– Эден? С тобой все в порядке?

– Да, все хорошо. Голова болит.

– Самый лучший способ угомонить организм, это поесть, – замечает Николас.

– Думаешь?

– Знаю. И ты прекрасно это знаешь.

– Ну вот, я теперь тоже хочу есть, – кривится Рэй.

– Ты ел минут пятнадцать назад.

– У меня быстрый метаболизм.

– Через час приедут дядя с семьей, – на этот раз Ник обращается ко мне. – Так что самое время привести себя в порядок.

– Я тебя услышала.

– Надеюсь, тебе полегчает.

Улыбаюсь братьям, надеясь, что они уйдут быстрее. Сердце стучит так громко и быстро, что мне становится не по себе. Рэй и Ник покидают комнату, но дверь опять оставляют открытой. Неужели, так сложно закрыть ее?

Я ударяю по подушке и встаю, чтобы захлопнуть дверь, как слышу:

– … что-то не так.

– Согласен. Я думал, она…

– Ты видел ее глаза? – перебивает Ник.

– Как только бабушка увидит…

– Тихо, Рэй.

– Джексон не знает.

– Ты уверен?

– Иначе бы он не привез сюда Эден.

– Поговори с ним.

– А ты…

Но я не слышу больше ни слова. Непримечательный разговор. Вроде. Что с моими глазами? О чем не знает Джексон? И что, черт возьми, здесь вообще происходит?

"Лучше ты умрешь здесь, чем в вашем ужасном городе", – сказал Картер.

В любом случае, они ждали моей смерти. Или ждут до сих пор. Какие еще варианты могут быть? Все говорят такие странные вещи. Я слышу их с того самого дня как очнулась в больнице.

Я боюсь. Сердце неистово стучит в груди, ток бежит, распуская знакомые мурашки по коже и из груди вырываются рыдания. Воздуха не хватает. Я вдыхаю глубже, но легкие пусты.

Нет! Нет, пожалуйста. Я не хочу умирать. Я боюсь задохнуться. Боюсь, остаться навсегда в этой комнате. Сердце замирает и через мгновение пропускает громкий стук. А вместе с ним в грудь втыкается штырь, и я вскрикиваю. Зажмуриваюсь и вдыхаю, вдыхаю, вдыхаю.

Считаю и жду того самого момента, когда меня поднимут те крепкие руки и кинут об асфальт. Жду, пока кровь подо мной начнет согревать ободранную кожу, вновь и вновь заливая глаза.

Призрачная надежда, что кто-то услышит Холтер и зайдет в комнату тает быстро. Возможно, я этому даже рада. Никто из них не испортит мои последние мгновения тут.

Телефон пронзительно звенит где-то в коридоре. Слышны шаги. Холтер предательски пищит, но в комнату уже врывается отец.

– Да, я зашел к Эден, – громко говорит он. – Вы были правы. Спасибо, доктор.

Он бросает трубку, поднимает меня с пола и кладет на кровать. Сует мне таблетки в руку и отправляется за водой в ванну. Вскоре он передает мне стакан для полоскания и помогает приподняться.

– Эден, тебе стоило сразу сказать, что тебе плохо.

– Приступ начался внезапно, – хриплю я.

– Нам надо придумать тебе какой-то сигнал.

– Глупости.

Отец садится рядом, мягко убирая мокрые пряди с моего лица. В его глазах знакомая тревога.

– Значит, это все-таки не мнительность.

– Думаю, я просто перенервничала в тот день, – морщусь я. – Врачи решили проверить все ли в порядке с сердцем. Я их понимаю. Все-таки есть впечатлительные люди. Откуда знать, вдруг я все выдумываю.

– Уж ты то не выдумываешь, Эден, – серьезно говорит отец, всматриваясь в мое лицо. – И это меня пугает.

– Все будет хорошо.

Мы молчим. Сердце наконец успокаивается, и я облегченно выдыхаю. Отец гладит мои волосы. Более приятного момента я и вспомнить не могу. Потому поднимаюсь и обнимаю отца. И не сомневаюсь ни на миг – его мне бояться точно не стоит.

Портрет Чарльза Моргана висит в самом центре холла. На том месте, где чудесным образом встречаются две лестницы с нижнего зала. Портрет – единственная вещь в поместье, которую я вспомнила, еще будучи в больнице. Краски темных тонов, но разных оттенков сливались в острые черты лица моего предка. Этот надменный взгляд, прямая осанка и легкая ухмылка на губах выдавали в нем благородного англичанина – человека, который не остановится ни перед чем ради своей цели.

