– Осторожнее! – кричал снизу человек из Альпийского клуба, – Вы убьете себя, если будете идти в таком темпе! Так в горы не поднимаются.

– Это мой личный способ! – воскликнул я и пошел дальше.

Через двадцать минут после того, как я добрался до вершины, мой спутник присоединился ко мне, пыхтя и вытирая красное лицо носовым платком.

– Черт побери! – воскликнул он, – Я никогда в жизни не поднимался в гору так быстро.

– Вам не нужно было так торопиться, – сказал я холодно.

– Я боялся, что с вами что-нибудь случится, – прохрипел он, – и хотел вас приостановить. Я никогда не видел, чтобы человек карабкался таким совершенно абсурдным способом.

– Я не понимаю, почему вы называете его абсурдным, – сказал я, улыбаясь с видом превосходства. – Я прибыл сюда в совершенно комфортном состоянии, не запыхавшийся и не утомленный.

Он ничего не ответил, но отошел на небольшое расстояние, обмахивая себя шляпой и рыча слова, которые я не улавливал. Через некоторое время я предложил спуститься.

– Вы должны быть гораздо осторожнее, когда будете спускаться, – сказал он. Спускаться по крутым местам гораздо опаснее, чем подниматься.

– Я всегда благоразумен, – ответил я и пошел вперед.

Спуск с горы показался мне гораздо более приятным, чем подъем. Это было очень волнующе. Я прыгал со скал и обрывов высотой в восемь и десять футов и касался земли так мягко, как будто спустился всего на два фута. Я бежал вниз по крутым тропам и, с помощью альпенштока, мгновенно останавливался. Я старался избегать опасных мест, но прыжки и разбеги я совершал так, как никто и никогда не совершал на этом склоне горы. Только однажды я услышал голос своего спутника.

– Вы сломаете себе шею! – кричал он.

– Не беспокойтесь! – ответил я и вскоре оставил его далеко наверху.

Когда я достиг подножия, я бы подождал его, но моя активность разогрела меня, а так как начинал дуть прохладный вечерний ветерок, я подумал, что лучше не останавливаться и не мерзнуть. Через полчаса после прибытия в отель я спустился на площадку, остывший, свежий, одетый к ужину, и как раз вовремя, чтобы встретить альпийца, когда он вошел, горячий, пыльный и ворчащий.

– Извините, что не дождался вас, – сказал я, но, не останавливаясь, чтобы выслушать мои извинения, он пробормотал что-то насчет проживания в месте, где никто не захочет оставаться, и прошел в дом.

Не было сомнений, что мой поступок успокоил мой гнев и пощекотал мое тщеславие.

– Теперь, – сказал я, рассказывая об этом жене, – я думаю, что он вряд ли скажет, что я не способен на такие вещи.

– Я не уверена, – ответила она, – что это было справедливо. Он не знал, что вам помогало.

– Это было достаточно честно, – сказал я. – Он может хорошо лазать благодаря унаследованной силе своего телосложения и тренировкам. Он не сказал мне, какие методы упражнений он использовал, чтобы наработать эти огромные мышцы на ногах. Я могу лазать благодаря упражнениям моего интеллекта. Мой метод – мое дело, а его метод – его дело. Все совершенно справедливо.

И все же она упорствовала:

– Он предполагал, что вы лазаете с помощью ног, а не с помощью головы.

А теперь, после этого длинного отступления, необходимого для того, чтобы объяснить, как пара средних лет с небольшими пешеходными способностями и с тяжелым рюкзаком и корзиной отправилась в нелегкий поход с восхождением, в общей сложности на четырнадцать миль, мы вернемся к себе, стоящим на небольшом обрыве и любующимся видом на закат. Когда небо начало немного тускнеть, мы повернулись от него и приготовились возвращаться в город.

– Где корзина? – спросил я.

– Я оставила ее здесь, – ответила жена. – Я открутила механизм, и она легла идеально ровно.

– А бутылки ты потом вытащила? – спросил я, увидев, что они лежат на траве.

– Да, думаю, что да. Мне пришлось вытащить вашу, чтобы добраться до своей.

– Тогда, – сказал я, оглядев травянистый участок, на котором мы стояли, – боюсь, что вы не до конца открутили регулятор, и когда вес бутылок был убран, корзина плавно поднялась в воздух.

– Возможно, это так, – сказала она с сожалением. – Корзина стояла позади меня, когда я пила вино.

– Я думаю, что именно это и произошло, – сказал я. – Посмотрите наверх! Клянусь, это наша корзина!

Я достал свой полевой бинокль и направил его на маленькое пятнышко высоко над нашими головами. Это была корзина, парящая высоко в воздухе. Я дал бинокль жене, чтобы она посмотрела, но она не захотела им воспользоваться.

– Что же мне делать? – воскликнула она. – Я не смогу дойти до дома без этой корзины. Это просто ужасно!

И она выглядела так, словно собиралась заплакать.

– Не расстраивайся, – сказал я, хот сам был очень встревожен. – Мы прекрасно доберемся до дома. Ты положишь руку мне на плечо, а я обниму тебя. Тогда ты сможешь выкрутить мой регулятор намного больше, и машинка будет поддерживать нас обоих. Таким образом, я уверен, что мы очень хорошо справимся с проблемой.

