— Ну что же вы таксразу? Может, и не серв, мало ли по дорогам ходит… этих… героев, ха-ха-ха! — он рассмеялся громко и заразительно, указал розовой ладонью на лавкувозле себя. — Тут староста и… ха-ха-ха!.. бравый Арата рассказали, какты помог отбиться от шайки разбойников. Если хоть часть из этого правда, то какой же ты серв, а?
Краем глаза я заметил, как Аратаскривился, ухватил кружку, заливая вином готовые сорваться слова. Мне монах тоже сразуне понравился. Весь какой-то слишком румяный, слишком громкий, слишком довольный… Все слишком. А учитывая, как на его присутствие реагировали остальные…
— Никак не могу ответить, брат Илион, говорят, на меня в лесу медведь напал, и все, что случилось до того, как отрезало. — Я по-простому пожал плечами. — Может, и серв, ведь не зря меня господин староста на конюшню отправил, у него опыт, глаз наметан…
Я увидел, как побледнел староста, как заиграл желваками Арата, и поспешил заткнуться. Кто бы ни был этот Илион, но язык стоит держать за зубами, пока не ясна расстановка сил. Монах слушал меня, улыбаясь и размеренно кивая, но словно интересуясь не словами, а тоном, мимикой, движениями.
— С господином старостой мы уже поговорили, не беспокойся. Я вообще много чего знаю. Например, что недалеко отсюда как раз в тот день, как тебя нашли, банда напала на сборщика налогов. Охрана сумела отбиться, грабители полегли все, кроме одного, которому удалось скрыться в лесу, но досталось ему хорошо, еле ноги унес. Ничего не припоминаешь, Петр?
Голос его становился все тише, в нем нарастала угроза, а от веселости не осталось и следа, он весь подался вперед, лицо стало хищным, а пальцы на краю стола сжались и стали похожи на когти большой хищной птицы.
— Я Петер, брат Илион… — автоматически поправил я. Он поперхнулся, выпрямился, моргая быстро-быстро, потом рассмеялся, возвращаясь к роли румяного добряка.
— Петр, Петер, какая разница? Ладно, пока свободен. Только далеко не уходи, тебе приказано явиться к епископу в Увлард, завтра утром отправитесь. — Он отвернулся, показывая, что я могу идти. Стражник подтолкнул меня к двери, когда монах вдруг повернулся и сказал со смехом: — Интересно, кто же придумал про медведя? Ведь никакого медведя… ха-ха-ха!.. не было!
На меня словно вылили ведро ледяной воды. Я вышел, ничего не видя и не замечая. Медведь был, это подтвердят тащившие меня из леса мужики. Значит, брат Илион будет и дальше развивать историю с неудачливыми грабителями. Зачем? А черт его знает. И не уверен, что хорошо, что я заинтересовал кого-то из власть имущих. Прибьют, и не успеешь ничего объяснить, особенно людям от религии.
На негнущихся ногах спустился по лестнице, пересек двор. Вечер только начинался, идти на конюшню не хотелось совершенно. Я бесцельно бродил по улицам, изредка замечая плохо скрывающихся стражников, что встретили меня у дома старосты. Брат Илион дал мне времени до завтрашнего утра. Что-то пытается узнать из моих перемещений? Надеется, что в подтверждение его подозрений кинусь в бега? Некуда мне бежать. Завтра отправлюсь в большой город, а значит, получу новые возможности. Есть шанс сгинуть в местном аналоге службы безопасности, но альтернатива — провести тут всю жизнь.
Остановившись на перекрестке и стараясь не замечать звенящую металломслежку, я вдохнул свежий вечерний воздух и решительно направился к дому Беаты.
***
Утром за мной пришли все те же двое стражников. В дверь тяжело постучали, я удержал готовую вскочить Беату, выбрался из-под шкур сам, натянул штаны. Они ввалились в единственную комнату, осмотрелись подозрительно, тот, что выглядел старше, понимающе усмехнулся, сказал:
— Собирайся быстрее, пора выдвигаться. Мы за воротами подождем.
Он изучающее уставился на лежащую на кровати Беату, та подтянула шкуру под самый подбородок, снова усмехнулся в усы. Гремя железом, латники вышли. Я вернулся к кровати, уселся, натягивая сапоги, почесал отросшую за прошедшие недели бороду. Беата следила за мной блестящими глазами, спросила негромко:
— Ты ведь вернешься, Петр?
