Планеты начинают медленно вращаться вокруг Солнца.

– Но староверы считают, ― продолжает девушка, ― что не только два светила способны влиять на жизнь человека ― на нее воздействуют и другие планеты, и звезды, и созвездия. Вот, например, Марс. ― Круговорот планет останавливается, и перед нами зависает шар красного цвета с темными пятнами, обозначающими кратеры. ― Староверы полагают, что если кто-то совершит мужественный поступок, то Марс придаст ему еще больше мужества. Подарит такому человеку красный луч смелости.

Венера. ― Марс уплывает и перед нами зависает шар цвета морской волны. ― Если кто-то жертвует во имя любви, то Венера одарит того способностью к любви еще большей!

Далее девушка рассказывает о влиянии луча Меркурия на способность к торговле и умению легко находить общий язык с людьми; луча Плутона, наделяющего талантом предсказателя и склонностью к мрачной замкнутости; луча Юпитера, который жизненно необходим тому, кто командует людьми ― от лейтенанта до короля; и так далее.

– А как на жизнь человека влияют созвездия? ― интересуюсь я.

Оказывается, Весы помогает человеку стать более уравновешенным, Стрелец отвечает за стремительность, точность и деловитость, а Рыбы, например, развивают в человеке склонность к творчеству и мистицизму. Девушка собирается рассказать о влиянии остальных созвездий, видимых под куполом планетария, но я останавливаю ее вопросом:

– То есть, если я в какой-то ситуации взял себя в руки и смог сдержаться, то в следующий раз это будет проще, потому что меня поддержат Весы?

– Именно так. ― Девушка улыбается с искренней благодарностью во взоре ― то ли потому, что я избавил ее от рассказа обо всех созвездиях, то ли потому, что оказался понятливым. ― Но к этому надо добавить, что если человек проявил выдержку в тот миг, когда Весы находятся в видимой части неба, их луч усиливается многократно.

– Даже днем? ― спрашивает Алий, который, как я замечаю, слушает приоткрыв рот.

– Даже днем, ― улыбаясь, отвечает экскурсовод.

– А как я пойму, проявляя эту… выдержку, что Весы сейчас в небе? ― спрашивает паренек.

– Никак, если ты не астроном, ― говорит девушка. ― Но если на твой путь ранее уронил луч Юпитер ― который, кроме прочего, дарит удачу ― то тебе повезет и Весы будут в небе.

– Вот как, ― я задумчиво морщу лоб. ― Непростая системка-то.

– Как ни странно, все довольно просто, ― возражает девушка. ― Поступай хорошо: смело, взвешенно, с добром и мудростью в сердце, и планеты будут тебе помогать.

– И все же некоторые, ― обращаюсь я к Алию, ― несмотря на всю эту… круговерть влияний, совершают злодейства?

Алий пожимает плечами, но отвечает девушка:

– Они просто не верят во все это.

После планетария я решаю, что мне пора возвращаться в реку. Почему я не хочу здесь остаться хотя бы на ночь ― сам не знаю. Наверное, скорее хочу найти свой родной мир.

– А еще могу показать вам нашу многоэтажную башню… Ее этажи крутятся вокруг своей оси, и если встать туда, куда башня отбрасывает тень…

– То получишь благословение на всю жизнь, ― заканчиваю я мысль Алия. ― Так как это не тень невзгод, а благословенная тень. Так?

Тот удивленно кивает.

– Знаешь, ― говорю я, ― не стоит. У вас прекрасный мир, но мне нужно двигаться дальше.

Алий спокойно кивает. Судя по всему, Весы не раз роняли на него свой звездный свет.

– Хорошо! Рад был вам помочь! Если прибудете снова, найдите меня, с удовольствием снова стану вашим провожатым!

– Спасибо тебе преогромное, ― говорю я. ― Сестренке привет, скажи, что ей очень повезло с братом. ― В спину убегающему Алию я успеваю крикнуть:

– И с миром, в котором она родилась!

«Да, он прекрасен, ― думаю я. ― Не знаю, насколько много этих неверующих грешников, как много они делают гадостей, но не похоже, чтобы их было много. Но что-то все-таки не так в этом мире… Наверное то, что люди здесь делают добро и улыбаются друг другу не потому, что того требует их натура, а потому, что хотят получить награду и боятся наказания. Представляю, насколько ценнее улыбка или добрый поступок того, кого в этом мире называют неверующим».

В реку я вхожу еще засветло.

