Лена проработала здесь с самого момента, когда мы переехали жить в Москву. Работая в этом детском саду, она настолько чувствовала себя комфортно, что и не думала уходить в другое учреждение. За первое отработанное полугодие, она говорила, что данный детский сад не променяет на какой-либо другой! Сколько же раз она мне это повторяла. Дети у них, хоть и временами, до предела хулиганистые, но очень сообразительные и любили ее больше всех. А некоторые воспитанники и вовсе замуж звали. Она мне сама признавалась, что как воспитатель любит больше мальчиков, чем девочек. Неоднократно она утверждала, как особенно счастлива той случайностью, как попала туда на работу. Зачинщиком той случайности был я, когда настоял обратить внимание на тот детский сад. В объявлении были прикреплены фотографии здания, внутреннее расположение и ремонт. Это было новое построенное детское учреждение на двести мест.

Тамара Николаевна, сама по себе, нормальная заведующая и находилась «на своем месте». Она, как руководитель, не отступала от принципов. Несмотря порой на жесткую требовательность, Лена отмечала, что даже в этом случае Тамара Николаевна следовала правоте и просто так никогда не придиралась.

Напоследок, как уехать из сада, я отыскал Инну, может она знает больше деталей?! Может Лена у нее живет?!

– Что у вас случилось? – спросила она у меня.

А я поджал губы и не знал, как бы деликатнее все обставить.

– Она сейчас не у тебя живет?

– Ты обалдел?! – завелась Инна. – У меня вся семья в квартире. Тем более она не напрашивалась…

Ожидания мои рассыпались. Надув щеки, я даже задумался, забыв, где нахожусь и что Инна стоит напротив меня и ждет ответа, уже на свой вопрос.

– Поругались, обиделась она на меня.

– Это что же такая за обида, что она собралась за границу уезжать?..

– Да так… – замялся я. —А она не сказала, когда уезжает?

– Ничего не сказала, всем сказала только: «Пока».

– Она не звонила тебе? Или ты ей?

– Нет, – странно отреагировала Инна. – Так что у вас случилось? Она как сама не своя была? Чем ты ее обидел?

– Вас не поймешь, бабы… – отмахнулся я.

Начиная с того утра, я чувствовал себя не очень хорошо и это «не очень» – еще мягко сказано. Помимо головной боли, которую я списал на кофе и перебитый график по сну, со вчерашнего вечера появились болевые ощущения в районе груди. То тянущаяся боль, то пройдет секундный прокол, да такой, что по всем нервам ощущение проскочит! Жестко тошнило. Вдобавок ночью, хрень какая-то начала твориться: организм сам по себе прерывал вдох и выдох, из-за чего я несколько раз просыпался.

На очередную планерку я не успевал, Алексеевичу сразу позвонил, дабы предупредить, что приеду не раньше, чем через полчаса. Он отреагировал спокойно, зная, что я не прогуливаю и нахожусь в детском саду. Весь коллектив, безусловно, знал, какая «неурядица» произошла у меня, но никто с вопросами не домогался и так было все понятно! Было невыносимо стыдно, особенно перед Сашкой, когда он сказал, что я – настоящий дурак, идиот и что тот потерял ко мне уважение, как к мужику. То есть по сути он объявил меня недругом, так видать выходит дело.

Заехав домой за обезболивающим, я увидел то, что не ожидал увидеть: открытый на распашку шифоньер и комод с опустошенными отделениями, в которых до этого находились ее вещи. Расческа, флаконы от духов, лак, которые стояли у зеркала, уже отсутствовали. Утром, когда я уезжал в сад – было все на месте, а сейчас – ничего. На полу в коридоре я случался наткнулся глазами на кулон, который сорвался с ее цепочки. Это было украшение в виде сердца, в центре которого была вычерчена надпись – «Love You». Этот кулон я дарил Лене на двадцатилетие.

Усевшись на пол, я оперся спиной к стене и в дверь тут же позвонили. Я даже испугался от неожиданности.

