но принц был настроен благодушно.

— Видишь ли, мышка, вся беда в том, что в твоих венах течет королевская кровь, признанная моими предками. И, выходит, ты тоже вполне себе можешь претендовать на мой трон. Вот так вот бывает.

И картинно развел руками.

Камилла нахмурилась.

В нем… было слишком много наигранного, ненастоящего. И даже сейчас, находясь с ней один на один, Эдвин Лоджерин упивался собственной победой, как будто только что одолел соперника на рыцарском турнире.

Внезапно накатившее раздражение почти прогнало страх.

«Значит, тебе тоже выгодно меня убить?» — написала она.

он склонил голову к плечу, глядя на нее с покровительственной улыбкой.

— Совершенно верно, цветочек.

«Почему ты этого не сделал?»

— У меня появилась идея получше, — вкрадчиво сказал принц, — я на тебе женюсь, малышка. Сразу же после коронации. Как тебе мысль стать королевой?

Камилла сперва думала, что ослышалась.

мгновения текли одно за другим, и наконец она осознала. И, даже не успев подумать, мотнула головой.

— нет? — принц вздернул соболиные брови, — это почему же? Я что, хуже твоего мага? Да тебя, после того, как ты побыла подстилкой темного, никакой забулдыга замуж не возьмет!

Камилла замотала головой решительнее.

— Я ж могу его убить, — осклабился Эдвин, — знаешь, я его держу в цепях, в подвале. обычно люди умирают за месяц, если их держать закованными и в полной тьме.

Камилла сжала грифель и вывела:

«Как это низко».

— низко? Возможно, птенчик. но тут, видишь ли, есть две вещи. Первая — это то, что я могу жениться на единственной оставшейся в живых наследнице. И вторая — знаешь ли, я тебя просто хочу. мне будет приятно тебя поиметь во всех возможных и невозможных позах. А ты будешь извиваться и просить еще. К слову, я тебе ещё на балу предлагал. Согласилась бы — и, возможно, ничего бы не произошло ни с твоими родителями, ни с тобой. Женившись на тебе, я укреплю свое положение…

Щекам стало нестерпимо жарко. Камилла вскочила на ноги, ее качнуло, она едва не упала… А Эдвин сидел и наблюдал. Затем размеренно произнес:

— Знаешь, мне начинает нравиться эта игра. Все больше и больше. Давай начнем с малого? ты меня поцелуешь — и твой маг останется жив, по крайней мере, ещё пару дней. Или… нет! Даже не так! Я предоставлю тебе самой выбирать свою судьбу, Камилла Велье. Или ты сейчас подходишь, садишься мне на колени и целуешь меня так, как будто мечтала об этом всю жизнь, или… или, дорогая, ты становишься на колени и целуешь носки моих сапог. ну и… опять же, маг твой проживет ещё пару дней. Как тебе?

Комната поплыла перед глазами. К горлу подкатила тошнота.

то есть, он предлагал ей поцеловать его? Прелюдия к свадьбе?!

— Я все равно на тебе женюсь, — напомнил Эдвин.

И Камилла написала: «ты можешь меня убить».

— Это будет слишком просто и неинтересно, — ответил Эдвин, — ну, давай же, ты решила? Поиграем, Камилла?

она посмотрела в лицо принцу. И вспомнила о том, что, отправляясь на бал, она мечтала о том, что выйдет за него замуж? Бойтесь желаний своих.

теперь же… Камилле казалось, что еще никого она не ненавидела так сильно, как Эдвина Лоджерина.

Да, он объяснил, кто приказал убить семью Велье.

Да, он не сделал этого сам, но…

но он приказал бросить Аларика в темницу. он шантажировал Камиллу его жизнью. он собирался сделать ее своей женой — но не потому, что любил, а потому, что ему так было удобнее, он хотел оградить себя от каких-либо неприятностей в будущем.

А еще он просто хотел играть с ней, как с куклой. И, похоже, ему просто нравилось причинять ей боль, ломая сопротивление.

но, даже будь Эдвин Лоджерин святым, Камилла попросту не смогла бы целовать его так, как до этого целовала Аларика, потому что это было бы самым настоящим предательством всего того прекрасного, хрустально-чистого, что было между ней и темным магом.

она вздохнула.

— Иди ко мне, пташка, — позвал Эдвин, — уверяю тебя, я ублажу тебя не хуже твоего тощего рыжего мага. И когда я побываю у тебя между ног, ты поймешь, как это делают особы королевской крови.