Снова долго плыву, уже начинаю уставать и тяжело дышать, когда, наконец, мое тело исчезает, день превращается в беззвездную ночь, а синяя река в черную, густую, дымную.

– Судя по тому, как быстро ты вернулся, этот мир ― тоже не твой? ― спрашивает Голос.

– Да, ― отвечаю я.

– Теперь ты готов слиться с Космосом, стать его единой частью?

– Нет. Я хочу найти свой мир. Тот, из которого пришел.

– Когда ты пришел из него? ― вопрошает Голос.

– Не знаю, ― отвечаю я.

– Вот именно. Ты даже не знаешь, сколько времени провел в этом своем сарае. А что, если за это время твой мир изменился до неузнаваемости? Или вовсе исчез?

– Может быть, ― говорю я. ― Тогда мне надо убедиться в этом. И еще… я хочу понять, что за ребенка я видел однажды в своем видении.

Голос молчит.

– Ты знаешь, кто это? ― выпытываю я.

– Да.

– Скажи мне, кто он? Как его найти? Почему он явился мне? Он спас меня! Может быть, он тоже нуждается в помощи!

Голос не отвечает, такая же тишина царит и в моих мыслях. Я чувствую, что вопросы, которые выкрикиваю, ненужные, ненастоящие, я не должен их задавать, а даже если буду это делать ― ответа не получу. Но я продолжаю:

– Ты, конечно, знаешь, кто это. Знаешь и то, как выглядит мой настоящий мир. Знаешь, как туда можно попасть! ― кричу я в пространство. Почему-то мне снова становится легче плыть, а спустя мгновение я вижу маленький островок, который возникает всего в нескольких саженях от меня. Я выбираюсь на кусок суши и требовательно смотрю в пещерные небеса, ожидая ответа. И вдруг… мне становится смешно! Я и сам не понимаю, что нахожу смешного: собственные глупые вопросы, свой требовательный взгляд или еще что-то. Я расплываюсь в улыбке, и мне кажется, что и небо ― тяжелое, нависшее надо мной «пещерное» небо ― тоже смеется. Мне даже чудится, что я слышу этот смех.

Чуть погодя Голос спрашивает:

– Почему ты решил, что тот, предыдущий мир ― не твой родной?

– Эта теория светотени… кажется мне какой-то… искусственной, что ли? Как их джунгли. Мне кажется, в моем мире так не было.

– А как было в твоем?

– Наша удача или невзгоды мало зависели от наших поступков. В жизни все чередовалось само по себе ― хорошее и плохое.

– Да? В таком случае, может быть, это ― твой мир?

Я оглядываюсь по сторонам ― ничего. Наконец вдалеке я с трудом различаю огни.

Плыть приходится долго. Наконец оказываюсь в небольшом заливе, вода в котором сплошь в цветных пятнах масла и солярки, а у причалов ― несколько рыбацких лодок, баркасов, и пара старых, ободранных яхт.

«Судя по всему, это ― небольшой городской порт. Вон, даже подъемный кран рядом с причалом», ― отмечаю я.

На этот раз на мне потрепанная одежда простолюдина ― грязные ботинки, коричневые штаны и серая куртка.

По лестнице с рифлеными металлическими ступенями поднимаюсь в город, размышляя о новом слове в моем лексиконе ― «простолюдин».

Впереди ― рельсовая дорога. Справа ― железнодорожная станция. Перешагиваю через рельсы, а прямо передо мной идут трое мужчин. Один из них в шляпе типа «котелок», темном плаще и с сигарой во рту. Двое других одеты примерно так же, как я ― они тащат большой сундук, накрытый тканью. Один из мужчин оступается, отчего сундук накренивается и едва не вырывается из рук носильщиков.

– Да что ж ты делаешь, олух! ― выкрикивает господин с сигарой. ― Нормально ходить разучился!

Тот не отвечает, восстанавливает равновесие, и процессия движется дальше.

– Быстрее давайте! ― подгоняет господин. ― Еще не хватало, чтобы мы на поезд опоздали.

Я тоже решаю идти на вокзал.

В левом кармане штанов что-то бренчит. Оказывается, в нем монеты. Кроме того, в заднем правом ― несколько купюр, в правом переднем ― грязный носовой платок. Его я выкидываю. Подхожу к кассе. Перед окошком большая очередь. Люди о чем-то разговаривают, но слов почти не слышно, все заглушают гудки и стук колес поездов.