Можно было лететь к следующей цели, но ИИ рассудил, что под ударом может оказаться любая. Мы летели от звезды к звезде, но везде «Байонет» находил только смерть и разрушения. Весь сектор оказался захвачен. Можно было повернуть и, потратив сотню-другую лет, вернуться к Объединенным мирам, потомкам первых земных колонистов, союзникам, но корабль решил двигаться в другую сторону. И следующие девять с половиной веков летел к ничем не примечательной звезде, ярким пятном светящей теперь в прицеле камер обзора.

Из данных, полученных от ИИ, выходило, что здесь должен найтись населенный человеческий мир. Перед отправкой «Байонет» поймал слабое эхо радиопередачи. Логика корабля оказалась проста: если остальные миры захвачены или на грани уничтожения, нужно искать помощи там, куда враг не успел дотянуться. И не мне с ним спорить.

***

Вокруг центрального светила вращались двенадцать планет. В основном ледяные и газовые гиганты на периферии, но пять оказались каменными, а в зоне обитаемости их было сразу три. Мы пролетели крайнюю, не снижая скорости, вторая сейчас ползла по ту сторону звезды. Я проспал момент, когда «Байонет» вышел на орбиту той, которую он обозначил обитаемой. Самая обычная, зато сразу три спутника на синхронной орбите. Приливы здесь наверняка просто дикие.

Я обшаривал радиочастоты в поисках переговоров и любых других сигналов, радар просвечивал пространство в поисках спутников и орбитальной инфраструктуры, но планета молчала, а вокруг было пусто. Ни на что не надеясь, я послал сигнал к трем лунам этого мира, но если там и была рабочая автоматика, она предпочла промолчать. Файтер заходил с ночной стороны, и внизу я, как ни старался, не смог рассмотреть ни единого огонька.

На экране появились данные по планете. Земного типа, притяжение девяносто процентов от материнской, что для меня, привыкшего жить и работать в космосе при половине G,все равно многовато. В атмосфере чуть больше азота, кислорода на пару процентов меньше нормы, но для жизни в самый раз. Впереди появился голубой серпик, звезда высветила тончайший слой газовой оболочки, «Байонет» летел к дневной стороне.

Корабль шел в пятиста километрах над атмосферой, в объективах камер внизу проплывала поверхность планеты. Прошел не один час до того, как удалось картографировать ее, но времени у меня было в избытке. Заодно я уточнил данные по продолжительности суток, она была равна полутора земным. Ох и долгие тут ночи…

Восемь континентов, ледяные шапки на полюсах, темно-синие океаны. Оптика «Байонета» различила внизу признаки разумной жизни, но я только разочарованно сплюнул: города, городишки, деревни, хутора. Все — на примитивнейшем уровне. Грубые дома, из труб поднимается дым, на зеленеющих полях бродят стада, по дорогам ползут телеги, повозки, всадники, по одному и группами. Дикий мир.

Я продолжил наблюдения с робкой надеждой, что все не настолько плохо. Но чем дольше, тем отчетливее становилась мысль: все зря. Зря летел, потратив десять веков на сон, зря на что-то надеялся. «Байонет» совершил крупнейшую ошибку, отправившись сюда. Нужно было лететь к своим, погибнуть в безнадежном бою и, возможно, приблизить победу. Еще одного перелета не вынести. К тому же, теперь неизвестно, что ждет меня по возвращении.

Ни на что не надеясь, я направил корабль к лунам. Центральная, самая крупная, слабо отливающая рыжим, удаленная на триста тысяч километров, оказалась немного тяжелее земной. На ее покрытой кратерами поверхности, на дальней стороне, нашлись признаки, что когда-то давно цивилизация в системе была на высоком уровне. Лунная база, темная и заброшенная, шахты с нетронутыми ракетами внутрисистемного поражения, сеть антенн, давно разрушенных ударами микрометеоритов и солнечного ветра, что говорило о древности сооружений. Обнаружить их удалось только благодаря тому, что «Байонет» был обучен находить в первую очередь объекты боевого назначения. Без надежды на результат я попробовал связаться с базой, но ответа не получил.

