И этой ночью… ох, вот его повело! он не должен был так себя вести. но то, что Камилла хотела его ударить… от этого сделалось так больно внутри, что в голове что-то щелкнуло, перевернулось и залило рассудок багровой мутью. от этой истерики до сих пор было стыдно, он ей в глаза старался лишний раз не смотреть. А она — наоборот, специально заглядывала, прожигала насквозь своим нежным жемчужным сиянием. Пронзала насквозь, как бабочку булавкой.

определенно, с этим надо было заканчивать.

он был и будет темным магом, а Камилла Велье была и будет баронессой. И никто и никогда этого не изменит…

монахи погрузили на повозку последнего верга — то, что от него осталось — и убрались восвояси. Аларик поймал себя на том, что попросту боится возвращаться в квартиру, потому что там… она. Снова будет молча смотреть, а у него в груди все будет плавиться, браться кровавыми ошметками и пузырями.

Возможно, Камилла и не была мудрой женщиной, но при этом она оставалась желанной и самой прекрасной. В этом он убедился этой же ночью. Верги! Лучше бы ничего не видел, хоть глаза выкалывай…

«может быть, рассказать о ней архимагу?» — внезапно подумал он.

И эта мысль очень Аларику понравилась. Потому что Светлейший — ни с какой стороны не выглядел человеком, который будет подчиняться Эдвину Лоджерину. Скорее Эдвин будет у него ходить по струнке.

но…

Архимаг не торопится вмешиваться. Кто знает, как он отнесется к Камилле? А что, если объявит ее самозванкой — во имя сохранности государства?

Верги! Все стало слишком запутанно. Как просто было сидеть в ковене Ворона, приручать тьму и ни о чем более не думать!

Аларик поднялся по широким ступеням крыльца, открыл дверь — она все это время оставалась не заперта — и смело посмотрел в чистые, словно алмазы, глаза Камиллы.

— Все хорошо? — просто нужно было что-то сказать ей.

Камилла кивнула и слабо улыбнулась. Потом протянула раскрытый блокнотик, единственное средство общения.

«Что сказал Светлейший?»

Аларик пожал плечами и вернул ей книжечку, стараясь, чтобы их пальцы не соприкоснулись. не получилось: прикосновение вышло скользящим, едва заметным, но его попросту тряхнуло. определенно, с этим пора было заканчивать.

— он сказал, что надо искать источник тьмы во дворце… Чем, собственно, я сейчас и займусь.

И Аларик уже собрался выскользнуть на улицу, как Камилла цепко схватила его за рукав сюртука.

— Ава!

— Что? мне нужно идти.

она смешно сморщила носик и покачала головой. Потом что-то нацарапала на чистом листке, и Аларик прочел:

«ты ничего сегодня не ел. останься хотя бы пообедать».

Его буквально омыло теплом оттого, что кому-то было не все равно, ел ли он сегодня или нет. но остаться и тонуть в алмазном свете ее глаз? слишком тяжело. он ведь… может и не сдержаться. Договор с айшари подписан, и он в своем праве… Слишком соблазнительно.

— Знаешь, я плотно пообедал у нашего архимага, — выдавил из себя Аларик, — я лучше пойду, потому что Светлейший — это не тот человек, который будет ждать бесконечно долго.

она кивнула. Вздернула точеный подбородок. нежно-розовые губы предательски задрожали, ей наверняка было обидно… хотя, зачем обижаться?

А он беззвучно просочился наружу и поспешил к дворцовой площади, унося в сердце дыру и сияющий образ девушки, которой не мог дать ничего хорошего.

За два минувших дня Аларик успел несколько раз побывать на той самой тропинке, где принц Эдвин прошелся по нему хлыстом, и где откликнулась тьма другого мага. Удивительно, но больше ничего подобного он не ощутил ни разу, как будто до этого была расстелена на траве скатерть с угощением, а потом кто-то торопливо ее свернул, оставив на земле крошки.

