Поместье госпожи Тии, которую мальчик ласково называл бабушкой, расположилось в северной части города, на холме. Откуда не посмотри её убежище так просто не увидеть и при незнании точного расположения, найти будет сложно из-за зеленой стены окруживших его лесов. Именно туда они сейчас направляются.

Вспоминая последний визит, Китэ как раз беседовал с бабушкой об Азаги и как было бы здорово познакомиться с автором лично. Вот только представлять встречу оказалось намного проще, чем сталкиваться с этим вживую. Творец таких добрых и в то же время глубоко душевных историй в реальности относится к жизни как к скучной игре, где смерть равнозначна переходу фишки с одной клетки на другую. Китэ её не понимал и не хотел понимать.

– Осуждаешь меня? – прервал размышления Палатем. Мальчик, сделав вид, что не услышал, продолжил созерцать пробегающие за окном окрестности. – Не поспоришь. У тебя есть все основания злиться, – повел начатое хозяин. – Прерывать чью-то жизнь грешно и зачастую порицается, но иногда это происходит не по вине вспыхнувшего желания насилия. Порой убийство – необходимая мера.

– Чтобы защититься? – непроизвольно вырвалось у Китэ.

– Защититься и защитить тех, кто дорог.

– Хозяин.

– Да?

Китэ понимал необходимость того, о чём он хотел спросить, правда, решился только спустя несколько тревожных секунд молчания.

– Люди на крыше… они не первые, кого Вы убили? Вы делали это и раньше?

Повисла томная тишина. Палатем устало потер переносицу и сделал глубокий вдох, будто собираясь с силами дать ответ.

– Почему ты так думаешь? – вскоре спросил он.

– После того, что произошло, Вы не раскаиваетесь и говорите о них так же, как Азаги. Она не жалеет о содеянном, даже не пытается проявить сострадания. Если солдатами управлял кукловод, возможно, они не знали, что делают. Вдруг у них были родные, которые ждали их дома?..

– Боже, Китэ…

– Защищать дорогих людей – правильно, убивать – грех. Но убивать, чтобы защитить – как понять, поступил ты верно или нет? В этом нет смысла. Значит, все мы грешники?

Мальчика накрывала буря эмоций из злобы, обиды, негодования и всего накопившегося за треклятый вечер. Ему хотелось вскочить и закричать во всё горло, бить кулаками по стене, выть от боли, сжимавшей сердце тисками. Тем не менее, хватало воли держать кипящий гнев в узде, чтобы не начать рушить салон автомобиля. Страдала только книга в его руках.

– Жизнь вообще не логична. В ней нет абсолютного добра, равно, как и абсолютного зла. Всё относительно и каждый из нас в определенной ситуации по-своему прав, – Палатем выудил у Китэ изорванный роман. – В эпоху войн противоборствующие стороны сражались и гибли за свои идеи и сложно сказать, кто несет за плечами истину.

– Идея?

– Четко осознанная мысль, лежащая в основе видения мира и служащая чем-то вроде толчка к дальнейшим действиям. Страна – это, в первую очередь, люди и все они уникальны в своих взглядах на жизнь. Но представь, всех этих людей объединить одной идеей, к примеру, идеей совершенствования мира путем единения государств. Казалось бы, замысел такого шага несет позитивный настрой, однако, предположим, другие страны отказались от союза, видя в нем угрозу. И они также правы – нельзя винить их только потому, что они не приняли чужую точку зрения за фундамент своей. Отсюда несогласие, а дальше война.

– Как думаете, у тех военных тоже была своя идея?

– Полагаю, да и, надеюсь, мы скоро выясним какая. Но, что бы там ни было, знай, я никогда не пожалею об отнятых мною жизнях и готов отобрать столько же, если тебе будет угрожать опасность.

Китэ поднял глаза на Палатема, глядящего на то, что утром еще называлось полноценной книгой. Разумеется, мальчик не мог не него злиться, в чем-то обвинять и уж тем более не благодарить за спасение. Сколько бы дум о смерти тех людей не травили душу, Палатем был и остается единственным родным человеком, которому Китэ бы доверил свою жизнь без раздумий.

– Простите меня, хозяин, – виновато прошептал мальчик, вытирая слезы с глаз.

– За что ты извиняешься?

– Вы спасли нас, а я… я жалею других, вместо того, чтобы благодарить Вас.

