– О, какая красота! – восхищённо воскликнул доктор Гринберг. – Впервые вижу воочию, вот так рядом, подобное чудо! Не доводилось прежде держать в руках царские сокровища, м-да… Да тут одних бриллиантов – на целое состояние! – внимательно разглядывая крышку футляра, доктор прочитал название одной из самых старейших придворных ювелирных мастерских России: – «Торговый Дом «Болин». Милые девочки, перед нами бесценный исторический раритет девятнадцатого века! – восхищённо и серьёзно сказал вполголоса доктор Гринберг.

– Честно сказать, я мало что знаю о мастере этой броши, знаю только, что это любимое украшение моей бабушки, – улыбаясь призналась Софья. – Дома было несколько её портретов в форменных фрейлинских нарядах, и на всех у неё слева на платье эта брошь. Два портрета мне особенно нравились. Она там как сказочная принцесса. На одном – в красном бархатном платьице в совершенно юном возрасте. Бабушка рассказывала, что в то время жила на верхнем этаже Зимнего дворца. Между собой молоденькие фрейлины в шутку называли его «чердак». А на другом портрете она будто фея, в полный рост. И вся в белоснежном… Я запомнила, как сейчас вижу её внимательный и умный взгляд, белую шляпу с широкими полями, шикарное белое платье и кружевные белые перчатки… В детстве даже думала, что это её свадебный портрет. Да-да, даже как-то спросила, почему на свадебном портрете она одна, а она рассмеялась и рассказала, что так было принято одеваться при дворе всем фрейлинам императрицы Александры Фёдоровны, которая любила этот цвет и ввела для своих фрейлин белые парадные форменные платья, чтобы её свиту было видно издалека. Все фрейлины Александры Фёдоровны тогда носили на форменных платьях монограмму императрицы. Эта брошь имела статус женского ордена и оставалась на всю жизнь, на память, если фрейлина выходила замуж и покидала службу при дворе. Чаще всего её должность занимала другая девушка из знатного рода. Ах, как же я любила наши разговоры с бабушкой, которая знала множество фрейлинских тайн…

– Как интересно! Жаль, что я не помню своих бабушек… Софи, а новой фрейлине делали новый шифр, уже с другим номером? – спросила подругу Анна, будто очнувшись от своих мимолётных воспоминаний.

– Да, шифры каждый раз выпускались заново… Причём у самой императрицы был свой, особенный шифр, выделявший её среди придворных дам… Парадные шифры императриц в виде монограмм являлись символом государственной власти. Носили их на красных или муаровых лентах через плечо…

– Как интересно! Тебе, должно быть, от бабушки известно много придворных историй из тех времён? Было бы интересно послушать хотя бы пару таких… А что, отец, вам известно о том самом ювелире? Почему именно он получал заказы на изготовление фрейлинских шифров? – поинтересовалась Анна Гринберг у своего отца.

– О, это хороший вопрос! – ответил Шимон Моисеевич, имевший обширные связи среди состоятельных кронштадтских и петербуржских евреев – ювелиров и антикваров, регулярно собиравшихся в Большой хоральной синагоге Петербурга, построенной в середине XIX века на средства меценатов и спонсоров, одним из которых был и доктор Гринберг. – Я как-то читал, что работы Карла Эдуарда Болина блистали на крупнейших международных выставках и превосходили совершенством оправы, чистотой и весом бриллиантов и других драгоценных камней коллекционные ювелирные изделия самых известных мастеров золотого дела Старого Света. Мастера этого ювелирного предприятия создали настоящий шедевр – императорскую венчальную корону, называемую «Русская красавица». А вокруг знаменитой алмазной Владимирской тиары Болина с жемчужными подвесками, таинственно исчезнувшей из России в середине семидесятых прошлого века, кипели воистину шпионские страсти! Если состоятельные семьи предпочитали заказывать столовые приборы и подарочные ювелирные пасхальные яйца у Фаберже, то эксклюзивные заказы на драгоценности из золота и бриллиантов поступали чаще всего в Торговый дом Болинов.

