– Шеф знает, – помог я Сашке, сказав за него. – Я с вами не праздную, мне своего праздника хватило.

– Давай… – пожал мне руку Погодин.

– Я к шести вернусь, чтобы отдать флешку.

– Давай я передам, зачем тебе таскаться?..

– Клиентка хочет, чтобы я передал материал из своих рук.

– Хм, есть такие – ухмыльнулся Погодин.

… «Да что я за тобой бегать буду?!» – подумал я с обидой и злобой одновременно, когда уже, не зная, в какой раз пытался дозвониться до Лены.

Время подходило к пяти вечера и уже час, как она должна была вернуться домой. Звонить я начал еще с трех часов, нарушив принцип вечернего примирения. Хотя три часа – это уже почти вечер. Сначала шли гудки. При каждой попытке дозвониться, я ждал до последнего, но все заканчивалось голосом автоответчика. После пятой попытки дозвона, номер стал вообще недоступен.

Я плюнул на все и раньше времени вернулся на работу. В душе было непонимание: неужели можно так обидеться? Это игнорирование выводило меня с каждой минутой все больше и больше!

– Там на студии я и «оформил» Свету, причем по полной программе… – завершил я пересказ своей жизненной истории.

Вспоминать это было неприятно, мысленно проживая каждый тот день и так подробно, мое сердце сжималось и могло вот-вот разорваться.

– Как же могло так все нелепо произойти?

– Очень просто, – тяжело ответил я. – Можно мне еще чашку чая? – попросил я официантку.

Жалел я очень сильно, потому что телефон выложил на стол. Начал заливать в себя коньяк, вино, а потом начал уединяться со Светой, и она отдала знак, что и сама желает того же! В этот же момент, оказывается, Лена начала мне звонить, строчить сообщения о своей неправоте, о том, что она любит меня и не хочет повторять подобных ссор, подобных сегодняшней утром. Телефон был на беззвучном режиме, при котором еще и отсутствовала вибрация. Поэтому, даже те, кто мог услышать, не услышали бы. Я был жутко пьян и не понимал, что творил. А потом наглухо уснул.

– Нарочно не придумаешь… – сказал Антон, – Кстати, напиши мне свой номер, – протянул он мне маленький листочек и достал из нагрудного кармана рубашки металлическую ручку.

– Теперь что? – спросил я.

– Теперь… я запишу свой.

Антон написал номер, отступив заметно ниже моего, и разделил листик на две половины, отдав мне ту, на которой были указаны его цифры. Так и обменялись контактами.

– Слушай, а как же Лена узнала про измену? Кто-то из твоих доложил? – пытался понять Антон.

– Я дома не ночевал, как уснул на работе, так и не просыпался. А утром она туда и приехала…извиняться, как потом я по сообщениям понял. Она увидела эту готовую сцену в виде меня лежащего на диванчике с другой…Подъем с криками, бросок кольца в мое лицо. Вот и все… – и что-то мне захотелось подробно, снова вспомнить те дни, изменившими мою жизнь, в плохую сторону или хорошую? Пусть уж думают другие или кто повыше…

…Воскресенье приближалось к финалу, завтра должна была наступить новая рабочая неделя. Лена была недоступна, но я звонил, звонил и звонил. Казалось, что автоответчик уже ответит мне за нее: «Ты что тупой?! Ну недоступна она! Что непонятного!?». Родители на мои звонки не отвечали, хотя путной связи в их деревне никогда не было, а интернета тем более.

Я настолько извел себя за те дни, что не находил уюта, не мог спать, организм переставал требовать еды, пил я только кофе.

«Что же я натворил?!» – думал я, стуча кулаком по своему лбу, когда читал ее сообщения об извинении, совершенно искренние и добрые слова прощения.

Мне надо было с ней поговорить, мы столько лет вместе, столько знаем друг о друге, Лена должна меня простить! От содеянного, меня накрыло отчаяние, а срок отношений старался обнадеживать меня на примирительную развязку. Я был готов ходить по потолку, ради того, чтобы с ней поговорить! Я был абсолютно уверен, что сейчас ей больнее, чем мне.