Не справившись с эмоциями, Китэ бросился в объятия Палатема и взревел так, как, наверное, не плакал много лет. Тот отозвался нежностью – теплые ладони легли на спину и голову мальчика, прижимая его как можно крепче. Сердцебиение в груди хозяина звучало как сладкая колыбельная, ровной мелодией, без резких скачков, убаюкивающей не только слух, но и душу.

– Закрой глаза и позволь себе немного пофантазировать, – просит Палатем. – Нарисуй лестницу, идущую в небо. Ты не видишь её верхушки, она теряется где-то в облаках, объятая ярким солнечным светом. Получилось?

– Кажется, да, – Китэ всхлипнул.

– Представь, что лестница – это жизнь совершенно обычного человека, ты его не знаешь, но у тебя есть возможность наблюдать за тем, как он взбирается по ней.

– А можно дать ему имя?

– Как пожелаешь.

– Фиде. Пусть его зовут Фиде. Так звали героя в книге Азаги.

– Хорошо. Вообрази Фиде на первой ступени. Чтобы идти дальше, ему необходимо выбрать, с чем он двинется на следующий уровень – мешок камней или кувшин, наполненный до краев вином. Условия таковы: первое – невероятно тяжелая ноша и приняв ее, ты будешь идти в сто раз медленнее и опускать на землю мешок можно только через ступень; второе – намного легче, однако из кувшина не должно пролиться и капли содержимого. Если условия будут нарушены, он будет обязан вернуться на предыдущую ступень. Выбор чего-то одного обязателен.

– Это сложно. Второе? Оно легче.

– Так, Фиде выбрал кувшин. Поднимаясь на вторую ступень, он случайно споткнулся и пролил половину, следовательно, обязан возвратиться обратно. И снова всё тот же выбор – камни или вино. Что на этот раз?

– Наверное, снова второе. Теперь он будет внимательнее.

– Пускай Фиде будет готов. Но вот беда – наш герой поднялся и неожиданно поскользнулся на ранее разлитом вине. Ничего не поделаешь, условия не рушимы.

– В первый раз он оступился, во второй попался по собственной вине. Если он на лестнице, больше ему опасаться нечего, верно? Что еще может случиться? Время от времени совершая и исправляя свои ошибки, Фиде дойдет до конца.

– Да, правильно. Жизнь строится из постоянно сменяющих друг друга ступеней, на которых каждый обязан делать выбор. Что бы ты ни избрал для себя, с ошибками или без, при любом исходе дойдешь до вершины. Смерть – единственное, над чем не властен человек и будь ты по взглядам веры грешником или нет, она приходит тогда, когда посчитает нужным. Поэтому оставь переживания о тех, кто окончил восхождение – жалей тех, кому еще подниматься дальше. Отнимать жизни, бесспорно, плохо, но я сделал свой выбор и мой выбор – твоя безопасность.

– Как жаль, что нельзя прожить, не делая выбор между сложным и совсем сложным. Мешок тяжелый, кувшин проще, но жидкость всегда плещется, плещется…

– Тогда существование человечества не имело бы смысла.

– Хозяин, а Вы выбрали камни, да? – протянул сонливо Китэ, заразительно зевая.

Наверное, не прошло и пяти минут, как мальчик затих. Свет из окон скользил по его лицу, подчеркивая румянец и белые подтеки от соленых слез. Сегодняшний день ему подарил массу впечатлений, вероятно, которые будут беспокоить его еще очень долго.

– Нет ничего дурного в том, чтобы жалеть и прощать. Это не жалость, а милосердие, дарованное твоей душе небом. Многим не дано постичь такой чистоты. Ну, а если кто-то и должен благодарить, то только я… – Палатем услышал детское сопение, – … за то, что Фортуна подарила мне тебя.

***

На часах два часа ночи и ливень, наконец, прекратился.

Тучи неспешным парадом корабликов расходились по невидимым волнам, открывая над спящим городом чудесный океан звезд и новорожденный месяц. Букет аромата сырой земли и свежести идеально вливался в эту мирную после ярких событий ночь. Ветер утихомирил свои порывы, позволив городу немного отдохнуть от холода и усеяв траву высохшими кусочками листьев. Дождь погасил пламя но, увы, не смыл кровь, впитавшуюся в асфальт и в память свидетелей самой страшной бойни за последние тридцать лет. Уже завтра утром 11 октября 1962 года нарекут Кровавым пришествием или еще как, чтобы история обязательно запомнила.