Глазам Гора открылась застекленная ниша, в которой находилось шесть подобных друг другу невысоких округлых предметов, один другого меньше.

Каждый предмет окружало какое-то неземное свечение. Ореол самого большего был фиолетовым, того, который был меньше большего, – синим, и дальше друг за дружкой – голубым, зеленым, желтым, оранжевым. При этом, чем меньше был предмет, тем больше и ярче был ореол.

Гор разглядел на предметах изображения каких-то ликов.

«Это – Боги! Чьи они?» – пронеслось у него в голове.

Магистр щелкнул секретным замком, приоткрыл стекло и осторожно достал самый большой предмет. Он аккуратно прокрутил его в противоположные от центра стороны, и предмет разделился на нижнюю и верхнюю части:

– Подержи.

Гор с волнением принял предметы, которые в его крупных руках казались детскими игрушками. Они были легкими – деревянными.

Магистр достал следующий по размеру предмет:

– Теперь смотри.

Он вставил второй предмет в первый без малейшего зазора, и они стали как одно целое:

– Формы рассчитаны по принципу «золотого сечения».

Когда Магистр плотно закрыл верхнюю часть, свечение заметно усилилось и обрело фиолетово-голубой цвет. Цвета переливались, заменяя и дополняя друг друга, казалось, что на происходящее можно смотреть вечно.

Гор вернулся к реальности только тогда, когда Магистр вернул предметы на их места и закрыл потайную нишу.

– Русские называют их «матрешкой». Нам не хватает только самой маленькой – седьмой и неделимой. Она – самая важная. Когда ты найдешь ее, то распознаешь по красному свечению. Теперь слушай, запоминай и отвечай мне только на русском языке…

Когда Гор ушел, тяжелая парчовая портьера в углу библиотеки аккуратно отодвинулась.

– Как он тебе? – спросил Магистр.

– Он хорошо подготовлен, но… – начал отвечать голос.

– …Но еще молод и горяч, – продолжил за него Магистр.

Из-за портьеры вышел полноватый мужчина средних лет.

Магистр сказал:

– Поэтому я поручаю тебе присматривать за ним. Миссия у вас одна!

Мужчина поклонился, пригладил усы и произнес на русском:

– Господи, направляй нас.

Весну 1861 года можно было назвать если не холодной, то прохладной, что совсем не мешало молодой женщине в одиночку купаться в вечерней реке.

За девушкой из-за прибрежных зарослей наблюдало шесть человек. Это были мужики разного возраста, заросшие, грязные и оборванные. Они похотливо смотрели, как девушка выходит из воды, как наклоняется, перехватив длинную, до поясницы, копну черных густых волос, чтобы отжать их, как выпрямляется ее гибкий стройный стан, как едва колышется высокая полная грудь…

Один из наблюдавших, в картузе с лопнувшим козырьком, кивнул:

– Беззуб.

Самый молодой из мужиков вразвалочку, криво улыбаясь, направился к девушке и прошепелявил беззубым ртом:

– Ну, што, невешта! Дошдалась шенишков?

За ним из укрытия вышли остальные и начали обступать девушку с двух сторон.

Девушка, казалось, не обращая никакого внимания, продолжала отжимать волосы. Внезапно ее рука быстро метнула в шепелявого какую-то железку. Тот схватился за лицо и замертво рухнул на траву.

С грацией пантеры девушка молниеносно оказалась возле своей одежды, и у нее в руках появился тонкий и острый, как шило, металлический стержень.

Ничуть не стесняясь своей наготы, девушка сделала какие-то странные движения, потом вытянула руку с длинным «шилом» в сторону врагов и стала неподвижно ждать, только капли воды, стекая с лебединой шеи на прямые плечи и дальше – до округлых бедер, огибали многочисленные крупные и мелкие шрамы.

Ждали и мужики.

Немного погодя тот, который в картузе, как главарь, подошел к убитому и вытащил у него изо лба металлическую штуковину, состоящую из пяти небольших кривых лезвий, скрепленных вместе в центре, на котором был изображен дракон. Повертев ее в руках, он разобрался, что лезвия складываются к центру, а во время умелого броска выступают наружу, нанося смертельный ножевой удар:

– То-то же ж Беззубу черепушку-то и проломило.

К тыльной стороне странного оружия была приделана обычная заколка для волос.

Девушка легким отточенным движением воткнула «шило» в землю рядом с собой и начала неспешно одеваться. Она стояла лицом к мужикам, скрывая спину, которая от шеи до поясницы была покрыта татуировками – в центре красовался хвостатый дракон, обрамленный таинственными символами.

Мужики пооткрывали рты, когда девушка сначала надела подрясник, на него – кожаный ремень с какими-то мешочками и петельками, затем – тонкую кольчугу, сплетенную по фигуре из плотных рядов колец, судя по матовому блеску – серебряных, наверх – рясу с отложным воротником и рукавными отворотами, мантию с застежкой у горловины, а напоследок голову, спину, плечи и грудь покрыл черный апостольник, туго стянутый вокруг головы.

– На «заколочку» же ж, скрепи платочек, – ухмыльнулся главарь.

Девушка взяла и тут же спрятала оружие в потайной карман рясы.

– А ты непростая же ж… Да и мы не лохи же ж, беглые мы – с бессрочной каторги. Нам терять нечего же ж, – нарочито громко, чтобы слышали остальные, сказал главарь. – Зови меня Картуз, а это мои пособнички.

«Монахиня» молчала, только ее большие выразительные черные глаза не моргая смотрели в глаза Картуза, да так, что по его спине пробежали мурашки. Он спешно отвел взгляд, чего не делал даже за Байкалом на Карийской каторге, где мыл золото в царскую казну среди последнего сброда.

Когда «монахиня» молча подняла небольшой дорожный мешок, закинула его за плечо и так же молча начала подниматься вверх на берег, Картуз подозвал мужиков:

– В Москву идет, больше некуда же ж.

Оглядев всех, он обратился к самому шустрому:

– Ты, Буря, иди за ней, только сильно скрытно же ж – видел сам какая. Потом найдешь нас на Хитровке же ж, где уговаривались.

Буря решил схитрить.

«„Монахиня“ вышла на берег и пойдет к Москве, а в город одна дорога – вдоль Яузы. Куда она денется», – подумал он и быстрым шагом, почти бегом, направился в обход дороги к окраине города.

Да и боялся Буря выдать себя, если следить дорогой.

– На околице у дороги ее дождусь, – разговаривал он сам с собой.

На околице он ждал до самой ночи, но так и не дождался «монахини».

Поняв, что его провели, Буря поплелся на Хитровку, бормоча себе под нос:

– Сейчас получу от Картуза. Хоть бы без крови обошлось. Картуз человек серьезный. На его счету не одна душа загубленная.

На улицах окраины Москвы, освещаемых только луной, было безлюдно, только пьяные голосили песни, шатаясь из стороны в сторону.

– Да, ночью на улицах простым людям опасно – прирежут за копейку, а пьяным все море по колено, – пробормотал Буря.

Он свернул в темный, но знакомый лабиринт улочек и переулков, чтобы срезать путь.

– И Хитровка эта еще у черта на Кулишках… – подумал Буря.

Это было последнее, о чем подумал Буря, потому что его шею проткнуло длинное и острое «шило»…

В обшарпанную дверь квартиры на втором этаже доходного дома на окраине Москвы постучали условным стуком.

Черноволосый бородатый мужик с грубыми чертами лица непонятной национальности, одетый в старую, но чистую нерусского покроя одежду темного цвета бесшумно подошел к двери и отворил ее, впуская «монахиню».