Камилла передернулась.

«Даже слова у него… грязные, как и мысли».

И, подойдя ближе, стиснула челюсти и опустилась на колени.

— А, вот как? — прошипел Эдвин, — вот что ты выбрала, дура? ну тогда… приступай.

он вытянул вперед ногу, и Камилла, зажмурившись, безмолвно коснулась губами начищенного носка его сапога. на самом деле, ничего ужасного. И отец и матушка одобрили бы. не то, что она целует кому-то сапоги, а то, что не предала ни себя, ни того, кого успела полюбить…

Внезапно Эдвин больно дернул ее за волосы, заставляя поднять голову. Его лицо оказалось совсем близко, бледное, перекошенное в ярости. И принц, брызжа слюной, прошипел:

— можешь привыкать стоять на коленях, маленькая сучка. Я найду, чем тебя занять.

В следующий миг он резко отшвырнул ее от себя, вскочил с кровати и выскочил за дверь. Камилла, кряхтя, преодолевая головокружение, кое-как поднялась, дошла до кровати и села. Последние силы покинули ее, но она знала, что в ближайшее время не заснет. Почему не приходила больше та женщина в платье цвета чая с лимоном? Вдруг что-то случилось?

«Я не выйду за него замуж», — подумала Камилла.

Или… или придется выйти, чтобы сохранить жизнь Аларику?

но так она все равно предаст их обоих. Принял бы Аларик такую жертву? Камилла не знала. она уже ничего не знала, мысли путались, и во рту горчило от вкуса ваксы, которой были наполированы сапоги его высочества.

Эдвин никогда не думал, что это будет так остро, так больно — словно бритвой по запястьям или босиком по битому стеклу. Более того, он никогда и предположить не мог, что это случится именно с ним — с ним, роскошным, уверенным в себе, завтрашним королем.

он, провались все к вергам, никогда не думал, что какая-то нищая пигалица привяжет его к себе на крепкий поводок, и — уж что совсем невероятно — предпочтет ему какого-то темного мага, у которого нет ничего, а сам он — часть ковена.

И это оказалось действительно… больно.

В груди словно кипела смола, не находя выхода, распирая, заставляя кровь ухать в висках, а кулаки сжиматься.

Вот, значит, как!

Эта дура предпочла целовать его сапоги!

Да он… он отдаст ее солдатне, чтоб понимала. он выставит ее голой на городской площади. отрежет магу уши и пришлет их ей в шкатулке…

Ветер хлестал в лицо, когда Эдвин, пригнувшись к лошадиной шее, мчался во дворец. И охрана терялась где-то сзади, не поспевая, но было на все наплевать. Из-за ветра слезились глаза, все плыло, а в груди жутко бухало: «сдохни, маленькая тварь». Зря только на нее зелье потратил. надо было, чтоб она и дальше спала, и умерла во сне — действительно умерла! И тогда, наверное, ему было бы легче…

Уже во дворце, вихрем пронесясь по пустым залам, Эдвин заскочил в спальню, содрал с плеч нарядный камзол и швырнул его на пол. Его трясло, перед глазами прыгали цветные точки.

Да как так-то?

Что она о себе возомнила?

История на балу так ничему и не научила? особенно тому, что некоторым людям вообще не принято отказывать…

— Дура, — сквозь зубы процедил Эдвин, — верги, какая дура… Заносчивая дура!

он метался по спальне. Хотелось что-нибудь разбить, разорвать в клочья, избить кого-нибудь. А он ей ещё рассказал о том, почему убили родителей. Да не нужно было ничего говорить, нужно было бросить ее на постель, задрать юбки и показать, кого надо слушаться!

Эдвин остановился посреди комнаты, отметил про себя, что уже несколько раз протоптался по брошенному камзолу… плевать. он король, будущий король, и таких расшитых камзолов будет столько, сколько он пожелает!

однако… нужно было как-то успокоиться.

Ведь не может же какая-то нищая дура так испортить настроение?

он остановился рядом с кроватью, закрыл глаза, стараясь дышать медленно и размеренно. Сердце постепенно успокаивалось, переходя с суматошного бега на размеренный ход. Вергова девка. И почему каждый раз, когда он ее видит, то кажется, будто она сияет? мягкими жемчужными отблесками. И глаза чистые и спокойные, сияющие, как пара бриллиантов…