— Я не… — привычно начал я, но замолчал, вздохнул тяжело. — Я постараюсь, Беата. Ты же знаешь, мне очень хотелось бы тут остаться, у вас очень хорошо, особенно с тобой, но я не могу ослушаться!
Врал я, видимо, достаточно складно. Или девушка очень хотела мне верить. Лицо ее вдруг осветилось надеждой, на щеках заалел румянец. Отпустив шкуру, она бросилась мне на шею, прижалась крупной горячей грудью, зашептала в ухо:
— Я тебя ждать буду, ты только возвращайся скорее, а я тебя буду ждать, никто мне не нужен, будем с тобой, ты только вернись быстрее!
Я осторожно выбрался из ее объятий, с тяжелым сердцем натянул рубаху. У самых дверей остановился, улыбнулся через силу и вышел.
Утро только началось, еще висела над горизонтом третья луна, авосток окрасился оранжевым. Птицы орали со всех сторон, в курятнике завозился петух, раздался отвратительный крик. Я умылся у бочки с водой, вышел в калитку. Латники ждали меня уже в седлах, третья лошадь стояла, безразлично глядя темным глазом. Я остановился, соображая, как забраться в седло. Нет, в теории это было не сложно, не раз при мне такое проделывали другие. Но вот самому… И ведь мог же догадаться, что такое непростое умение может пригодиться!
Я обошел лошадь, взялся за луку седла, постоял, собираясь с силами. Стражники следили за мной, уже откровенно смеясь. С тяжелым вздохом вставил ногу в стремя, полез наверх, проклиная планету и микроботов, сделавших тело пусть и замечательно прочным, но таким тяжелым. Оказавшись наверху, едва не свалился на другую сторону, кое-как выровнялся, вцепившись в луку, уселся. Воины уже рыдали от хохота, вытирали слезы, наконец, кое-как успокоились, старший сказал:
— Уселся, увалень? Поехали тогда, и без того уже время потеряли!
Кони двинулись по улице, стражники, ставшие теперь конвойными, держались в седлах уверенно, я же все время норовил соскользнуть, до боли сжимаялошадь коленями. Мы выехали за околицу, дорога бежала через поля прямо, скрываясь в лесу. Латники о чем-то негромко переговаривались, я вслушивался, стараясь узнать новое и важное для себя.
Увлард был небольшим городишкой, далеким от торговых путей и от того бедным. Но зато находился ближе всего. Мое появление не прошло незамеченным, но особого интереса не вызвало, епископ и барон потратили много дней, разбираясь, кому посылать людей для расследования и перекидываяэту обязанность на другого: мало, что ли, по дорогам ходит блаженных? Но потомслучилисьразбойники, и слухи о моих подвигах добрались до верхов. Изучив вопрос внимательнее, высокие чины сложили два и два и решили, что я имею самое непосредственное отношение к нападению на сборщика налогов.
Отлично. Я мысленно похвалил их за проделанную работу. Учитывая общую дикость и то, что я успел понять о мире, простым разговором тут ограничиваться не принято. Вполне вероятно, будут не только бить. С другой стороны, везут меня не в кандалах, и присматривают не особо старательно, не исключено, что это простая формальность. По крайней мере, очень хочется в это верить. Тогда после постараюсь закрепиться в городе, все лучше, чем на конюшне, и как бы дажеследующий шаг.
Я не сразу заметил, что один из конвоиров обращается ко мне. Вскинув голову, я вопросительно кивнул, потом опомнился и спросил:
— Вы ко мне обращаетесь, сэр?
Грубая лесть, ему до сэра, как мне до «Байонета», но сработало, тот довольно оскалился, повторил:
— Говорю, если расскажешь, где твоипрячут награбленное, так и быть, отпустим. Все полегли, тебе тоже дорога короткая, до виселицы, а нам, может, и пригодится еще. Так что давай, шкура все равно дороже стоит.
Ягляделв его хитрые глаза, рассмотрел в самой глубине холодные искорки. Провокация, да еще такая явная, рассчитанная на совсем уже простаков, но скорее всего действенная. От того и не заковали, и держались открыто, показывая, что все такие из себя простаки. Но простого в них не больше, чем во вчерашнем монахе. Может, я даже не особо ошибся, назвав старшего сэром.
