Кивнув напоследок, я вышла из его каюты.

Я сделалась какой-то одержимой в отношении пишущей машинки Кристобаля. Последние минут двадцать я протирала влажным полотенцем каждую ее клавишу, как будто рассчитывала заставить их снова заблестеть. Как будто мой муж к ней вернется, чтобы закончить свой драгоценный роман. Как будто этот ритуал может снискать мне его прощение.

Едва закончив с нижним рядом, я снова взялась за верхний левый угол. Внезапно буквы и цифры в глазах поплыли, и на одну из клавиш упала слеза.

От неожиданного стука в дверь я вздрогнула.

«Нашли Кристобаля?»

Я бросилась открывать дверь, утирая слезы тыльной стороной руки и крепко прижимая к груди мужнину домашнюю куртку.

Дама, оказавшаяся за дверью каюты, явно прочитала на моем лице разочарование. Кристобаль мертв. Когда я наконец смогу это усвоить?

– Доброе утро, – промолвила она. – Уверена, мы с вами встречались в ту ночь, когда мой муж ухаживал за вами.

Мне смутно припоминались эти распущенные вьющиеся волосы, обрамлявшие бледное лицо. Когда женщина улыбалась, ее выпирающие клыки нарушали ровную гармонию передних зубов, но в целом она была красива, с величественным рельефным носом и полными губами.

– Ваш муж? – переспросила я.

– Доктор Коста.

– Ах да, каталонец!

– Именно. Простите, что я вас беспокою, но… – Она быстро поглядела в обе стороны коридора. – Вы не возражаете, если я зайду?

– Нет, конечно же. Входите, – открыла я дверь пошире.

– Вполне понятно, что вы меня не помните, учитывая то, что тогда с вами случилось. – Женщина присела на койку Кристобаля, которая так и оставалась аккуратно прибранной, как будто бы он заправил ее и ушел. – Ой, простите! Где же мои манеры? Я ведь вам даже не представилась. Я – Монсеррат, – протянула она мне ладонь.

– Пурификасьон, – ответила я. – Но все называют меня Пури.

– А меня можете звать Монсэ.

Мне эта женщина сразу приглянулась. У нее было такое приветливое лицо, которое мгновенно навевало мысль о долгих душевных вечерах с легким вином и занимательными разговорами. В иных обстоятельствах мы с Монсэ несомненно сделались бы близкими подругами.

Из серебристой сумочки она вытащила пачку сигарет и спички и предложила мне угоститься. Я помотала головой. Никогда не прикладывалась к курению. Моей греховной страстью всегда являлся шоколад.

– Послушайте, не хочу, чтоб вы сочли меня настырной, – продолжала она, положив ногу на ногу. – Но мы с вами соотечественницы и должны держаться вместе, ¿sabes?[17] – Она закурила сигарету. – Я только что случайно подслушала то, что, должно быть, вас заинтересует. Мы с мужем были у капитана Блэйка – симпатичный мужчина, не правда ли? – и разговаривали о расследовании того, что произошло с вашим супругом. Капитан нам сказал, что ничего прояснить не удалось и что он собирается закрыть дело, и так далее, – когда внезапно в рубку вошел один из его матросов с маленьким чемоданчиком. – С ее губ слетела струйка дыма. – Чемоданчик этот, судя по всему, нашли в одной из кладовок рядом с камбузом, в которой хранятся чистящие средства, швабры, щетки и прочее в том же духе. Так вот, этот предмет, по убеждению матросов, принадлежал как раз тому человеку, что напал на вас и вашего мужа, и они решили, что в этой каморке он и прятался, поскольку там нашли на полу плед.

То есть я вовсе не сошла с ума! Нашлось-таки доказательство того, что этот мужчина был здесь на самом деле!

Я вскочила на ноги.

– Погодите! Куда вы?

– Поговорить с капитаном. Куда ж еще?!

– Это ничего вам не даст. – Она распрямила ноги. – Капитан Блэйк попросил нас с мужем ничего вам не говорить. Мне кажется, он просто хочет, что называется, перелистнуть страницу и забыть обо всем, что произошло.

– Ну, а я этого никак не допущу!

Монсэ многозначительно улыбнулась.

– А вы знаете, где сейчас этот чемоданчик? – спросила я. Мне необходимо было увидеть эту вещь до того, как от нее избавятся.

