– Ты такие даже не слушаешь…

Это была классика американского джаза, ее исполняли разные певцы Голливуда, потом перепевали современные. Поколения меняются, а песня остается. Малое количество моих ровесников могло слушать песни данного жанра.

– А зачем мне ее тебе петь? – спросил я уже серьезно.

– Столько времени вместе, кажется полностью знаю тебя, а оказывается нет. Хочу оценить, насколько круто ты поешь, если тетя Клава до конца дослушала.

– Пением я не занимаюсь, – оправдался я сразу. – Мне нравятся лишь некоторые песни из этого жанра и есть желание их перепеть самому.

– Надеюсь, это единственная тайна, о которой я не знаю? – спросила Лена с уверенностью, что так оно и есть.

– А почему ты столько времени молчала?

– Я хотела найти более подходящий момент и этот момент наступил… – и подняла бокал шампанского, чтобы и я последовал ее действию.

Время уже подходило к полуночи, поток транспорта все ослабевал и ослабевал, а мы устремились в метро. Лена так и «села на уши»: спой да спой.

Пока мы спускались на эскалаторе, я ознакомил ее с певцом, его творческой карьерой. Удивительно, но за время спуска к вестибюлю, Лена уже запомнила его важные биографические детали. Это был последний из остававшихся в живых на то время людей, основавших джаз.

До прибытия поезда оставалось чуть больше двадцати секунд, нам надо было еще доехать до «Кузнецкого моста», чтобы перейти на свою линию и напрямую двинуться домой. Весь путь занимал чуть больше получаса. Лена раззадорила меня до предела.

– А какую ты хочешь? – спросил я, чтобы ей самое главное понравился и сам мотив песни.

– Исполни ту, которая тебе нравится.

И я тут же опомнился: «А где же мне ее исполнять?!»

– На нашу линию перейдем и споешь!

– Может лучше тогда в караоке съездить?

– Из-за одной песни?!

– Почему одной? Может тебе захочется услышать и другие песни!

– В другой день, – ответила Лена, – Но одну ты исполнишь сейчас! – нежно подергав меня за обе щеки.

В музыкальном альбоме того певца, находилось больше двух тысяч песен, из такого огромного количества, мне нравилось пару десятков композиций, но самых избранных насчитывалось всего четыре трека. Первая была романтической, вторая ассоциировалась с праздником Рождества, третья – в память ушедших легенд джаза, а четвертая – относилась к танцевальной. Последняя исполнялась Бенедетто совместно с молодой певицей, которая разбавляла мотив своим завораживающим и в то же самое время тянущим звучным голосом. Бенедетто уже через пару лет должен был отметить столетие.

– А как его зовут? – спросила Лена, забыв имя певца, но фамилию не выкидывала из головы.

– Кевин, – ответил я и повторил полностью: – Кевин Бенедетто.

– Он же американец? – спросила она для уточнения.

– Да.

– Как он может быть американцем, если фамилия «Бенедетто» уже, даже звучанием, подталкивает на испанские корни, хотя скорее на итальянские.

– У него родители родом из Европы, видимо потом переехали в штаты, где он уже и родился… – предположил я.

Кевин Бенедетто совсем недавно завершил свою карьеру. После пятичасового вечера в Нью-Йорке, перед тем как исполнить финальную, на исходе концерта, песню, он заявил, что после семидесяти лет работы на сцене уходит на отдых. Однако причина была не только в этом, дело в том, что спустя месяц после ухода, в своем интервью газете «Times», певец назвал тяжелую болезнь, как причину для прекращения своей сольной карьеры.

Поклонники не понимали: «Как так? Какая же болезнь?!», ведь его голос, за все годы не изменился и не состарился. Он так же душевно и так же эмоционально исполняет те песни, которые любят миллионы людей, живущих в разных концах нашей планеты.

На вопрос журналиста: «Что это за болезнь и тяжелая ли она?», не желая расстраивать поклонников, Бенедетто оставил ответ в тайне.