они, эти крошки, походили на тончайшую угольную пудру. тьма побывала здесь — но бесследно испарилась. И Аларику это не нравилось, очень сильно, по двум причинам. Первой, конечно, был архимаг, который ждал результата. Второй же, как ни странно, было опасение за жизни людей. Кому, как не темному магу знать, сколько опасна тьма в руках неопечатанного — а значит, и необученного чародея? У Аларика тьма порой бултыхалась в груди холодной жабой, порой распухала жестким комом и давила изнутри, требуя выхода. но он хотя бы знал, как заставить себя не слушать ее неразборчивый шепот в ночи.

тьма нашептывала… всякое. не разобрать, что именно. Порой казалось, что еще немного, и он поймет, сможет отделить слипшиеся слова. но чем больше вслушивался, тем большей бессмыслицей казался шелест странных слов, и Аларик точно знал, что понимание тьмы будет равно собственному безумию.

Его научили в ковене этому, не слушать тьму.

А вот тот, кто ухитрился избежать наложения печати, скорее всего, ее слушал. И прав был Светлейший, сто раз прав! того, кто носил в себе темный дар, следовало разыскать. только вот… похоже, следы терялись.

Аларик вздохнул. на самом деле, ему совершенно не хотелось бродить вокруг нарядного, словно дорогая шкатулка, дворца. ощущение смерти короля — плохой смерти от темного проклятия — все равно оставило след в тонком мире магии, и оттого Аларик видел перед собой не роскошное здание, изукрашенное лепниной, декоративными колоннами и изящными балконами, а скорее развалины, по стенам которых ползают ядовитые многоножки, а внутри, где-то в подвалах — смрад и разложение.

За эти несколько дней Аларик и во дворце побывал: конечно же, внутри никакой мерзости не было, чинно, блестит и сверкает роскошью. но все равно не отпускает ощущение, что все это — мираж, и на самом деле даже камни кричат от отвращения к тому, что под сводами дворца происходило и происходит.

он остановился на небольшой, мощеной пестрым гранитом, площадке и еще раз осмотрелся. Если повернуться спиной к зданию дворца, то вперед, вправо и влево разбегаются прямые дорожки. Центральная ведет к фонтану, боковые — к зеленым насаждениям. С одной стороны что-то вроде лабиринта, где след тьмы был наиболее силен. такое впечатление, что его специально оставили именно там, чтобы отвести глаза…

«но ты ведь и так понимаешь, что темный маг был во дворце? Просто… куда-то исчез. Уехал, быть может».

Аларик прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, пробуя отпустить на волю маленький, почти невесомый росток собственной тьмы. тьма всегда стремится слиться в море. Следовательно, ответная тьма тоже могла бы устремиться навстречу, особенно, если принадлежит кому-то, кто не может ее толком направлять и контролировать.

но именно в тот миг, когда его тьма проклюнулась наружу, его окликнули.

— Господин маг!

он поспешно обернулся на голос и невольно поморщился: со ступеней крыльца, что выходило на задний двор, спускался сам Лоджерин-младший, весь в белом, прекрасный и сияющий. А ощущение было такое, словно по крыльцу неторопливо спускается сколопендра, пощелкивая ядовитыми жвалами.

«Сволочь, — мрачно подумал Аларик, — убрал родителя, теперь надеешься быть коронованным? только вот… с чьей помощью убрал?»

— Ваше высочество, — он даже с места не сдвинулся. Кивком обозначил поклон, специально не называя Эдвина «величеством».

Предательски зачесался рубец через щеку, но Аларик только сжал пальцы в кулак. Хотелось гаркнуть — какого верга тебе надо? но промолчал, даже вежливо улыбнулся и сделал вид, что никогда не получал того удара хлыстом.

тем временем Эдвин Лоджерин приблизился, вышагивая, словно павлин. В его карих глазах холодно блестело презрение, к которому примешалась и капелька страха. Для Аларика же вина принца в смерти монарха была почти очевидна, осталось только разыскать доказательства.

— Хороший сегодня денек, не находите? — беззаботно сказал Эдвин, глядя куда-то поверх головы Аларика.

— Бесспорно, — ответил Аларик, прикидывая, какого верга действительно нужно этому принцу.

Эдвин растянул губы в виноватой улыбке, но в глазах — по-прежнему лишь презрение с легким налетом страха, как та угольная пыль тьмы в восприятии мага. невесомая и едва заметная — но она есть.