Следом за основной я изучил малые луны. Пойманные притяжением, они располагались в четвертой и пятой точках Лагранжа в шестидесяти градусах впереди и позади по движению крупного спутника. С вероятностью, близкой к ста процентам, они были помещены там искусственно. Ледяные шары диаметрами тысяча пятьсот и тысяча двести километров, на каждом нашлись свои объекты. Это оказались крупные комплексы неясного назначения, разбросанные по всей поверхности и уходящие глубоко внутрь.

Не найдя здесь никакого отклика, я направил «Байонет» обратно к планете. Пусть и окончилось путешествие не так, как мне бы этого хотелось, но неожиданный результат — тоже результат. Нужно спуститься и вступить в контакт. Помочь они вряд ли сумеют, но хотя бы попытаюсь узнать, что же здесь произошло.

Можно было спуститься прямо в файтере. Думаю, это вышло бы более чем эффектно: струи огня, рев двигателей, разлетающаяся вокруг пыль и непривязанные вещи… Но от такого способа придется отказаться: «Байонет» приземляться умеет, но очень уж неохотно, оставляя выжженную землю и радиоактивное пятно. Не самый лучший способ начинать знакомство с местными.

Я навестил медотсек, получив от автомедика инъекцию нанофагов. Хорошая штука, если ты собираешься покинуть корабль надолго. Микроботы отстраивают мышцы и костную ткань с такой скоростью, что на адаптацию уходят считанные часы. К тому же отлично справляются с любой заразой, что тоже очень важно для человека, все время проводящего на борту и в последний раз болевшего примерно никогда.

В оружейной я надел тонкий разведочный комбинезон, генерирующий слабое индукционное поле. Для диких планет, лишенных собственного электричества, в самый раз. Открыв перед внутренним взором список снаряжения, я в последний раз сверился с каждым пунктом и повесил на пояс кобуру с бластером. Затем прихватил брошенный у люка десантный мешок с рационами и кое-каким барахлом на обмен и забрался в посадочный модуль.

Грохнуло, капсулу мягко качнуло, когда она покинула корабль и рухнула в атмосферу. «Байонет» начал подъем от планеты. Пока я там, внизу, на самом большом из северных континентов, буду наводить дипломатические мосты, файтер затаится на средней луне.

Модуль опускался неторопливо, без спешки и десантной лихости, но даже так становилось все труднее дышать от наваливающейся тяжести. Оставалось только ждать, микроботы в крови уже начали работу. Я почувствовал голод и как раз прикидывал, перекусить сейчас, или дождаться, пока меня не проводят к местному вождю, когда в капсулу что-то с силой ударило. Прочная обшивка осталась целой, но модуль свалился в штопор. Меня прижало к спинке кресла. Раздался оглушительный треск, пространство начало стремительно наполняться дымом, а следом пол ударил с такой силой, что я на мгновение потерял сознание.

Приходил в себя с трудом. Кости ныли, свистело в ушах. Я обнаружил себя висящим вниз головой в натянувшихся ремнях. С трудом перехватившись, подтянулся, нащупал клавишу аварийного освобождения. Потолок бросился навстречу, ударом воздух выбило из легких, обратно он возвращался неохотно, с хрипом. Вот оно, притяжение настоящей планеты. К боли в поврежденных ударом и торможением ребрах прибавилась новая.

Я лежал, не двигаясь, ощущая, как механизмы в кровотоке торопливо штопают, наращивают мышцы, добавляют прочности костям. Когда голод стал вовсе невыносимым, дотянулся до мешка и вытащил два рациона. «Привычно омерзительный вкус, зато всего с запасом», с гордостью сообщала надпись на упаковке. Стоит заметить, что как минимум первая часть фразы соответствует действительности полностью.

Пока был как бы занят делом, внимательно осмотрелся. Капсула лежала вверх посадочными дюзами. Огромная благодарность конструкторам, что заложили в нее тройной запас прочности: не развалиться на части — важнейшее, что может предоставить посадочный модуль. Меня даже не завалило оторвавшимися элементами управления и поврежденной обшивкой. Все десять кресел, расположенных вдоль стен, остались на местах. В неярком свете аварийного освещения темнели свисающие ленты привязных ремней.