Приехав в детский сад, на следующий день, от воспитателя другой группы, Инны, с которой Лена хорошо общалась, я услышал невероятное и не поверил!

– Женя, – поприветствовала меня заведующая сада. – Ты фотографии привез?!

– Да, вот конверт, там малый формат. А в папке – большой размер и флешка… – отдал я материалы, поясняя конкретно, что и где. В полной несдержанности я стал интересоваться: почему Лены нет на работе?! Неужели она и вправду уволилась?!

– Да, она уволилась! – сказала Тамара Николаевна.

– Как уволилась?! – продолжал я не верить.

– Она в пятницу работала последний день, все планы сдала.

Я опустил глаза на пол, но вскоре снова посмотрел на лицо заведующей:

– Тамара Николаевна, а почему она уволилась?

– Как? – удивилась она. —Ты что не знаешь, почему Лена ушла.

– Поверьте, не знаю…

– По собственному желанию, – уверенно ответила Тамара Николаевна и заметила, как я завис от сказанного. —Пойдем в кабинет, поговорим.

– Да конечно…

– Вот ее заявление… – показала она мне лист и отвернулась к окну, сложив руки.

Оно было написано размашистым почерком, что некоторые буквы не были путем выведены и не соединялись между собой во многих словах. Заявление писалось со злостью и уверенной жесткостью. У Лены был красивый почерк, слова писались аккуратно, каждая буква выводилась острым написанием. Не верили мои глаза, что это ее заявление. Выглядело так, будто его калякал совершенно другой человек.

Тамара Николаевна, когда насмотрелась в окно, села на стул, напротив меня и перешла уже к откровенному разговору:

– Она еле-еле отработала в пятницу. Вид у нее был потерянный какой-то, вся заплаканная…

– Заплаканная? – машинально перебил я ее.

Заведующая стиснула губы и посмотрела мне в глаза, будто требуя, что я должен добавить что-то. Взгляд Тамары Николаевны с поджатыми губами стал таким суровым, что из-за своей вины я был готов в окно выброситься.

Заведующая продолжила:

– Она зашла ко мне с потертыми глазами. Я сразу поняла: «Это от слез. Точно. От недосыпа такого не бывает». И мимика выдавала ее сдержанность, тем более девочки сказали, что она сопела до конца рабочего дня.

– Лена написала заявление со зла! – уверил я.

– Понятное дело. Она мне только неделю назад говорила: все ей нравится и никуда она уходить не собирается.

– Мы поругались и довольно серьезно.

Тамара Николаевна на секунду зажмурилась, видимо не могла понять, причем здесь личные разлады и работа.

– Она не выходит на связь, по крайней мере со мной.

– Что же у вас произошло? – отчаянно удивилась заведующая.

– Сугубо личное, – не стал я распространяться. – Даже не знаю, удастся ли помириться или разойдемся?..

Тамара Николаевна вскочила с места и с рывком направилась к своему рабочему столу, усевшись в кожаное кресло, она сняла трубку стационарного телефона и стала шустро набирать номер, будто случилось происшествие.

«Абонент недоступен» – отчетливо услышал я голос автоответчика в трубке, находясь при этом в двух метрах.

– Недоступна? – тупо переспросил я, чтобы убедиться для гарантии. Уши все не верили в происходящее.

Тамара Николаевна без всяких слов помотала головой.

– Я поговорю с ней, и она вернется, никуда не денется… – обнадежил я, хотя с каждым пройденным часом переставал все больше верить в ту надежду.

– Она сказала, что уезжает из России…навсегда.

У меня тут же ком к горлу подступил, охватил еще больший шквал шока. Как же так?!

– Лена настояла на подписи и скорой отдачи трудовой. Мне деваться было некуда! Я же не имею права ее силком удерживать?! Я даже отговаривать не стала, потому что она сама заладила: «Я увольняюсь Тамара Николаевна, потому что увольняюсь!».

– Не сказала куда?

– Ну если из России?! Значит за границу!