– Я видела, что капитан поставил его возле стола. Можем сходить туда сейчас, пока все завтракают.

Монсэ осталась стоять снаружи у капитанской рубки, а я скользнула внутрь. Видавший виды маленький чемоданчик стоял возле стола – в том самом месте, где и должен был находиться, по словам моей новой знакомой. Я положила его на спинку дивана, расстегнула оттяжные замочки и подняла крышку.

Под двумя сорочками лежали пара брюк, исподнее, бритвенный набор и явно не пустая мыльница. Я старательно поискала бумажник или что-либо еще, способное дать мне имя владельца, но единственным, что я еще нашла, была книга. Библия. Я чуть не рассмеялась от горькой иронии.

Я быстро пролистнула книгу, ища где-нибудь имя этого человека. Внутрь оказался вложен конверт. Оглянувшись на дверь, я открыла на нем клапан и достала два небольших листка бумаги. На одном был чек, подписанный будущим числом, из банка в Винсесе. Имя получателя оставалось незаполненным, подпись была неразборчива.

На другом листке значилось только имя. Причем мое.

Подозрения мои оказались верны. Этого человека подослали меня убить. Одно это подтверждало необходимость продолжать расследование. Но я уже не верила, что капитан сделает все, как следует. Уж слишком для него это было некстати. Блэйк и так мне доказал, что вовсе не заинтересован в том, чтобы дать ход этому делу, ни словом не обмолвившись мне о чемоданчике и решив квалифицировать убийство как несчастный случай. В конце концов, он не был ни следователем, ни частным дознавателем. Блэйк просто переправит бумаги кому-нибудь другому, и эти документы в итоге будут лежать, покрываясь пылью, у кого-то в шкафу. Нет, я не хотела, чтобы за дело взялись британские органы правосудия. Кто знает, сколько месяцев или даже лет это займет!

Я быстро сунула конверт себе в рукав.

Я сама найду убийцу Кристобаля.

Монсэ я не стала говорить о конверте с листками. Она была очень доброжелательной особой, но все же только что сама мне доказала свою неспособность хранить секреты. Первое, что сделала эта женщина, когда капитан попросил их с мужем держать находку в тайне, – это пришла ко мне и поведала о чемоданчике. Не скажу, чтобы я не была признательна ей за информацию – ведь именно благодаря Монсэ я нашла первую зацепку к раскрытию того, кто за всем этим стоит. Однако я едва ее знала. И не смела никому доверять.

В ту ночь мне едва удалось поспать. Стоило хоть на минуточку уснуть, и меня сразу окутывали кошмарные видения, где на меня в джунглях набрасывалась шайка негодяев или же я в нижней сорочке потерянно бродила по плантации какао. И пока я ворочалась в постели, в голове раз за разом проносились слова капитана Блэйка: «…Столь масштабная поездка может оказаться весьма опасной для женщины, путешествующей в одиночку».

При мысли о том, что могло случиться с упомянутыми капитаном миссионерками, меня пробила ледяная дрожь. Будь Гуаякиль последним пунктом моей поездки, я бы так не беспокоилась – но ведь я совершенно незнакома была ни с Винсесом, ни с географией Эквадора вообще. Единственное, что я теперь знала – что этого убийцу (а теперь я полностью уверилась, что нападение на меня не было случайным) вполне мог нанять отцовский поверенный. Только он был в курсе, что я уже еду в Эквадор, и даже знал точную дату моего прибытия. В телеграмме адвокату Кристобаль упоминал «Вальбанеру», а как только мы прибыли на Кубу, отписался ему насчет «Анд».

На какой-то момент я даже всерьез задумалась над предложением капитана вернуться в Севилью.

Вот только что меня там ждет? Ни дома, ни семьи, ни даже шоколадной лавки. Мы продали все, что у нас было. Все мое имущество лежало в трех чемоданах. Я села на койке и включила на тумбочке лампу.

Чемоданы были сложены штабелем у стены. Я пока ни разу даже не задумывалась, как поступить с личными принадлежностями Кристобаля. Мне в натугу было бы тащить через всю незнакомую страну чемодан с его вещами, не имея на то весомой цели – просто из сентиментальности. Так что мне следовало раздать его одежду пассажирам третьего класса.