Цирк напряженно ждет следующего номера. 27. Хор Вот теперь действительно начинается дело; поразмяли руки аплодисментами, поразмяли души смехом и сладким ужасом — вот теперь действительно начинается дело: выходят на арену две куколки, возносятся под купол, как бог машиной; замер цирк, как сдернули перешептываний гул, перемигиваний пелену сорвали. 28 Ты выбежала, легкая, вперед своей подруги, улыбнулась, руки взметнула, нас приветствуя, взметнулась на высоту – что не своею силой, и не сказать. Как будто тяготенье с себя стряхнула. Но не лист безвесый, туда-сюда носимый ветром, нет, но сгусток воли, силы, смысл искусства в зенит вознесся цирка. 29. Х о р (на разные голоса) Па — рение, кру — жение. вот — действительное представление! И как им повезет сегодня? Открыта ли преисподняя для блестких полетов, вертких над областью страхов мертвых? Мускулы сведены, движения решены, высота взята, мантия – вон – снята, ничто не мешает, пыль летает в разгоряченном луче, сердце стучит бойчей — не остановиться, шаг спуститься делают – и свободный лёт в близкий свет, холодный. Как будто стихия переменила свое естество: держит воздух, вязкость приобретает, не прободать его, и безопасно по нем летает та, чье лицо страха не выражает, а, кроме страха, и нет на нем ничего. 30 Вы сидели в ложе, наблюдали за работою, игрой прыгуний: над ареной девы подлетали, их канатов чуть дрожали струны. Свет в глаза мигает бесноватый — кто же так направил, сумасшедший? — не увидеть смерти миг крылатый; сдуру нам еще зарукоплещут, этот срыв за лучший трюк считая: «Лихо траекторию загнули! Как же можно этаким манером двигаться по воздуху, пустая как стихия держит?» Держит, хули, не удержит – но страховке верим. 31 Это было по правилам обычным тяготенья: вдруг ловкость уступила тупой силе – расчеты не сбывались, тренированное слабело тело, становилось обычным трехпудовым весом на скоростях обыкновенных при падении, с плоскостью встречалось, раздроблялось. Суставы, плоти рвались. 32 А зеркал-то наставили – углами искажали движенье, сохраняли, и душе мертвой страшно было видеть, как в отставших, стократных отраженьях ты, живая, мелькаешь, успеваешь прокрутиться еще, еще до смерти — когда мертвая на полу лежала, когда пенилась кровь, дымясь бежала, застывала, темнела, холодала. 33. Х о р (на разные голоса) Срыв, хруст — купол пуст; грянь, оркестр, прянем с мест посмотреть саму смерть! Для смерти всем дело: Зве́рям – рычать, людям – кричать, верху – качать, низу – встречать, нам – умирать. Давай быстрей со сцены труп, и веселей чтоб звуки труб, и ярче свет, игра цветов — мол, смерти нет, мол, трюк таков. 34 Сорвется силач, упустит жонглер, фокусник спутает карты, звери кровь чуют, нервно рычат, клоун натужно шутит. 35 Упала. Кто из двух, пока не видно. Я вскакиваю с места, я бегу, расталкивая публику: «Я – врач, пустите, пропустите». Унесли — стою один, дурак, среди арены, в крови ботинок левый… И меня выводят в коридор. Нашатыря к ноздрям подносят: «Тоже мне лепила, такой больной и нервный…» Выворачивает… 36 Медленно ворочаются крылья мельниц – не господних, как Господних; мы – причина тягостных усилий, легче лёт и мах пойдут с сегодня. Нет твоей судьбы, снята задача измышлять ходы, срока ей, кары; вся ты, больше ничего не знача, трупом труп – уносят санитары. 37. Хор Строфа А нужно ли предполагать: мол, в этих тоже есть душа — в прыжках чего не растерять, не растрясти что в антраша, в чьих блестках вся арена-мать. Антистрофа И эта малость к Богу прям; поскольку тело камнем вниз, такой полёт не видно нам — гимнастки, девочки каприз с ее второй напополам. |
