— Вон того — лысого! — Ткнул пальцем в направлении странного человека Гитлер. — Он настолько выделяется из толпы, что не заметить его просто невозможно!

Вилли, ежась от пронизывающего ветра, поводил взглядом туда-сюда, явно никого не замечая:

— Не придумывай, Ади — нет там никого такого! Ты просто переутомился! Оно и понятно, на такой дневной пайке легко ноги протянуть! А с голодухи какая только чертовщина не померещится?

— Ты прав, Вилли, — Гитлер послушно кивнул, а после тряхнул головой, чтобы отогнать настойчивое видение, но оно не желало пропадать. Мало того, лысая галлюцинация в желтом балахоне, презрев все законы физики (не иначе сильный Маг под действием какого-то Заклинания, решил для себя Адольф — считать себя окончательно съехавшим с катушек, он откровенно не собирался), не шевеля ногами, «поплыл» над землей сквозь траурную процессию по направлению к изумленному ефрейтору.

Несмотря на всю абсурдность ситуации, странного «желтого» человека до сих пор никто не замечал, хотя среди толпы, идущей за гробом премьера, было достаточно Осененных очень высокого ранга. У Гитлера даже мелькнуло предположение, что на него навел Морок какой-нибудь высококлассный Маг-Менталист. Но он тут же откинул это предположение: ну для чего редкому Специалисту подобного класса наводить Морок на какого-то жалкого ефрейтора? Да у него даже Дар как следует не определился, да и Источник с Резервом просто смешные. Да на него даже не стали тратить время в полку, чтобы Инициировать его «спящие» Магические способности!

Похоронная процессия продолжала неспешно двигаться по проспекту, а «призрак» спокойно «плыл» против течения толпы, не испытывая при этом никаких неудобств — люди сами обтекали одинокую фигуру, упорно продолжая её не замечать. Его лица Адольф до сих пор не мог разглядеть, а вот сверкающие неземным светом глаза, казалось, заглядывают ему прямо в душу.

И от этого взгляда по спине продрогшего ефрейтора побежали холодные струйки пота. А после этого его кинуло в жар, невзирая на холод и промозглый ветер. Фигура «призрака» стремительно скользила прямо к Адольфу, не думая уклоняться от плотной толпы. Для нее словно бы не существовало посторонних, кроме Гитлера. И наступил такой момент, что и для Адольфа перестали существовать все остальные. Он механически переступал ногами по мостовой, местами спотыкаясь на неровных булыжниках, но видел перед собой всего лишь одну фигуру, бритоголовую, завернутую в длинную желтую тряпку и абсолютно без лица. И лишь пронзительный взгляд сверкающих на безлицом лице глаз вспарывал Гитлеру мозг, словно острый скальпель полкового хирурга…

И если бы кто-нибудь в тот момент спросил его, как такой бред может иметь место, Адольф бы, несомненно ответил, что это гребаная Черная Магия! И всех гребаных Колдунов нужно срочно отправить на костер, как это было в далекое и благословенное время Святой Инквизиции, поскольку он сейчас абсолютно ничего не мог противопоставить приближающемуся к нему Магу. И это не только пугало Гитлера до усрачки, а ведь он не был трусом, но это поднимало в его душе и еще и такую жгучую ненависть, какую он не испытывал никогда в жизни.

Время неожиданно замедлилось, словно сгустившись в тягучую субстанцию, а «безлицый» и лысый Маг рывком приблизился к Адольфу на расстояние вытянутой руки. Гитлер замер напротив пугающего незнакомца, который не спускал с него взгляда.

«Это я удачно «зашел»! Ты мне подходишь! — неожиданно раздался его шелестящий, словно шорох пересыпающихся сухой песчинок в песочных часах, прямо в голове Адольфа. — Из тебя может выйти толк!»

«Кто ты?» — не открывая рта, мысленно спросил незнакомца Гитлер. — «И зачем я тебе?»

«Всему свое время! — бесстрастно отозвался Маг. — У меня на тебя большие планы, человечек! Придет время, и мы еще встретимся… — Его глаза полыхнули пожаром, а Гитлеру показалось, что и весь его мозг обдало нестерпимым адским огнем.

