– Значит, вы хотите, чтобы мы туда полетели? – У Дауда округляются глаза, и он делает несколько шагов прочь от Флинта. – Но как? На твоей спине?

– Это совсем не страшно, – заверяет его Мэйси, когда Байрон подсаживает ее на спину Флинта. – Давай, – говорит она, протягивая Дауду руку. – Мы с Байроном поможем тебе забраться сюда.

Но на лице Дауда написан скептицизм.

– Сейчас это единственный вариант, так что просто сделай это, – обращается к нему Лайам. – Если только ты не умеешь ходить по воде.

Дауд мрачно смотрит на него, но все-таки позволяет Байрону подсадить себя. Мэйси хватает его за руку, подтягивает немного выше, и Дауд усаживается с благодарным видом. Но тут Флинт двигается, и человековолк испускает истошный крик. Он замолкает только тогда, когда Дауд в ужасе прикрывает рот рукой, пока все мы смеемся.

Дракон Флинта тоже фыркает от смеха, а затем – ведь это же Флинт – исполняет небольшой танец, чтобы Дауд не расслаблялся. Он наверняка надеется, что Дауд опять заорет, но, по-видимому, у того свело челюсть, потому что на сей раз человековолк не издает ни звука. Он только закрывает глаза и глубоко дышит. Помню, я делала то же самое, когда Флинт предложил мне полетать с ним в первый раз.

– А ты полетишь? – спрашивает меня Хадсон, держа мою руку и подходя к Иден, которая как раз завершает свое превращение в дракона.

– В яблочко, – отвечаю я с улыбкой. – Но ты не беспокойся. Если ты свалишься, я тебя подхвачу.

Я ожидаю, что он рассмеется, но его глаза совершенно серьезны, когда он говорит:

– А я тебя.

Он отворачивается прежде, чем я успеваю спросить его, что он имел в виду, и просит у Иден разрешения запрыгнуть на нее. Дракон кивает, и он легко вскакивает на ее спину. За ним следуют Рафаэль и Лайам, которые, судя по их виду, паникуют так же, как Дауд. Из всех членов Ордена только Байрон, похоже, чувствует себя комфортно на драконьей спине.

Я немного переживаю за них и досадую на идиотские неписаные правила Кэтмира, не приветствующие тесное общение между разными видами сверхъестественных существ. Хадсон, Джексон, Мэйси, Флинт, Иден, Мекай, Зевьер, Гвен, Лука – лучшее, что есть у меня в этом мире, даже лучше, чем открытие о том, что я горгулья. Я даже представить не могу, какой была бы моя жизнь, если бы мы следовали этим дурацким правилам и не общались с теми, кто на нас не похож.

Поскольку мне грустно об этом думать, я посылаю Хадсону воздушный поцелуй. Затем смотрю на Джексона, который планирует пустить в ход свой телекинез, и говорю:

– Тот, кто прибудет в Ирландию последним, спляшет танец маленьких утят.

– Значит, вот так, да? – спрашивает он.

– Да, вот так, – отвечаю я и превращаюсь в горгулью.

Как только у меня появляются крылья, я взмываю в воздух, предоставив Джексону, Иден и Флинту глотать поднятую мной пыль.

И на протяжении всего полета изо всех сил стараюсь не беспокоиться насчет приема, который ждет нашу разношерстную компанию, когда мы доберемся до Двора горгулий.

Несмотря на то, как начался этот полет, дальше он идет совсем не так, как бывает обычно. Нет никаких кувырков, никаких мертвых петель, никаких соревнований между Иден и Флинтом или между Джексоном и мной. Есть только спокойное созерцание, когда мы пролетаем над Европой, перелетаем через Ла-Манш и в конце концов оказываемся над Кельтским морем.

Мы приближаемся к далекому острову, и я ощущаю приближение Двора горгулий так же отчетливо, как биение собственного сердца. Между нами словно натянута нить, которую кто-то медленно сматывает, притягивая меня все ближе с каждым оборотом.

– Мы уже почти на месте, – кричу я остальным и начинаю снижаться.

Я планирую над Кельтским морем, глядя, как восход окрашивает воду в чудесный оранжевый цвет, когда солнце поднимается над горизонтом. Это напоминает мне о моих утренних пробежках по пляжам Сан-Диего. И я впервые думаю о том, что, быть может, мои родители сбежали в Калифорнию именно потому, что она тоже находится на побережье. Пусть это не Атлантический океан, а Тихий, но океан есть океан. Калифорния – приморский штат, а вода – неотъемлемая часть моей магической силы.

