В последний момент они успевают отскочить, и он приземляется в нескольких ярдах, у золотой ограды. На секунду у него делается огорошенный вид, затем на его лице мелькает выражение не то досады, не то смущения. Но он тут же вновь взлетает в воздух и приземляется, врезаясь в Алистера. Я ожидаю, что Алистер отскочит в сторону, но вместо этого он использует инерцию движения Честейна и отбрасывает его в другую сторону. На этот раз тот врезается в ограду, налетев на нее с такой силой, что в ней остается вмятина и из его легких вылетает весь воздух, а толпа горгулий начинает скандировать имя Алистера. Похоже, этот последний бросок сделал его победителем.

Кажется, Честейн хочет возразить, хочет встать и задать Алистеру жару, но, когда скандирование становится еще громче, Алистер раскланивается. Остальные горгульи бросаются к нему, и одна из них поднимает его руку, показывая тем самым, что он чемпион. Тем временем Честейн медленно поднимается с земли, отряхивается и ждет, когда толпа вокруг Алистера немного угомонится, после чего подходит, чтобы поздравить его. На его губах играет широкая улыбка, но в его глазах есть нечто такое, что я начинаю нервничать – и это еще до того, как он поворачивается ко мне, выгнув бровь, и говорит:

– Ну как, ты хочешь попробовать?

– Попробовать что? – недоуменно спрашиваю я.

К нам спешит еще одна горгулья, он держит в руках меч и щит.

– Вот. – Он протягивает их мне. – Попробуй и посмотри, подходят ли они тебе по размеру.

Все внутри меня восстает при мысли о том, что я должна взять эти щит и меч. Потому что, если я их возьму, это будет значить, что я планирую кого-то ранить – или даже убить. Или быть убитой.

– Я не… – Я не договариваю, пытаясь придумать, как объяснить мои колебания военачальнику, который наверняка видел много битв.

Честейн явно хочет услышать объяснение, он спрашивает:

– Что не?

– Я не… – Я замолкаю снова, по-прежнему не решив, что именно я хочу сказать. – Я не из таких королев.

– А из каких? – спрашивает Честейн. Его голос звучит спокойно, но видно, что он не в восторге от этого заявления. Более того, я могла бы поклясться, что на мгновение на его лице мелькнуло отвращение.

Однако это выражение тут же исчезает, как исчезают меч и щит, которые протягивал мне молодой парень-горгулья, а сам он уже спешит прочь.

А Честейн поворачивается и присоединяется к толпе горгулий, окружающих Алистера. Я терпеливо жду, когда их энтузиазм поутихнет, не зная, что мне говорить и что делать. Похоже, мне только и остается, что пребывать в роли стороннего наблюдателя.

Несколько минут Честейн выслушивает хаотичный поток добрых пожеланий, затем приказывает горгульям возобновить тренировку. И они, мужчины и женщины, достают из ножен мечи, берут щиты и вновь начинают практиковаться. Высокая девушка с косами бросается в бой и меньше чем через тридцать секунд опрокидывает своего противника на пятую точку.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, то вечером я не смогу даже ходить, не говоря уже о том, чтобы постоять вместо тебя в карауле, – предупреждает он, вставая на ноги.

– Не моя вина, что ты показываешь мне, что собираешься сделать, за целых три секунды до того, как делаешь это, – пожав плечами, отвечает она.

– Неправда! – возмущенно протестует он.

– Да ну? – Она снова поднимает свой меч. – Тогда почему я каждый раз валю тебя на землю?

Он что-то говорит, но я не слышу его слов, потому что Алистер вдруг громко говорит Честейну:

– Мы с тобой говорили не об этом!

Король горгулий подходит ко мне, он явно недоволен и даже немного расстроен.

– Пойдем, Грейс. Нам надо идти.

– Все в порядке? – спрашиваю я, идя вместе с ним по двору обратно к резным дверям.

– Все будет хорошо, когда… – Он обрывает речь и вздыхает. – Все хорошо.

