Я тоже выхватил оружие, поглядывал на телегу, остро сожалея, что не стал надевать броню, рассчитывая спокойно добраться до города. Хома одним прыжком оказался в седле своей лошади, благоразумно привязанной к телеге, вдвоем с Гнаром они встали по обе стороны от Томаса. Подоспели стражники, мы встали в круг, готовясь отражать нападение. Я посмотрел вперед, туда, где в полуденном мареве скрывался далекий город, прикидывая пути отступления, но там тоже появились всадники, начали брать нас в кольцо.

Мне удалось насчитать по десятку разбойников с обеих сторон, не самое приятное соотношение. Подведя лошадь к телеге, я вытащил из горы металла щит, прикинул его вес на руке. Белая молния на голубом поле была основательно побита мечами и саблями, но с ним прибавилось уверенности.

Разбойники накатили, мы сшиблись в короткой злой схватке. Первых выбили из седел, на их месте тут же оказались новые, сверкала сталь, вокруг стоял страшный звон, крики. Я отбивался яростно, в груди разгоралось злое пламя, удары сыпались на щит с такой силой, что онемела рука. Чудесная сабля снесла уже двоих, когда упал дерущийся по правую руку от меня старший, из разрубленной выше кольчуги шеи била горячая кровь. Младший горестно вскрикнул, бросил коня вперед, вломился в разбойничьи ряды. На него со всех сторон посыпались удары, сбивая латные пластины, на миг появилось скрытое металлом солнце на черном поле. Я поспешил на помощь, но было поздно, он рухнул под копыта, затрещали кости.

Длинным ударом удалось срубить еще одного, другому краем щита разбить лицо, когда зашедший сбоку обрушил меч мне на голову. Сталь с грохотом прокатилась по щиту, врубилась в лошадиную шею. Я оказался на земле, разбойник поднял коня, собираясь стоптать меня копытами. Скинув изрубленный щит, я ухватил повод, потянул. Мы встретились взглядами, он дико заверещал, вскинувмеч, а через секунду моя сабля снесла ему голову.

Взлетев в опустевшее седло, я огляделся, ища противника, но оказалось, что этот был последним, и на конетеперь остался я один. Оставшиеся безымянными воины храма лежали там, где их настигла смерть. Погибая, младший сумел стащить на дорогу и задавить голыми руками разбойника, так они и застыли, растоптанные и покрытые пылью. Хома лежал в окружении шестерых врагов. В руке у него была зажата обломанная по самую гарду сабля, от доспеха остались одни лохмотья, но на лице застыла радостная улыбка.

Гнар нашелся у телеги, тяжело привалившись к колесу, держа на коленях голову Томаса. Он тяжело, с хрипами дышал, на бледном лице выступили капли холодного пота. Одного взгляда на молодого барона хватило, чтобы понять, что тотдавно и безнадежно мертв. Рубашка под доспехом пропитана кровью, полуоткрытые глаза невидяще уставились в пространство. Заметив меня, Гнар зашелся в кашле, выплюнул сгусток крови.

— Вот и все, а? Не думал, что все закончится так…

— Мне жаль. — Я опустился перед ним в пыль, коснулся плеча в погнутом доспехе. — Прости, что не сумел помочь.

— Ты сумел… — он снова закашлялся. — По крайней мере, мы выбили всю шайку, а?

— Да, я сумел, — ответил я сумрачно. Вколоченныеакадемиейумения и инстинкты снова вытащили меня там, где погибли опытные и закаленные воины. — Хочешь, чтобы я передал что-нибудь?

— Нет… Разве что это… — он вытащил из-под тела Томаса сумку, протянул мне. — Тут письмо от покойного барона Дарнарда, передай его… Пусть знают, что род прервался, пусть пришлют на его земли, пока не началась драка между соседями.

Я взял сумку, задержал руку на латной перчатке:

— Я мало знал тебя, Гнар, как и молодого барона, и Хому, но уверен, что мы стали бы добрыми товарищами.

Он уже не кашлял, просто тихо хрипел. Услышав мои слова, он усмехнулся, кивнул, соглашаясь. Последними его словами стало:

— Встретимся по ту сторону.