– Это всё, что у меня осталось, – тихо сказала Софья, убирая в футляр бриллиантовый фрейлинский шифр с монограммой императрицы. – Я очень дорожу этой бабушкиной брошью. Помню из её рассказов, что у императрицы было всего- навсего двенадцать фрейлин…

– Соня, дорогая, я сделаю всё возможное, чтобы сберечь эту уникальную семейную реликвию, будь уверена! – убедительно сказал Шимон Моисеевич, положив свою сухую и горячую ладонь на руку девушки. – Завтра же я сделаю кое-что для этого… Кстати, семейный торговый дом этой знаменитой династии ювелиров просуществовал в Санкт-Петербурге более века, со времён императоров Павла I и Александра I, и был официально закрыт в России совсем недавно из-за Октябрьской революции. Была маленькая заметка в «Новостях» на последней странице. Вот так всему в своё время наступает конец! – многозначительно добавил доктор Гринберг, подняв свои густые рыжеватые брови и выпятив толстые губы.

В это время за окном, совсем рядом с домом доктора Гринберга, прозвучал выстрел.

– О Боже! Что такое?! Неужели и до нас добрались? – испуганно вскрикнула Софья.

В дверь громко постучали.

– Кто там? – строго и громко спросил Шимон Моисеевич.

– Откройте! – раздался хриплый мужской голос.

– Отец, прошу, не открывайте! Опасно! – схватив отца за руку и умоляюще глядя в глаза, попросила Анна.

– Как же, я же врач! Вдруг нужна моя помощь? – Шимон Моисеевич резко снял все задвижки и осторожно толкнул дверь.

– Благодарю вас! – промолвил молодой человек в военно-морском полупальто из чёрного сукна с кровавым пятном на уровне правого предплечья и потерял сознание.

По ширине галуна-нашивки на рукаве шинели доктор Гринберг сообразил, что перед ним офицер либо мичман.

– Вэйз мир (боже мой – идиш), девочки, помогите скорее занести его! – скороговоркой выпалил доктор.

С трудом затащив раненого в дом, Гринберг поспешил назад. Прислонившись ухом к двери и прислушавшись с минуту, он взял стоявший в углу прихожей веник и ведро с золой. Выйдя на улицу, будто обычный обыватель, опасающийся гололедицы, ловко орудуя веником, размёл ступеньки и дорожку до проезжей части и густо припорошил перед собой серой пыльной пудрой, отступая назад к дому и зная наверняка, что ни одна собака не захочет искать тут чей-то след. Осторожность прежде всего! Вернувшись, Шимон Моисеевич привычными ловкими движениями вымыл руки и попросил девушек снять с раненого верхнюю одежду и помочь перенести его в кабинет. К счастью, ранение было не смертельное. Пуля прошла сквозь ключицу, не повредив кости. Однако кровопотеря была значительной. Доктор Гринберг внимательно осмотрел рану и, оказав незнакомцу первую помощь, поднёс небольшой кусок ваты, смоченный нашатырным спиртом, к носу раненого. Тот очнулся и осмотрелся.

– Не беспокойтесь, молодой человек, вы в надёжных руках! Рана не опасная. А объём крови ваш молодой организм быстро восстановит.

– Спасибо вам! Позвольте представиться: мичман крейсера Балтфлота «Адмирал Макаров» Константин Лазовский к вашим услугам, – с трудом превозмогая острую боль, произнёс мужчина, закашлявшись. – Хотя какие уж тут от меня могут быть услуги.

– Очень приятно, однако, постарайтесь не разговаривать и избегайте резких движений, – посоветовал Гринберг. – Оставлю вас здесь, сейчас организуем вам спальное место. Завтра будет лучше. Не волнуйтесь и старайтесь успокоиться. Сейчас я вам принесу восстанавливающую микстуру, – улыбнувшись, сказал Шимон Моисеевич.

В прихожей его ждали растерянные и напуганные Анна и Софья.

– Отец, посмотрите, что выпало из кармана его пальто, – сказала тихо Анна и протянула аккуратно сложенный листок бумаги.

Шимон Моисеевич многозначительно посмотрел на дочь и, спешно развернув его, углубился в чтение. Смысл первых слов текста мгновенно отразился на лице доктора выразительной и глубокой межбровной складкой… Это была революционная листовка «Воззвание к матросам и офицерам!» о поддержке власти Советов и борьбе с контрреволюцией номер шестьдесят пять от тридцать первого октября одна тысяча девятьсот семнадцатого года. Начинался текст так: «Революционный Морской комитет за власть Советов. Революционный Морской комитет, образовавшийся из делегатов, приехавших на II Всероссийский съезд Советов, временно взявший на себя функции Центрофлота, обращается к товарищам матросам и офицерам со следующим воззванием…».