Вдруг Эбби обмерла: она задыхалась, ей снова стало дурно. Ясное дело, не кто иной, как Эбенезер Мэйсон задумал все это! Он завлек ее к себе, пообещав дать денег, потом опоил каким-то зельем и позвал священника. Какой же коварный он был человек — ни стыда, ни совести! А ведь она знала: его ничто не могло остановить, вздумай он заполучить то, чего хотел. Она понятия не имела, как и отчего Мэйсон умер, и поступила бы немилосердно, если бы обрадовалась его смерти, но при всем том он был виновником гибели самых дорогих ей на свете людей — отца и Нила.

Вслед за тем Эбби задумалась о том, что и вообразить-то ей было противно. Уж не надругался ли над нею Эбенезер Мэйсон, перед тем как испустить дух?

— О Господи! — громко вздохнула она. При одной только мысли об этом ей стало тошно. Ничего подобного она еще никогда не испытывала, да и что это за состояние, она тоже не представляла, потому как еще никогда не была близка ни с одним мужчиной. В своих мыслях Эбби зашла еще дальше. Что, если она теперь ждет ребенка?

— Прошу тебя, Боже, избавь меня от этого! — взмолилась она.

За несколько часов Эбби успела одолеть не одну милю и вдоволь наговориться сама с собой. Она избегала дорог — шла через фермерские угодья, а самих ферм сторонилась. Перебрав в уме свои возможности, девушка поняла, что жалеет себя по слабости. Она не знала, что с нею случилось, и боялась, что теперь уже ничего не исправить: ведь Эбенезер Мэйсон был мертв. Эбби надеялась, что идет в сторону Клэр, памятуя о том, что если Алфи с Уинстоном будут ее искать, то непременно в Берре. К счастью, Клэр находился всего в нескольких милях от Минтаро и в противоположной стороне от Берры.

К вечеру, вконец обессилев от голода, Эбби упала под тенистыми эвкалиптами на склоне невысокого холма. На солнце у нее здорово обгорело лицо. Час назад она напилась из поилки для животных на какой-то ферме. Вода была мутная и теплая, но ее мучила такая жажда, что ей было все равно. Кроме того, она сорвала несколько перезревших яблок и теперь, помимо душевной боли, у нее еще скрутило живот. Она закрыла глаза, решив малость передохнуть, перед тем как идти дальше.

Эбби вздрогнула и проснулась. Она заметила, что прошло довольно много времени — и уже стемнело. Спать она не собиралась, но, как видно, все же ее сморило. Девушка не представляла, куда теперь идти и откуда она пришла. Но тут ветерок донес до нее запах снеди, и у нее нестерпимо засосало под ложечкой.

Эбби поднялась на ноги и принюхалась, пытаясь определить, откуда веет стряпней. И направилась на запах. Совсем скоро она заметила за холмом дым костра. А взобравшись на вершину, увидела группу аборигенов, сидевших в низине вокруг костра. Эбби насторожилась, поскольку знала, что между аборигенами и овцеводами нередко случались стычки из-за земли, которую последние скупали у властей под свои угодья. Но Эбби была очень голодна, а запах был уж больно соблазнительный.

Группа состояла из четырех мужчин и трех женщин. При виде женщин Эбби решилась подойти ближе. Еще никогда в жизни она не испытывала такого голода, и сейчас это чувство было сильнее всех ее страхов.

Аборигены вели меж собой разговор и не видели, как к ним приближается девушка, пока она не подошла совсем близко. Они ели мясо, запеченное на углях, и жаркого у них было в избытке. У Эбби от такого изобилия аж слюнки потекли. Ей захотелось наброситься на мясо, рвать его на куски и есть, есть… без удержу.

Тут одна из женщин заметила ее, окликнула на своем наречии остальных сородичей — те разом повернулись и уставились на Эбби. Мужчины встали, один из них вскинул копье и двинулся на нее. Он что-то кричал, размахивая перед нею окровавленным копьем, но Эбби, собрав всю волю в кулак, даже не шелохнулась.

— Пожалуйста, я умираю с голоду. Не могли бы вы дать мне поесть? — взмолилась она.