«Это Лена!» – воскликнула мысль в моей голове, я ни о чем другом подумать не мог. Вот сейчас поговорим и пока не внесу точность в разговоре, я не выпущу ее из квартиры. Мне важно было объясниться, донести, что я люблю ее и никто, кроме нее, мне больше не нужен. То, что она увидела – глупая ошибка, которую нельзя считать здравой. Я крупно виноват и признаю это! За дверью оказался другой человек и это расстроило меня еще больше.

– Здоровенько, Женя! – поприветствовал меня Степан, наш сосед, его квартира была напротив нашей. Правда он – собственник жилья, а я с Леной жил на съемной. Хозяйка, которая сдала нам квартиру, была вполне адекватная тетка, сама жила в Тушино. Поначалу, в первый год, приезжала каждую пятницу, чтобы убедиться, все ли в порядке в ее жилище, не организовался ли притон наркоманов и проституток?.. Позже доверие укрепилось – Лидия Викторовна заезжала все реже и реже, но пару раз все же звонила: то мне, то Лене и в середине месяца, один раз, но заезжала.

В ее квартире был сделан ремонт, конечно не совсем подходящим дизайном для молодежи, но для проживания вполне угодный. Просторная кухня и зал, окна с хорошей звукоизоляцией, в стенах отсутствовали трещины, не было проблем с электропроводкой. Это самое главное!

Со Степаном я познакомился на второй день после заезда. Он работал электромонтером в метрополитене. График, по которому он выходил на смену, я считал ненормальным – день – ночь, затем два дня выходных, а потом по-новой. Он, правда, работал рядом, – на Выхино, но все равно я считал данный график ненормальным, особенно в зимнее время. Степан не заморачивался, его задача состояла в том, чтобы он приносил деньги в дом. Остальное дело крылось за женой: стирка, уборка, готовка и даже обновкой для него озадачивалась она же. Он хоть и работал в государственном предприятии и жил в столице, но это нисколько не мешало ему словесно «чмырить» городских чиновников, причем таким отборным матом и с такими неповторимыми связками, что даже слесари могли бы поучиться у него, как надо владеть нецензурной речью. Ему оставалось не больше десяти лет до пенсии. Однако, после реформы срок на пять лет увеличился и на преподнесенный «подарок» от государства последовал не только мат, но и ненависть, которую он сохранял и по сей день.

Он был заядлым курильщиком, за день мог выкурить по две пачки. Его мучил страшный кашель, когда он при мне пытался откашливаться, в надежде что-то из себя отхаркнуть, то мне становилось страшно, когда слышал, как он дохал. По всей видимости, отказываться от вредной привычки он не собирался. И сейчас, когда он позвонил мне в дверь, во рту держал сигарету, еще правда не прикуренную.

– Держи… – протянул он мне конверт, смонтированный из простого альбомного листа и скрепленный скобами от степлера. На дне лежало что-то круглое, полноватое, несоизмеримое с тонкой емкостью. Это был второй комплект ключей.

– Давно она тебе его отдала? – спросил я дрожащим голосом, вынув ключи.

– Час прошел. Она его при мне и запечатала.

– Она одна была?

– А хрен знает, я с работы приехал. Только хотел в душ зайти ополоснуться, а тут в дверь позвонили. Люды нет (жена Степана), я один, вот и поперся открывать.

Кстати, открывать дверь, – эта обязанность тоже возлагалась на его супругу. Если к ним кто приходил, так это могли быть только подруги его жены. Степан же никого из своих к себе домой не зазывал.

– Спасибо, Андреич, – поблагодарил я и заметно выдохнул, будто долго не дышал.

Степан с кислым выражением лица вытащил изо рта сигарету и поместил за ухо.

– Ты чего? – спросил он, уставившись на меня.

– Все… —прошептал я, поднеся ладонь к своему лбу.

– Чего «все-то»? – никак не мог он понять, о чем речь, хотя догадывался про что я говорю.

–Просрал я Ленку…

Степан уставился в потолок, будто собирался на нем что-то прочесть.

– Она, когда конверт мне передавала, велела, чтобы я сразу тебе его отдал. Внизу ее в это время позвали два голоса – мужика и бабы.

– Больше ничего она не отдавала, может записку?

– Нет, только конверт, – убедительно ответил Степан. – Записку она могла оставить и в коридоре.