– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Мэйси, говоря одновременно с Джексоном. Спрашивает не сердито, а просто с тревогой.

– Им нужно время, чтобы перевезти его в их фамильную крипту, – говорит Байрон, но он перестал искать номер – то ли потому, что наконец нашел телефон родителей Луки, то ли потому, что не может поверить в то, что услышал. – Если мы не позвоним им прямо сейчас, то от него ничего не останется.

Хадсон убирает руку с моей талии, и меня пробирает дрожь от утраты его тепла.

– Знаю, – говорит он, скрестив руки на груди. – Но они вампиры и состоят при Дворе вампиров. Откуда мы знаем, что им можно доверять?

– Их сын погиб. – В голосе Флинта звучит возмущение, и он пытается встать. Я поверить не могу, что он уже встает и может двигаться, но у тех, кто может менять обличья, все заживает быстро при любых обстоятельствах. Джексон поворачивается, чтобы помочь ему, но Флинт со злостью отшвыривает его руку, при этом не сводя глаз с Хадсона. – Не можешь же ты и правда думать, что они встанут на сторону Сайруса?

– Разве это так уж невероятно? – Когда Хадсон поворачивается к Джексону, лицо его ничего не выражает. – Ведь сам ты едва выжил после последней встречи с нашим отцом.

– Это другое дело, – рявкает Джексон.

– Почему? Потому что это Сайрус? Ты действительно считаешь, что он один такой? – Хадсон выгибает бровь. – Если бы это было так, нам не пришлось бы сражаться на том острове с чертовой уймой народу.

Воцаряется тишина, затем Иден говорит:

– Мне больно это признавать, но, по-моему, Хадсон прав. – Она качает головой. – Мы не знаем, можем ли доверять родителям Луки. Не знаем, можем ли доверять хоть кому-то.

– Их сын погиб, – повторяет Флинт, глядя в глаза Иден. – Они должны узнать, пока у нас еще есть время похоронить его. Если вы слишком трусливы, чтобы сделать это, то это сделаю я. – Он злобно смотрит на Хадсона. – Тебе не приходило в голову, что нам вообще не пришлось бы их извещать, если бы ты сделал свою работу?

Я резко втягиваю в себя воздух – его слова бьют меня наотмашь. Очевидно, что он имеет в виду способность Хадсона обращать врагов в пыль силой мысли, и мне хочется наброситься на Флинта за то, что он заговорил о таком, но я знаю, что он страдает, так что сейчас не время.

Хадсон переводит глаза на меня, и я пытаюсь взглядом ободрить его. Но он тут же снова уставляется на Флинта и изумленно раскидывает руки.

– Я же тоже был там и дрался, как и ты.

– Но это не то же самое, не правда ли? – Флинт вскидывает бровь. – Послушать тебя, так ты отдал этой схватке всего себя, но мы все знаем, что это не так. Почему бы тебе не спросить себя: если бы смерть тогда грозила Грейс, вели бы мы сейчас этот разговор или же Лука был бы жив?

Хадсон сжимает зубы.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь.

– Это ты так считаешь. – С этими словами Флинт, держась за спинку койки, скачет на одной ноге к паре костылей, стоящих в углу. И подхватив их, молча ковыляет из комнаты.

Хадсон не произносит ни слова. Как и все остальные.

Я ощущаю стеснение в груди при мысли о том выборе, который ему приходится делать, о том грузе ожиданий, который лежит на его плечах. Этот груз неподъемен. И он продолжает нести его. Всегда. Однако это вовсе не значит, что он должен нести его в одиночку.

Я обнимаю его, кладу голову ему на грудь, закрываю глаза и слушаю биение его сердца, пока его напряженные плечи не начинают расслабляться, пока его губы в легком поцелуе не касаются моих волос. И только тогда я выдыхаю. С ним все будет в порядке. С нами все будет в порядке.

Но, когда я открываю глаза, мой взгляд падает на наших друзей, и у меня пресекается дыхание.

Сожаление. Гнев. Осуждение. Я вижу все это на их лицах, и все это направлено на Хадсона и на меня.

И тут я понимаю, в чем заключается истинная победа Сайруса.

Мы разделены.

Иными словами, мы в полной жопе. Опять.