Мы выполнили этот план, и нам удалось идти дальше с умеренным комфортом. Конечно, когда рюкзак тянул меня вверх, а вес моей жены тянул меня вниз, ремни причиняли мне некоторую боль, чего раньше не было. Мы не спрыгнули легко через стену на дорогу, но, все еще держась друг за друга, неловко перелезли через нее. Дорога большей частью полого спускалась к городу, и мы с умеренной легкостью пробирались по ней. Но мы шли гораздо медленнее, чем раньше, и когда мы добрались до гостиницы, было уже совсем темно. Если бы не свет во дворе, нам было бы трудно ее найти. Перед входом, против света, стояла дорожная карета. Нужно было обойти ее, и моя жена пошла первой. Я попытался последовать за ней, но, как ни странно, под ногами ничего не было. Я энергично зашагал, но только вилял ногами в воздухе. К своему ужасу я обнаружил, что поднимаюсь в воздух! Вскоре я увидел, что нахожусь в пятнадцати футах от земли. Карета уехала, и в темноте меня не заметили. Конечно, я знал, что произошло. Регулятор в моем ранце был закручен с такой силой, чтобы поддерживать и меня, и мою жену, что, когда ее вес был снят, сила отрицательной гравитации была достаточной, чтобы поднять меня с земли. Но я с радостью обнаружил, что, поднявшись на указанную высоту, я не стал подниматься выше, а завис в воздухе, примерно на одном уровне со вторым ярусом окон гостиницы.

Теперь я стал пытаться дотянуться до регулятора в ранце, чтобы уменьшить силу отрицательной гравитации, но, как ни старался, не мог дотянуться до него рукой. Машина в ранце была расположена так, чтобы поддерживать меня в сбалансированном и удобном положении, и при этом было невозможно установить регулятор так, чтобы я мог до него дотянуться. Но в опытном образце такого рода это не считалось необходимым, так как моя жена всегда поворачивала винт за меня, пока не достигалась достаточная подъемная сила. Я намеревался, как я уже говорил, сконструировать жилет с отрицательной гравитацией, в котором регулятор должен быть спереди и полностью под контролем пользователя, но это было делом будущего.

Когда я обнаружил, что не могу повернуть регулятор, я начал сильно волноваться. Я болтался в воздухе, не имея возможности добраться до земли. Я не мог ожидать, что моя жена вернется на мои поиски, так как она, естественно, могла предположить, что я остановился, чтобы поговорить с кем-то. Я думал отвязать себя от рюкзака, но это не помогло бы, так как я мог сильно упасть и либо убить себя, либо сломать несколько костей. Я не осмелился позвать на помощь, потому что если бы кто-нибудь из простодушных жителей города обнаружил меня парящим в воздухе, он принял бы меня за демона и, возможно, выстрелил бы в меня. Дул умеренный ветерок, и он мягко относил меня по улице. Если бы он ударил меня о дерево, я бы схватился за него и попытался, так сказать, спуститься по нему, но деревьев здесь не было. То тут, то там тускло горел фонарь, но отражатели над ним бросали свой свет на тротуар, и ни один лучик не доходил до меня. По многим причинам я был рад, что ночь была такой темной, потому что, как бы мне ни хотелось спуститься, я хотел, чтобы никто не увидел меня в моем странном положении, которое любого, кроме меня и жены, было бы совершенно непонятным. Если бы я мог подняться на один уровень с крышами, я мог бы забраться на одну из них и, сорвав охапку черепицы, так нагрузить себя, что стать достаточно тяжелым для спуска. Но я не поднялся до карниза ни одного из домов. Если бы там был телеграфный столб или что-нибудь подобное, за что я мог бы ухватиться, я бы снял рюкзак и постарался бы спуститься как можно мягче. Но не было ничего, за что я мог бы уцепиться. Даже водостоки, если бы я мог дотянуться до фасадов домов, были вмурованы в стены. У открытого окна, вдоль которого меня медленно несло, я увидел двух маленьких мальчиков, укладывающихся спать при свете тусклой свечи. Я ужасно боялся, что они увидят меня и поднимут тревогу. Я подлетел так близко к окну, что выбросил одну ногу и с такой силой ударил о стену, что едва не вылетел на другую сторону улицы. Мне показалось, что я заметил испуганный взгляд на лице одного из мальчиков, но в этом я не уверен, и я не услышал никаких криков. Я так и плыл, болтаясь, по улице. Что можно было сделать? Звать ли на помощь? В этом случае, если бы меня не застрелили или не забили камнями, мое странное положение и секрет моего изобретения стали бы достоянием всего мира. Если я не сделаю этого, то должен буду либо упасть и быть убитым или искалеченным, либо висеть и умереть. Когда в течение ночи воздух становиться более разреженным, я мог бы подниматься все выше и выше, возможно, на высоту в одну-две сотни футов. Тогда людям было бы невозможно добраться до меня и спустить меня вниз, даже если бы они были убеждены, что я не демон. Тогда я точно умру, и когда птицы объедят все, что смогут, я навсегда останусь висеть над несчастным городом, болтающимся скелетом с рюкзаком на спине.