Лене я поставил условие: спою, когда будем ехать по длинному перегону, как раз четырех минут хватит для исполнения. Людей вблизи, как раз не было, а так бы я и за миллион долларов не согласился на такое.

– Готовь телефон.

– А что мне его готовить? Держи… – протянула она свой, уже разблокированный телефон.

Я лихо набрал название композиции.

«Осторожно двери закрываются, следующая станция…» – объявил информатор, добавив рекомендацию, чтобы пассажиры уступали места инвалидам и пожилым людям.

Несмотря на абсолютно пустой вагон, мы не сели, а встали у дверей. Я кое-как отшучивался и все не мог серьезно собраться, чтобы выполнить ее просьбу. Я все боялся запнуться или забыть слова, хотелось все сделать хорошо, если не получится идеально. Исполняя песню, я смотрел в ее добрые и редкостные глаза, думая, может ошибаясь, что такого взгляда я нигде не видел, что это уникальное выражение лица! А под проигрыш я дотронулся до ее теплой руки и поцеловал, так увлекшись, что последние четыре строчки чуть не упустил. Песня считалась средней по ритму, не медленной и не быстрой. По ее взгляду, особенно после поцелуя, я был вне всякого сомнения, что и песня ей понравилось и мое любительское исполнение тоже. Интонация исполнения и темпа речи должна в конце данного трека снижаться и это было понятно по замедляющемуся мотиву, а финальные слова были такие:

Телефон с играющей музыкой находился у нее в руке, а, чтобы она поняла, о чем я пою и про что, открыл сайт с полным переводом той песни.

– Я кстати заметила – ты, когда пел, ни разу не скартавил.

В моей речи был такой дефект, от которого я ужасно хотел избавиться. Некоторые слова и вовсе не мог внятно выговорить, язык никак не поддавался, приходилось такие слова заменять синонимами, чтобы было удобнее сказать и не опозориться на людях.

– Ты очень красиво спел, мне понравилось. Это просто «ого» как я назову! – похвалила Лена.

И она не льстила, она действительно говорила правду от своей души. Ладно бы мы были вместе только пару месяцев, но за столько пройденных лет вместе, она могла и сделать замечание, если ей показалось бы что не так. Но нет, значит и вправду можно было подняться на большую сцену. Шучу, об этом даже и не думал, у меня была другая профессия, которую я покорял, покорял, но на высоту, увы, так и не поднялся.

После проведенного вечера, предстояла очередная «бурная» ночь и сегодня она имела особый повод.

Я даже не мог себе представить, что это последний совместный вечер, что через несколько дней случится нелепость, которая перейдет в расставание и мы разойдемся, навсегда…

Дело зашло в четверг и с самого утра, за завтраком, с обычного разговора и новых прикидываний на будущее. В то самое утро, я понял, что Лена живет в своей плоскости, а я в другой. Снова начался разговор о покорении профессии режиссера, но я не ожидал услышать несогласие в ответ на мою, выдвинутую когда-то идею: переехать в западную часть Подмосковья. Для меня это было необъяснимое явление, что могло с ней случится после того, когда она поддерживала переезд!? Такой жесткости от нее я еще не получал.

– Зачем переезжать в Переделкино или Апрелевку, когда у моих родителей есть дом на востоке? Можно же туда переехать!

Оказывается, я не знал о многих важных вещах…

Родители Лены тайно приняли решение – навсегда уехать в Беларусь. У Бориса Николаевича в Могилеве жила мама, достаточно преклонного возраста и ей был необходим уход. Принятию такого решения послужила не только эта причина. В деревне с каждым месяцем ухудшалась жизнь, не стихали разговоры о расформировании лесопилки, продовольственная сфера также неуклонно продолжала идти в минус.

– Твои родители не под каким предлогом даже в соседний город переезжать не хотят, не то, чтобы за границу! – не верил я.