Туземец не сводил с нее черных, лишенных всякого выражения глаз. Он опять что-то прокричал и замахал руками, прогоняя Эбби прочь. Видя, что он ее не понимает, девушка расплакалась, показывая пальцем то на их мясо, то на свой рот. Туземец заметил припухлость у нее на виске, что-то сказал своим, и они дружно заспорили. Эбби не догадывалась, что они решили, будто из-за полученной раны она прониклась к ним враждой, а может, и вовсе рехнулась. Когда туземец снова прикрикнул на нее, она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Туземец посторонился, и к Эбби подошли две женщины, но она их не увидела, потому что закрыла лицо руками. Туземки обошли ее кругом и заметили, что она обгорела на солнце и что руки у нее сплошь в ссадинах и кровоподтеках. Какое-то время они о чем-то переговаривались, а Эбби между тем пришла в себя. Запах еды был нестерпим — Эбби уже было все равно, что они скажут и что сделают. Она направилась прямиком к костру, села, схватила несколько кусочков мяса и жадно набила себе рот. Аборигены с любопытством наблюдали за нею. Потом собрали свои нехитрые пожитки и отправились восвояси. Эбби едва обратила на них внимание. Единственное, о чем она помышляла, так это о том, как бы побольше мяса отправить себе в рот и поскорее его проглотить, чтобы наконец утолить голод. Она даже не представляла, что это за мясо, пока не заметила рядом кусок шкуры — должно быть, кенгуру. Раньше она ни в жизнь не притронулась бы к кенгурятине, но сейчас у нее была только одна мысль — наесться до отвала. Насытившись же вполне, Эбби почувствовала, как на нее навалилась невыносимая усталость. Уже совсем стемнело — она улеглась рядом с догорающим костром и сомкнула веки.

Эбби проснулась, оттого что ее растолкали. Она ожидала, что это Уинстон или Алфи, но каково же было ее удивление, когда она увидела, что ее со всех сторон обступили аборигены. Мигом вскочив на ноги, Эбби обвела их взглядом. В лунном свете она узнала двух женщин, которых видела прежде. Неужто они вернулись, чтобы поквитаться с нею за то, что она украла у них еду? Ей стало страшно.

— Простите, что я взяла ваше мясо. Но мне очень хотелось есть, — сказала она со слезами на глазах.

Женщины стали совещаться, предоставив Эбби догадываться — о чем. Говорили они отрывисто, быстро и горячо. Девушка поняла — они спорят, что с нею делать.

— Пожалуйста, не трогайте меня! — в голос взмолилась Эбби. Она чувствовала, что попала из огня да в полымя и что новую беду ей уже не пережить. Потрясенная до глубины души, она снова ощутила, как силы оставляют ее, опустилась наземь и сжалась в комок.

Наконец женщины угомонились, после чего одна из них присела на корточки подле Эбби, осмотрела шишку у нее на виске и затянула песню, тогда как остальные ее сородичи стояли рядом и молча наблюдали. Эбби закрыла глаза и не видела, как туземка раскрыла плетеную сумку, висевшую у нее на поясе, достала пригоршню какого-то порошка, наподобие костной муки, и принялась посыпать им девушку. Эбби не сопротивлялась. У нее не осталось на это сил — ни физических, ни душевных. Ей хотелось только одного — чтобы папа с Нилом были живы и чтобы все снова стало так, как было еще несколько дней назад.

На следующее утро Эбби разбудили жужжащие вокруг мухи и яркий солнечный свет. Она чувствовала себя отдохнувшей, хотя первое время не могла вспомнить, что с нею было минувшей ночью. И лишь когда она встала и заметила, что как будто обсыпана пылью, ей вспомнилось, как с нею что-то проделывала туземка. Не будь этого вещественного доказательства, которое девушка стряхнула со своего платья, она бы сочла, что все это ей приснилось. Эбби посмотрела, как на востоке встает солнце, и заключила, что все время шла на северо-восток. И с этой уверенностью снова тронулась в путь.

— Мама, а ведь одна из этих девушек вполне сгодилась бы в компаньонки. Они все вроде как хваткие. — Джек Хокер уже битый час торчал в конторе по найму Шарпа со своей матерью, Сибил, а та все никак не могла определиться с девицами, значившимися в кандидатском списке Милтона Шарпа.