– Ты уверен? – спрашиваю я, когда мы выходим за ворота замка, и я вижу море далеко внизу. Оно бушует, волны ударяются о скалы, и во мне просыпается тоска по дому, по Калифорнии, по пляжам, по моим родителям – тоска, которую я не разрешала себе испытывать уже очень давно. Эта тоска так остра, что у меня дрожат руки и ноет живот. Я стараюсь преодолеть боль… и смаргиваю откуда-то взявшиеся слезы. За последние несколько месяцев я узнала, что горе – это странная вещь. Ты никогда не знаешь, что накатит на тебя и насколько сильно ударит. Тебе ясно только, что это неизбежно произойдет.

– Ты уже слышишь их? – спрашивает Алистер.

Я недоумеваю.

– Слышу кого?

– Горгулий. Я надеялся, что, раз ты оказалась здесь, при Дворе горгулий, это, возможно, поможет тебе услышать их голоса.

– А, ты об этом. – Я подавляю свою печаль и прислушиваюсь, но не слышу ничего, кроме собственных мыслей. – Мне жаль, но нет, я их не слышу.

У него делается такой разочарованный вид, что я невольно чувствую себя виноватой, и это еще одна эмоция, которая сбивает меня с толку. Но прежде чем я успеваю придумать, каким образом мне следует извиняться за то, что он, видимо, считает моей слабостью, Алистер продолжает:

– Ничего, моя дорогая девочка. Я уверен, что ты во всем разберешься, когда встретишься со своей бабушкой. – Он берет меня за руку и заглядывает мне в глаза. – Нам надо приготовиться и многое сделать, а времени совсем мало. Ты должна позволить твоей бабушке помочь тебе. Сайрус не остановится ни перед чем, чтобы убить тебя, Грейс. Ты ключ ко всему. Пообещай мне, что навестишь ее.

Он отпускает мою руку прежде, чем я успеваю сказать ему, что понятия не имею, кто моя бабушка. И тут у меня возникает такое чувство, будто мы падаем. Хотя мои ноги ни на секунду не отрываются от земли.

И я снова оказываюсь в Кэтмире и держу в руке шахматную фигуру, а Алистер сидит напротив меня. Но король горгулий исчез, и его место занял очень растерянный Неубиваемый Зверь.

– Нет времени, – выдавливает он из себя, встав на ноги. – Должен найти пару.

Он бросается к выходу, распахивает дверь и улетает.

Я ошеломленно смотрю ему вслед. Такого я никак не ожидала. Ни того, что он улетит, ни всего того, что произошло раньше. Может, я просто все еще сплю. А может, все это было моей странной галлюцинацией. Во всяком случае, такое объяснение кажется более логичным, чем то, что с утра пораньше я каким-то образом перенесла Неубиваемого Зверя – нет, Алистера, бывшего короля горгулий – и себя саму ко Двору горгулий.

Но тут я опускаю взгляд и вижу на своей руке то самое золотое кольцо с изумрудом. Я уставляюсь на пустое кресло напротив меня, на шахматные фигуры, и у меня падает сердце. На свете есть другие существа, подобные мне, другие горгульи. Но сейчас я ощущаю себя точно так же, как когда мне сказали, что я последняя горгулья на земле – я чувствую себя одинокой.

Мне одиноко, однако у меня куча дел, и я поднимаю свой рюкзак с пола и иду обратно в комнату Хадсона. Если он проснулся после того, как я ушла, и не смог меня найти, то, вероятно, сейчас он психует. И, скорее всего, остальные психуют тоже.

И немудрено: если бы я – или кто-то из наших – вдруг исчез посреди всей этой катавасии, я бы перерыла здесь все. Мы переживаем опасные времена, и я чувствую себя виноватой, что вот так пропала, перенесшись ко Двору горгулий.

Решив успокоить Хадсона, который наверняка обыскивает сейчас Кэтмир, пытаясь найти меня, я достаю телефон, чтобы отправить ему сообщение, что со мной все в порядке… но тут обнаруживаю, что мы с Алистером отсутствовали всего пять минут. Это кажется мне странным, когда я вспоминаю, сколько всего мы видели при Дворе горгулий. Одна только схватка Алистера с Честейном длилась дольше пяти минут. Однако экран моего телефона говорит, что прошло восемь минут с тех пор, как я крадучись вышла из нашей с Мэйси комнаты.

Как странно.

Я снова смотрю на свой палец и вижу, как в свете стенных канделябров в форме драконов блестит гигантский изумруд.