Я смотрю на друзей и вижу, что они начинают уставать. Флинт немного отстает от остальных, его крылья широко раскинуты, и он старается как можно меньше махать ими, планируя на воздушных течениях. Иден все еще машет крыльями, но взмахи становятся все медленнее. Даже Хадсон немного сутулится и, похоже, продолжает полет только усилием воли.

Далеко впереди видны утесы Корка. Несмотря на усталость, кровь в моих жилах начинает бурлить, и инстинкт заставляет меня лететь все быстрее, пока на горизонте наконец не показывается он.

Я вижу затейливую кованую ограду, окружающую Двор горгулий – тот каменный замок, который высится за ней.

Меня охватывает трепет, и я начинаю гадать, как они встретят меня и моих друзей. Будет ли Честейн следовать моим указаниям или же решит остаться верным Алистеру даже после того, как король горгулий совершенно однозначно передал эстафету мне? Примут ли меня остальные горгульи или станут игнорировать? И что я буду делать, если они решат не слушать меня? Как мне это исправить? И, что еще важнее, можно ли вообще это исправить?

В моей голове возникает множество вопросов, и они становятся все более трудными и пугающими по мере приближения к Двору горгулий. Но когда я оказываюсь прямо над ним, меня ждет сюрприз.

Я медленно приземляюсь, гадая, не ошиблась ли. Не было ли в той путеводной звезде, которая привела меня сюда, какого-то изъяна? Не привиделись ли мне те часы, которые я провела здесь вместе с Алистером?

Место, где я стою, нисколько не похоже на то, где я побывала вчера. Затейливая ограда выглядит такой же, но все остальное будто исчезло.

Внешний двор, по которому я прошла? Его нет.

Замок, где тренировались горгульи? От него не осталось ничего – только груды камней и обвивающие их вьюнки.

Сами горгульи? Они исчезли, будто их никогда тут не было.

Двор горгулий – мой Двор горгулий? Сон, который превратился в кошмар.

Как только Иден приземляется, Хадсон оказывается рядом со мной.

Поначалу он ничего не говорит, как и я сама. Вместо этого мы просто стоим, уставясь на руины. Двора, где я видела горгулий, больше нет. Как и огромных стен и широких круглых башен, высящихся до самых небес. Не осталось ничего, кроме множества обломков и несбывшихся надежд. Последние разбились о землю прямо у моих ног.

– Должен признаться, что эта эстетика не вызывает энтузиазма. – В словах звучит сарказм, но тон Хадсона мягок, как и его взгляд, когда он тихонько толкает меня плечом.

– Что, на твой вкус, это слишком напоминает конец света? – спрашиваю я, прислонясь к нему.

Он закатывает глаза.

– Скорее, это слишком напоминает мне, что стены – это старомодно.

– А мне по душе хорошая стена, – говорю я ему и улыбаюсь, хотя всего две минуты назад мне казалось, что я уже никогда не смогу улыбнуться.

– А я-то думал, что речь должна идти о четырех стенах. – Он прижимает мою спину к своей груди, крепко обнимает меня и кладет свой подбородок на мою макушку.

– Тебе всегда нравилось перегибать палку.

Ощущать его рядом здорово, очень здорово, даже несмотря на все эти разрушения. И потому я приваливаюсь к нему и пару секунд дышу. Просто дышу.

– Ты в порядке? – спрашивает он через несколько секунд.

– Только не тогда, когда ты спрашиваешь меня об этом таким тоном.

– Каким?

– Таким, будто ты ожидаешь, что я вот-вот сломаюсь. Или будто я уже сломлена. – Я отстраняюсь. – Двор горгулий не привиделся мне. Он был здесь. Прямо здесь.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – заверяет меня Хадсон, и видно, что он мне действительно верит.

Я поворачиваюсь к развалинам, больше похожим на груды обломков, гадая, не мог ли это сделать Сайрус. Мог ли он опередить меня и разрушить замок просто для того, чтобы нам не удалось обрести пристанище? Но тогда что же произошло с теми горгульями, которых я видела здесь вчера? Может, они погребены под этими камнями и ждут, когда я их разыщу?