Боль была такой непереносимой, что Адольф потерял сознание. Очнулся он от того, что его резко хлестал по лицу Вилли Браун, пытаясь привести в чувство.

— Что со мной? — прохрипел Гитлер, вяло пытаясь уйти от очередного удара приятеля.

— Очнулся, Ади? — с тревогой произнес сослуживец, останавливаясь. — Похоже, сомлел… У тебя кровь носом пошла и глаза закатились, — добавил он.

— Очнулся… — глухо произнес Адольф, поднося руку к лицу — действительно, его усы насквозь пропитались горячей и тягучей жидкость, а во рту стоял солоноватый металлический привкус. — А где?.. — Хотел он спросить о странном человеке, которого не обнаружил рядом, но вовремя передумал. Может, и вправду это была всего лишь галлюцинация?

После той памятной встречи с неизвестным Адольф несколько недель не мог прийти в себя. Он болел долгих две недели, подчас с трудом поднимаясь на ноги поутру. Особенно его донимали чудовищные головные боли, практически всегда оканчивающиеся судорогами с кровавой рвотой. Однако, основательно проблевавшись, пусть и «со скрипом», но он принимался за выполнение своих непосредственных обязанностей в солдатском совете. К тому же эта деятельность, по сравнению с военной службой, импонировала ему все больше и больше.

Свое недомогание Гитлер до последнего не связывал со встречей с «Человеком в зеленых перчатках», а списывал на недолеченные последствия отравления «горчичным газом». Это косвенно подтверждал и полковой Лекарь, отчего-то не дезертировавший из Баварской Красной Армии, как это сделали практически все его Одаренные сослуживцы-Медики. Являющийся довольно-таки посредственным Магом, случайно Пробудившимся в каком-то сельском захолустье, в семье обычного фермера, Лекарь попросту так и не сумел поставить Гитлеру вменяемый диагноз. Ведь он, просто-напросто, являлся обычным Даровитым-Коновалом, пользующим гарнизонных лошадей. И только отсутствие других Медиков позволило ему работать и с людьми.

Как бы то ни было, но по истечению второй недели Адольфу стало легче: головные боли практически сошли на «нет», что недоделанный Маг-Лекарь тут же записал на свой счет. И этот момент практически совпал со становлением Баварской советской республики, в которой теперь верховодили исключительно коммунисты, и которым в тот момент несомненно симпатизировал будущий Фюрер Германского Рейха.

— Сегодня наконец в Баварии утверждена диктатура пролетариата! — возвестили коммунисты народу.

Компартия полностью контролировала правительство — Исполнительный совет, и старалась действовать по образцу Советской России: национализировала банки, ввела рабочий контроль над производством и цензуру в прессе, сформировала Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией… Коммунисты видели, как пассивно себя вел гарнизон во время путча, и все силы бросили на вербовку солдат в Красную Армию, ведь в Баварии началась настоящая гражданская война. Коммунисты записали в красноармейцы даже русских военнопленных из окрестных лагерей.

И Адольф тоже положил немало сил, агитируя простецов на вступление в БКА. И самое интересное, что народ очень даже велся на его «пропаганду», массово вербуясь в солдаты. Через некоторое время Гитлер сумел понять, что «всему виной» его, наконец-то, пробудившийся Дар, сделавший из никчемного ефрейтора-солдафона первостатейного политического оратора. Однако, стремительно меняющаяся ситуация в Баварии заставила его в очередной раз пересмотреть свои «убеждения».

Противоборствующие коммунистам «силы» обратились за помощью к властям Германии, и те охотно предоставили свои войска. Так же против не успевшей крепко утвердиться на ногах Баварской социалистической республики выдвинулись фрайкоры — добровольческие формирования из демобилизованных бойцов правых взглядов. И это были самые яростные враги коммунистического режима.

Так же набирала обороты и информационная война: с самолетов на баварскую столицу сыпались листовки с призывами не поддерживать красных и обещаниями вскоре избавить горожан от «русского террора» — ведь лидеры мюнхенских коммунистов в основном были выходцами из России еврейских кровей, и их противники вовсю использовали в прессе главный страх националистов — теорию о мировом еврейском заговоре, представляя создание Баварской социалистической республики его частью.