руководили процессом избавления от мёртвых тел, отправляя их в семейный крематорий, находящийся за городом.

– Подвал вычищен. Госпожу Брау я уложила в Вашей спальне, как Вы и просили, – отчиталась Кирена.

– Бин пришёл в себя? – спросил босс.

– Пока нет.

В гостиной царила тишина, изредка нарушаемая потрескиванием дров. Резво танцующее пламя влекло сознание в сон, рисуя перед глазами несуразные образы людей, не клеящихся с реальностью картинки, акварельные разводы… Палатем потёр переносицу и прикрыл глаза. Ему не помешало бы принять душ, смыть с себя чужую кровь, но ноги смогли донести тело лишь сюда, в гостевой зал.

– Зачем ты притащил его? – недовольно спросила Тиа. – Полицейский, да ещё и в моем доме.

– Расширяем влияние, – безучастно ответил мужчина.