И, черт возьми, как же пугает его сходство с Николасом.

– Эден, – зовет Картер, но я не сразу оборачиваюсь. – Как ты?

– Все хорошо.

– Будь все хорошо, отец бы не стал звонить в Бостонскую клинику.

– Зачем?

– Думаю, похлопотать, чтобы тебя как следует обследовали, – пожимает плечами брат. – С сердцем шутки плохи.

С разбитым сердцем шутки плохи, Эден. А у тебя оно на грани.

Меня передергивает.

– Знаешь, порой это оказывается психологическим блоком. Он формируется от банального испуга.

– Хватит заумных фактов из медицины, – закатывает глаза Картер. – Ты так и не сказала, что в итоге произошло.

Мы с Джексоном не обговаривали детали! Всего лишь общие моменты. Откуда мне знать, что он рассказал отцу? И что будет, если версии событий разойдутся…

– Я чуть не попала под машину, – медленно начинаю я, внимательно наблюдая за братом. – Переходила дорогу, уже мигал зелёный и какой-то водитель спешил. Да, он просто не увидел меня, я не успела среагировать. В общем-то, я упала. Остался небольшой синяк, сотрясение и шок. Вся жизнь пролетела перед глазами.

Картер молча сверлит меня взглядом. Пальцы то сжимают, то разжимают кулаки, для пущей убедительности, я морщусь и тру виски.

– Непривычно видеть тебя такой ранимой, – тихо говорит Картер. – Только я видел тот синяк. И если ты считаешь его небольшим, то что, по-твоему, большой, а?

– Ладно, парочка больших синяков на животе, – глубоко вздыхаю я. – Но от этого люди не умирают.

– Эден! Картер! Спускайтесь. Эверетт с семьёй уже тут.

Голос Рэя спасает меня. Как бы ни был хорошо настроен ко мне Картер, его взгляд насторожен. Кто знает, куда завел бы наш разговор.

– Идём, – зову я Картера, спускаясь на пару ступенек вниз.

– Мне нужно будет ещё обсудить с тобой кое-что, – мое сердце пропускает стук. – Позже.

Я киваю. Черт бы побрал мою тревожность! Трясусь, словно кленовый лист, от каждого слова родного брата. Он мне не враг.

Никто в семье мне не враг. Если бы было иначе, я давно была бы мертва. Точка.

У входа в гостиную улавливаю запах еды и останавливаюсь, когда желудок издает протяжный вой. Картер нагоняет меня и кладет руку на плечо. Дрожь проносится по коже, словно очередной разряд от Холтера.

– При падении от удара машины, начинающей движение, остаются совершенно другие синяки, Эден, – шепчет Картер, а затем с легкостью направляет меня в гостиную, где нас встречает семья.

Я открываю рот чтобы возразить, но тут же его закрываю. Картер издевается надо мной! Естественно, я не могу показать насколько возмущена его поведением при всей семье, и брат пользуется этим сполна. Он улыбается дяде Эверетту, его жене и нашей кузине, садится за стол. Пытаюсь следовать его примеру как можно скорее, но взгляд Джексона так пронзителен, что мне становится еще больше не по себе. Я занимаю место рядом и киваю ему в знак того, что все в порядке.

– Мне показалось или у вас с Картером что-то произошло? – шепчет мне Джексон, пока нам приносят горячее.

– Он подозревает.

– Черт, Эден, прошло всего пару часов.

– Не паникуй. Я с ним поговорю.

– Вот это меня и пугает, – шипит Джексон и отворачивается от меня.

Наша кузина с интересом наблюдает за нами и мне приходится снова выдавить ей улыбку. В ответ на это, Рейчел – ух ты, я вспомнила ее имя – лишь ухмыляется, переводя взгляд на Рея, спорящего с отцом.

Я пихаю Джексона локтем и шепчу:

– Рейчел меня недолюбливает?

– Спроси у нее сама, – отмахивается брат, снова отворачиваясь от меня.

Круто. Я прям адаптируюсь на глазах, благодаря поддержке любимого брата! Как только горячее подано, разговоры стихают. Ловлю на себе высокомерный взгляд Эверетта и его жены, но лишь мило улыбаюсь им и пытаюсь поддерживать общую беседу.

Леди Памела Морган, наша дражайшая бабушка, заявляется на ужин к его окончанию. Эффектность – вот, что характеризует таких роковых женщин как она. Не сговариваясь, все встают из-за стола при ее появлении. Темные ткани платья увиваются за ней, словно призраки. Я бы не удивилась, увидев их в старинной атмосфере дома.