Все эти темные чувства ясно читаются на их лицах, когда весь Орден становится за спиной Джексона, который с вызовом смотрит на Хадсона. У меня обрывается сердце. Это начинает походить на ссору со стрельбой на Диком Западе, и мне совсем не хочется попасть под перекрестный огонь. Или увидеть, как под него попадет кто-то другой.

Поэтому я становлюсь между Джексоном и моей парой. Хадсон недовольно крякает, но не пытается меня остановить. Может, стоит попытаться объяснить его решения в схватке, защитить его? – думаю я, но в конце концов решаю, что сначала надо заняться Лукой. Совсем скоро он обратится в прах. Мысленно я обещаю себе, что мы еще поговорим о том, чего наши друзья ожидают от Хадсона в бою, но это случится не сегодня. У нас и без того хватает проблем.

– Послушай, Джексон, я все понимаю. – Я в примирительном жесте протягиваю руку к парню, который когда-то был для меня всем. – Это жесть, полная жесть. Но ты должен понимать, насколько рискованно приглашать сюда родителей Луки.

– Рискованно? – Он устремляет на меня изумленный взгляд и раскидывает руки точно так же, как это только что сделал Хадсон. Все-таки недаром в их жилах течет одна и та же кровь. – А какой ущерб они, по-твоему, могут нанести этому месту? На тот случай, если ты не заметила, здесь и так разруха.

– Не говоря уже о том, что, если им захочется напасть, им нет нужды ждать официального приглашения, – вставляет Байрон. – Ведь это здание совсем не укреплено.

– Да, но они не знают, что мы здесь, – замечает Иден и, выйдя вперед, становится рядом с Хадсоном. – Они вполне могут полагать, что пришли сюда, увидели этот разгром и куда-то сбежали. Кстати, возможно, именно это нам и стоит сделать.

– Известить родителей Луки могу я. – Мэриз садится на койке, и, хотя она все еще бледна, ее раны наконец-то начали заживать. – А вы все укроетесь в каком-нибудь более безопасном месте, подальше от кампуса.

– Мы не оставим тебя, Мэриз, – отчеканивает Мэйси, подходя к койке Мэриз с той стороны, на которой стоят члены Ордена. – Если мы уйдем, то только с тобой.

– Для этого у меня недостаточно сил, – не соглашается вампирша.

– Раз так, то мы никуда не уйдем, пока ты не окрепнешь, – отвечает Мэйси. – К тому же они оставили тебя здесь, считая, что ты мертва, так что очевидно: они знают, что ты на нашей стороне. Если они поймут, что ты жива, то ты станешь для них такой же мишенью, как и мы.

– Они не причинят мне вреда, – возражает Мэриз, но голос ее звучит неуверенно.

– Мы не оставим тебя, – повторяю я и, подойдя к холодильнику, приношу ей еще одну бутылку крови. Она берет ее, делает несколько больших глотков и ставит бутылку на прикроватную тумбочку.

– Родители Луки имеют право знать, – говорит Джексон, но с каждым словом агрессия понемногу уходит из его голоса. – Предатели они или нет, они имеют право похоронить своего ребенка. Во что бы ни вылилось их приглашение сюда, какие бы проблемы оно ни вызвало, мы справимся. Потому что, если мы откажем им в этом… – Он закрывает глаза и качает головой. – Если мы откажем им в этом…

– То мы ничем не лучше Сайруса, – заканчивает Хадсон, похоже, смирившись с неизбежным.

– Есть вещи, ради которых стоит идти на риск, – замечает Мекай. – Например, ради того, чтобы поступить по совести.

Иден прикусывает губу и, кажется, хочет поспорить, но в конце концов просто досадливо ерошит волосы рукой и кивает.

Джексон ждет, не выскажется ли кто-то еще, глядя на наших друзей по очереди. Но, к счастью, неохотное согласие Хадсона, похоже, убедило всех, и, когда никто ничего не говорит, Джексон поворачивается к Мэриз.

– Им позвоню я.

И, достав телефон, он переносится к двери и затем в коридор.

– А что теперь? – дрожащим голосом спрашивает Мэйси.

– Теперь нам остается только ждать, – отзывается Хадсон, глядя на дверь, за которой скрылся его брат. – И надеяться, что мы не совершаем огромную ошибку.

Двадцать минут спустя Флинт снова лежит на своей койке, и видно, что он очень слаб. Мэриз готовится к лечению его раны согласно тем указаниям, которые дал ей приглашенный специалист.