Спустя неделю на закате в небольшой торговый городок через центральные ворота въехал барон Томас Ромм собственной персоной. На крупном вороном коне, в легком доспехе такой тонкой работы, что уже стал украшением, а не защитой, он поглядывал по сторонам надменно и с плохо скрываемым любопытством. К седлу заводного коня были приторочены мешки с припасами и выщербленный щит с молнией на голубом фоне, одним видом показывающий, что его хозяин не увиливает от драки. Остановившись у постоялого двора, барон соскочил с коня, бросив повод подбежавшему мальчишке, распорядился:

— Коней накормить, мешки бросишь в комнату, понял?

Тот кивнул, торопливо унесся. Я поднялся на высокое крыльцо, дверь скрипнула петлями, выпуская густой запах жареного мяса и немытых тел. В этот час все столы были заняты. Кузнец с опаленной бородой, пестро одетые люди в углу, мужики, пришедшие поорать и подраться. Отдельно ото всех сидел крупный коренастый мужчина в добротной куртке, которая была ему явно мала. Растопырив локти, он обгрызал кабанью ногу, поглядывая по сторонам с недобрым весельем. Я протолкался к нему, уселся на лавку напротив, стальные наручи грохнули в столешницу. Мужчина поднял тяжелый взгляд из-под черных кустистых бровей, проревел:

— И какая это собака смеет тревожить благородного барона?!

— Насколько вижу, никаких собак тут нет, — ответил я миролюбиво. — Наверное, вам мерещится, слишком много выпили… что это, пиво?

— Пиво пусть пьют бродяги! Благородному барону не пристало лакать помои! Это вино!

— Уговорили, барон. — Я сделал знак пробегающему мимо половому. — Еще вина мне и моему другу. И вымой кружку!

Для убедительности я приподнял ножны, покачал, половой тут же исчез и почти тут же появился, неся поднос, на котором стояли два пузатых кувшина и кружка.

— Изволите отобедать?

Я с подозрением осматривал кружку — не просто ли он ее намочил? — отмахнулся:

— Тащи. А вы, барон… как вас там, уже закончили?

— Еще и не начинал! — барон швырнул кость за спину, довольно рыгнул: — Для всяких безродных бродяг мое имя Север Магатт, барон Семихолмский!

Ухватив кувшин за горло, он наклонил его над своей кружкой, полилось темное вино. Я наполнил свою, поднял:

— Благородного человека видно сразу! Меня зовут Томас Ромм, тоже в своем роде барон.

— Да? — он окинул цепким взглядом мои доспехи, крякнул, соглашаясь: — Ну, тогда за знакомство.

Мы сдвинули кружки, барон сразу припал к своей, по черной густой бороде полилось вино. Подоспел половой с подносом, на котором исходил паром поросенок, барон утерся рукавом, взялся за нож, примериваясь, откуда лучше начать.

— Приятно встретить благородного человека в такой дыре! — пробасил он, отхватив кусок и утаскивая к себе на тарелку. — Поверишь ли, торчу тут уже час, и даже поговорить не с кем! Не то, что… А ты здесь откуда?

Мне понравилось, как барон сразу и без расшаркиваний перешел на «ты». Я помолчал, расправляясь с поросенком со своей стороны стола, ответил:

— Ищу себя. Дядя помер, больше никого не осталось, так что мне светила долгая счастливая жизнь на своих землях, безвылазное счастье. Так что я бросил все на управляющего и решил посмотреть мир.

— Вот это дело! — проревел барон, соглашаясь. — Давай за это выпьем!

Мы снова сдвинули кружки. Вино было кислое и слишком разбавленное, барон явно набрался где-то еще.

— Послушай, вот ты тоже человек благородный… — он запнулся, посмотрел на меня с прищуром. — Да. Вот. Благородный, так ты мне скажи, с кем тут можно подраться? Одни… ик… рожи презренные! А я все жду, когда наконец… ик…

Он с силой постучал в грудь кулаком, прогоняя внезапную икоту, а я поспешил прервать, потому как ход его мыслей был ясен: барону хотелось подраться, но местные на провокации не поддавались. Не исключено, что его светлость шатался по тавернам не первый день, и его уже успели изучить.

— Но может тогда ходить куда-то еще? Где собираются достойные люди? Есть такие места?

— В этом вшивом городишке, где даже стража разбегается при виде благородного барона? В этой помойке? Конечно, есть. Только меня туда… — он запнулся снова, — я не хожу туда!